Дороги Нестора Махно

В этот же день Махно распорядился перевести отряд в с. Хортицу, что в 6-ти верстах южнее Кичкаса.

Пробыв пару дней в Хортице, отряд Махно занял ст. Канцеровку, откуда Махно разговаривал по телеграфу с военным и партийным командованием, в том числе и с Дыбенко.

Из ст. Канцеровки отряд отправился в направлении с. Томаковки.

Наши же части продолжали воевать под новым высоким командованием, но положение на фронте все ухудшалось.

17 июня в г. Харькове под председательством троцкиста Пятакова (члены: Буздалин и Рафаилов) заседал Чрезвычайный военный трибунал Донецкого бассейна. В числе приговоренных, и в 24 часа расстрелянных, были члены бывшего полевого штаба Повстанческой дивизии: Бурдыга, Коробко, Михалев-Павленко, Олейников, Добролюбов, Костин и Полунин [599]. Им инкриминировалось открытие фронта Деникину.

Весть о приговоре и казни наших штабных командиров и товарищей быстро облетела фронт и действовала на него самым разлагающим образом. Все пали духом, но не отступали.

В этот период идейные анархисты и представители Конфедерации анархистских организаций Украины «Набат», покинувшие махновщину, продолжали идеологическую борьбу. По старым каналам к нам продолжала поступать периодическая литература анархистов и мы проявляли к ней живой интерес.

Газета «Одесский Набат»писала:

«Правда о Махно.

С легкой руки большевистского батьки Троцкого в казенной большевистской печати начался гнусный поход против тов. Махно и повстанцев Гуляйпольского района. В этом бешеном урагане лжи, наветов и клеветы с одинаковым успехом соперничают и бутербродные писаки разных местных “Известий”и Всеукраинский опекун крестьян Раковский, и обер-жандарм большевистской власти, генерал над генералами Троцкий. Тут обвинение т. Махно и его товарищей в измене и предательстве, в открытии фронта Деникину, в стремлении к свержению Советской власти, низкие, подлые провокационные наветы нечистых людишек, сводящих партийные счеты с честным революционером, неподкупным борцом за освобождение трудящихся от гнета Капитала и Власти.

Тов. Махно — анархист, каторжанин, амнистированный революцией 1917 г., испытанный идейный работник. В своем родном округе районе Гуляй-Поле, т. Махно пользуется широкой популярностью и любовью крестьян и рабочих. Вместе с другими повстанцами, он беспрерывно находится на фронте, выдерживая удары то гетманщины, то петлюровщины, а затем разбойных деникинских банд. Пришедшие на Украину большевики, с Дыбенко во главе, познакомившись лично с т. Махно, уезжали от него очарованные. Большевистские газеты за февраль с. г., как украинские так и московские, изобилуют хвалебными отзывами того или иного высокопоставленного большевика, об обаятельной личности самого Махно и героизме его повстанческих отрядов, об образцовом порядке в его частях...

Троцкие и Раковские смеют говорить об открытии повстанцами фронта, когда измена и предательство исходит от них самих, их ставленников-назначенцев, командиров и комиссаров.

Кто в течение долгих месяцев выдерживал натиск белогвардейцев Дона, грудью отстаивал каждую пядь революционной территории? — т. Махно, и его храбрецы-молодцы повстанцы! Кто мешал развитию здорового повстанческого движения, в то же время переманивая к себе белогвардейских офицеров? Большевики и их прислужники. Кто держал громадный фронт против хорошо вооруженного врага, при отсутствии патронов и винтовок, чуть не с голыми руками сражаясь десятки против сотен, роты против целых неприятельских полков? Эти чудеса храбрости Гуляйпольских повстанцев были засвидетельствованы даже казенной печатью. Однако, кто не менее, чем деникинские офицеры и генералы, боялся вооружения повстанцев? Увы, наши собственные генералы от революции — Троцкие, Подвойские и вся их верная дворня, разные тайные и штатские не бесплатные советники...

Нет, очевидно, проклятое племя Сухомлиновых и Мясоедовых не перевелось еще на доверчивой Руси и благоденствуют и сейчас в нашей “социалистической”республике!

Зная, что их недолюбливают в центре, повстанцы поручили посетившему их в то время бывшему анархисту Рощину, пользующемуся особым покровительством большевистского правительства России и Украины, беспристрастно изложить положение перед властями, взывая к незамедлительной помощи вооружением. Рощину в Харьковских “сферах”что-то обещали, но выполнить не выполнили. Гуляйпольский фронт дрогнул. В двадцатых числах мая Махно слал в центр телеграмму за телеграммой, указывая, что дальше с присылкой оружия медлить нельзя ни минуты, — наконец обессиленный, он телеграфировал, что не может больше посылать людей на убой, и поэтому просит немедленно принять у него командование дивизией. Эти телеграммы были прочитаны наркомами Ворошиловым и Межлауком на пленуме Харьковского совдепа 30-го мая. Но вместо того, чтобы тут же принять срочные меры к спасению фронта, власти предпочли заняться теперь уже открытой травлей Махно и его товарищей: Махно, мол, испугался, повстанцы-де вообще не боеспособны и т. п. А там, на фронте, видя окончательное предательство власти, исполком Гуляйпольского военно-революционного совета, выделенного III-м районным съездом, решил на заседании 30 мая созвать экстренный IV съезд крестьянских, рабочих и повстанческих делегатов Гуляйпольского района на 15 июня...

2-го июня Троцкий разрешился статьей “Махновщина”, в которой этот проницательный мужчина рассуждает о желании Махно установить анархическую власть (???), и заканчивает: “с этим анархо-кулацким развратом пора покончить, кончить твердо, раз навсегда, так, чтобы никому больше повадно не было”. 4-го числа Троцкий издает грозный приказ за № 1824, в котором он строжайше запрещает Гуляйпольский съезд, который, по его мнению, должен вызвать “мятеж”в духе Григорьевского и открытие фронта белогвардейцам. Большевистские рептилии живо подхватили глас батьки Троцкого и началась вакханалия возмутительной лжи: смешивание Махно с Григорьевым, с лево-эсерами, с незалежниками, чтобы скрыть следы собственного предательства и преступления, центровики заявили, что Махно и повстанцы открыли фронт казакам... (неразборчиво. — А. Б.) того царского жандарма, который после кишиневского погрома говорил, что это евреи нарочно устроили кровавый погром на самих же себя.

Но если храбрецы-повстанцы не могут быть заподозренными в предании своих селений на разгром казакам, то очень много данных говорит за то, что наши великие государственные умы, чтобы сохранить авторитет своей власти, чтобы во что бы то ни стало покончить с очагом независимого революционного движения, решили пожертвовать повстанческой территорией.

В изуверском бреду иезуита-фанатика, Троцкий пишет, что “на Гуляйпольском съезде анархистов Махно призывал к восстанию против Советской власти”. Наглая беззастенчивая ложь и провокация. Ни в самом Гуляй-Поле, ни в районе Гуляй-Поля ни явного, ни тайного анархистского съезда никогда не было. Ни о каком объединении с какими бы то ни было партиями, ни о каком восстании против Советской власти Махно и его товарищей речи быть не могло. Вот что пишет Махно в “Путь к Свободе”№ 2 от 24 мая с. г.: “выступить ли против существующей власти в целях ее свержения и установления другой «лучшей», как говорят меньшевики, и левые % эсеры?

Нет и нет! Всякое свержение власти сейчас вызовет к жизни другую власть, не лучшую, а скорее худшую... Освобождение рабочих есть дело рук самих рабочих — этот лозунг означает не только то, что трудящиеся могут освободиться от капиталистического рабства лишь своими усилиями, но также и то, что новая жизнь трудящихся может быть построена только самими трудящимися и никем больше... Творчество свободной революционной жизни народа, это колоссальное дело, глубокое и беспредельное, как океан, и всякая власть, берущая на себя смелость творить эту жизнь и требующая себе подчинения народа, запутывается в непосильном для нее деле и, не желая сознаться в своем революционном банкротстве, становится тираном над народом...”.