Паскаль

У госпожи Сенто обсуждаются последние литературные и светские новости. На устах гостей мелькает имя молодого драматурга Пьера Корнеля, первые комедии которого снискали аплодисменты всего Парижа. После окончания иезуитского коллежа в Руане будущий автор знаменитых трагедий французского классицизма («Сида», «Горация», «Цинны», «Полиевкта») приступил к адвокатской практике. Но судейская служба была явно ему не по душе, и вскоре он совсем забросил это занятие. Корнеля неудержимо влекло к перу, а тут еще и счастливый случай представился: в 1628 году в Руане гастролировал Мондори с театром Маре, и двадцатидвухлетний автор, восхищенный игрой прославленного артиста, осмелился показать ему свой первый опыт — комедию «Мелита», в которой рассказывал о забавном событии из собственной жизни: друг познакомил его со своей возлюбленной, и та предпочла юного Корнеля прежнему воздыхателю. Мондори оценил пьесу, и в следующем году она была поставлена в Париже с большим успехом, несмотря на вычурные галантные диалоги, выражавшие истонченные чувства влюбленных.

За «Мелитой» последовали комедии «Вдова», «Галерея суда», «Королевская площадь», написанные в том же духе и имевшие такой же успех у парижского зрителя. Корнель входит в моду, и в хвалебных стихах предисловия к «Вдове» известный литератор Жорж Скюдери приглашает звезды удалиться, так как взошло солнце. В 1633 году Корнель представлен первому министру. Ришелье считал себя не только искушенным политическим стратегом, но и большим теоретиком и практиком театрального искусства. Он пытается и сам пописывать трагедии и приглашает Корнеля в качестве одного из соавторов. Как-то уживется талантливый драматург с кичливым театралом? Этот вопрос занимает умы литераторов, собирающихся у госпожи Сенто, равно как и другой, связанный с новой инициативой первого министра.

Приближенный к Ришелье аббат и поэт Буаробер однажды сообщил кардиналу, что каждую неделю группа писателей (Годо, Гомбо, Шаплен и др.) тайком собирается на квартире богатого буржуа и любителя изящной словесности Конрара и обсуждает лингвистические и литературные вопросы. При этом сообщении усы его высокопреосвященства стали щетиниться, брови хмуриться: он не любит никаких сборищ, где порою за благопристойной видимостью скрываются коварные замыслы. Буаробер пытается разубедить предвзято настроенного кардинала, а у того уже созревает свой план — создать на основе этой группы особое учреждение, строго подчиненное государству. Так в 1634 году возникает Французская Академия. Ришелье хорошо понимает роль идей в ориентации общественной и государственной жизни и стремится по мере возможности руководить образовательным процессом. «Хотя образованность, — пишет он, — совершенно необходима в любом государстве, она, несомненно, не должна сообщаться всем без разбора. Как тело, имеющее глаза на всех своих частях, было бы чудовищно, так и государство, если бы все подданные были учеными... Вот из какого соображения политики хотят, чтобы в упорядоченном государстве было больше мастеров механических профессий, чем мастеров либеральных профессий, насаждающих образование». Именно с целью направлять действия «мастеров либеральных профессий» и создается Академия, за работой которой неустанно следят ее попечитель канцлер Сегье и сам кардинал. Пытается кардинал подчинить государству и язык: академики должны составить единый словарь французского языка и затем тщательно наблюдать за его чистотой и правильностью. Он очень доволен и благодарит академиков всякий раз, когда те присылают ему решение какого-либо трудной; вопроса. Академики, в свою очередь, признательны Ришелье за благотворительность по отношению к музам и стараются не огорчать и быть послушными его воле. Один из современников, символизируя их отношения, помещает на титульном листе своей книги большое солнце, в центре которого изображен Ришелье, от солнца отходят сорок лучей, на конце которых написаны имена академиков; каждый из них получает особый луч по мере своих заслуг, а самый большой и прямой луч достается канцлеру Сегье.

В светском обществе оживленно обсуждаются эти взаимоотношения, а некоторые смелые остроумцы называют Академию, восхваляющую Ришелье, «Псафоновым птичником» (Псафон — мифический персонаж; желая, чтобы его признали богом, он завел большое количество птиц, которых научил говорить: «Псафон — бог»). Кардинал весьма чуток к лести, и во вступлении к одной книге, ему посвященной, он с недовольством вычеркивает адресованное ему слово «герой» и ставит «полубог», а вод своим портретом позволяет даже написать по-латыни; «Он дает движение вселенной».

Обсуждаются у госпожи Сенто и последние газетные новости. Первая французская газета появилась в Париже в год приезда Паскалей в столицу. Отдаленным прообразом этой газеты были сводки новостей и официальных сообщений, которые вывешивались в общественных местах античных и восточных городов. В XVI и XVII веках в европейских городах, особенно во французских, стали распространяться рукописные новости (nouvelles a la main), в которых сообщалось о событиях городской и придворной жизни, слухах, происшествиях и т. п. В Париже, например, образовывались целые артели «нувеллистов» (от французского слова nouvelle — новость), собиравшиеся в наиболее оживленных местах (па Королевской площади, возле Нового Моста и ярмарки, в кабачках и т. д.). Они обсуждали последние политические и военные события, скрытые от всех (а им известные) намерения тех или иных государственных деятелей, секреты их интимной жизни; узнавали и распространяли скандальные происшествия в различных сферах, накапливали и записывали анекдоты, пересуды и т. д. Эта страсть к новостям (зачастую пикантным и неожиданным), имевшая поначалу стихийный характер, вскоре стала принимать организованные формы. Некоторые «нувеллисты» превращались в профессиональных охотников за новостями и состояли, подобно кучеру или парикмахеру, в штате какого-нибудь значительного лица.

Но вот в Париже объявился некий Теофраст Ренодо и погубил, по словам одного современника, всех этих мастеров рукописных новостей. Отец французской журналистики Теофраст Ренодо был человеком предприимчивым и, так сказать, впередсмотрящим. Изучив медицину, он осел в Париже, где и получил звание королевского лекаря. Химия представлялась ему неоспоримым источником прогресса, и, несмотря на громкие запреты богословского факультета Сорбонны, он упорно вводил в медицину химические лекарства, распространяя их бесплатно среди бедных больных.