Глубокий рейд

- По волчьи будете выть! - шепчет Доватор. Он уже громит, рубит, уничтожает...

Снова встает из-за стола и ходит по комнате с карандашом в руке. Думает. Хмурит брови. Смотрит на часы, на нетронутую белоснежную постель, заботливо приготовленную хозяйкой дома. Но он не ложится на кровать. Часовой видит в окно, как полковник снимает со стены бурку и, закутавшись с головой, ложится на диван... К чему мять чистую постель, когда спать осталось совсем немного? Мягкая шерсть бурки приятно согревает, от нее исходит родной кавалерийский запах...

Доватору не спится.

"Что, если не прорву фронт, понесу напрасные потери?.. Немцы блокируют полки, будут бомбить, расстреливать артиллерией... Не хватит боеприпасов, не будет продовольствия. Болота, белорусские болота!.. Что будешь делать, полковник Доватор?"

Но сейчас же пришли другие мысли:

"В лес! Иди в лес! В родном лесу - ты хозяин! Не горячись, больше думай. На то ты и командир. Тебе Родина доверила кавалерийские полки!.. А вот о родителях не позаботился. Хоть бы телеграмму дал местным властям разве не помогли бы старикам? Попадут в руки немцев родители полковника, коммуниста - сразу не убьют..."

Телефонный зуммер. Стянул с головы бурку. Вот тебе раз! На столе горит лампа, а в комнате на голубых обоях играет свет прозрачного чудесного утра. Схватил телефонную трубку.

- Слушаю. Прибыли? Немедленно ко мне!

Из окна видно, как над озером Емлень гаснет последняя ночная звезда. У берегов волнуются, качаются камыши; из них выплывает одинокая утка-лысуха. В утреннем тумане ласково плещется озеро, покрытое мелкими гребешками волн. На западе клубятся серые тучи, и оттуда доносится глухой, свирепый гром...

ГЛАВА 6

Из разведки вернулся младший лейтенант Ремизов.

- Я имел задачу разведать районы Ордынки и Коленидова, - докладывает он. - Разрешите курнуть, товарищ полковник?

- Не разрешаю. Сначала доложите, а потом закурите!

Доватор исподлобья смотрит на круглое румяное лицо, на каракулевую кубанку. Он несколько озадачен вольным поведением разведчика.

Ремизов говорит оживленно, даже весело, будто строгий тон полковника, запретившего курить, не огорчил, а обрадовал его.

- В Коленидове до роты немцев, на окраине пулеметные точки - фронтом на север. Есть минометы - обстреливают Зикеево...

- Покажите точно на карте, где пулеметные точки.

Ремизов поправил съехавшую набок кубанку и ткнул пальцем в карту.

- Вот здесь одно пулеметное гнездо, тут - другое.

- Точнее показывайте.

- Вот тут, около черной точки.

- Значит, у отдельного сарая? Так и говорите.

В сенцах голосисто пропела дверь, кто-то вытирал ноги о половичок, звенел шпорами.

- Разрешите?

На пороге стоял незнакомый Доватору подполковник в кавалерийской казачьей форме мирного времени - синие бриджи с малиновыми лампасами, кубанка с таким же верхом. Полевые ремни ловко обтягивали китель.

- Подполковник Карпенков! Прибыл в ваше распоряжение из госпиталя.

- Если не ошибаюсь, Андрей Иванович Карпенков?

- Совершенно верно. Откуда вы меня знаете, товарищ полковник?

- Был о вас разговор в штабе армии, - уклончиво ответил Доватор, скрывая улыбку.

Доватору сразу понравилась ладная, крупная фигура молодого подполковника, его смелые глаза, поблескивающие с обаятельным лукавством.

"Вот с таким можно хорошо воевать!" - подумал Доватор.

- Порох нюхал? - спросил он, переходя на дружеское "ты". - Садись!

- Немного и неудачно. - Карпенков прошел по комнате, поскрипывая хромовыми сапогами, и сел на диван.

- Совсем вылечился? - заметив краешек марли, выглядывавший из рукава Карпенкова, спросил Доватор.

- Пустяки!.. Извините, я, кажется, вам помешал?

- Мы сейчас кончим... Значит, в Коленидове противник - до роты, с пулеметами, минометами. Так? - спросил Доватор Ремизова.

- Точно.

- В Ордынке что делается? Это самое главное...

- А в Ордынке никого нет. Я переправлялся...

- Никого? Любопытно! - Доватор задумался. Потом, взглянув на Карпенкова, поманил его пальцем и, показывая карандашом на карту, сказал: - Вам, как будущему начальнику штаба кавгруппы, необходимо знать, что для прохода мы должны использовать этот пункт.

- Товарищ полковник, разрешите быть свободным? - спросил Ремизов.

- Идите, хорошенько отдохните, - мягко ответил Доватор.

Ремизов, откозырнув, вышел.

- Слушайте, Андрей Иванович, внимательно и записывайте.

Карпепков вынул из планшетки блокнот.

- Заготовьте боевой приказ. Сегодня ночью Ордынку захватить. Смотрите на карту: в первую очередь надо овладеть вот этими выступами леса. Иначе отсюда противник может фланкировать переправу. В районе отметки 96,3 домик лесника - выставить боевое охранение. Лесные просеки непрерывно контролировать. Подтянуть туда пушки, если немцы полезут... Штабу армии напишите донесение: для ввода конницы в тыл противника есть свободный проход. Вот и все!.. - Взглянул на часы: - Потом приходите завтракать...

Через час Доватор и Карпенков сидели за столом. Весело шумел самовар. В бутылке слезливо поблескивала водка, на тарелках лежали консервы, ветчина, свежие огурцы. Карпенков с каким-то особым мастерством облупливал яйца и в два неторопливых закуса отправлял их в рот. Водку он пил, как молоко, - не морщился, не хмелел. Доватор пил мало. Разговор шел о рейде в тыл врага.

- Чувствуешь, какая нам предстоит операция? - говорил Доватор. - Мы ведь знаем, что такое клинок и что такое современная техника, и понимаем, как трудно будет драться, - может быть, и одними клинками. Мы не только должны быть храбры, но и хитры, предприимчивы, изворотливы и беспощадно злы! Жаль, нельзя взять с собой пушек...

- А мы пушки там должны добыть, - очищая от скорлупы неизвестно какое по счету яйцо, сказал Карпенков.

От выпитой рюмки водки лицо Доватора помолодело, а после бессонной ночи глаза его были задумчивыми и грустными. Хотелось рассказать Карпенкову, что старики его остались у немцев, но в то же время он боялся постороннего сочувствия. На начищенном самоваре горели солнечные лучи; из лесу доносилась протяжная кавалерийская песня. Она сливалась с тяжелым фырканьем танковых моторов и оглушительными, как выстрелы, выхлопами.

Карпенков рассказывал Доватору, как он был ранен в июльских боях и отправлен в госпиталь. Лечился недолго.

- Не вытерпел, - говорил он, - самовольно уехал... Напишу врачам, извинюсь - неудобно все-таки. Какое лечение! Сводку Информбюро прочитаешь - температура подымается! Вот вы хотите меня назначить руководить штабом, - неожиданно сказал он, - а я на этой должности был мало. Вдруг подведу?

- А ты не бойся! Хочешь дело делать - берись за него уверенно! Мне вот тоже и дивизией не приходилось командовать. А сейчас перед отъездом командарм сказал: "Действуй смело, но катушку разматывай с толком. Действуй так, как в трудную минуту действуют коммунисты". Вот я и действую... А подведешь или не подведешь - об этом не хочется говорить. Я тебе предоставляю полную свободу, не запутывай только себя сетью пустяков. Ищи основное, реальное, но не забывай и о мелочах. Главное в жизни решается людьми. Присматривайся к ним хорошенько, делай выводы: кто на что способен. Сделаешь правильные выводы - все будет в порядке, имеешь тогда право луну почистить конской щеткой, чтобы лучше светила. Не сумел - бери скребницу, иди на конюшню дневалить...

С улицы в окна ворвались голоса, конский топот.

- Гордиенков вернулся! - проговорил Доватор, взглянув в окно.

Пять разведчиков, в том числе и Торба, шагом проехали мимо штабной квартиры. Медленно отворилась дверь. Неловко подпрыгивая на левой ноге, опираясь на палку, вошел лейтенант Гордиенков. Правую ногу, в распоротой, побуревшей от крови штанине, он держал на весу. На его лихорадочно блестевшие глаза спадал темный чуб, лицо пожелтело, осунулось, губы кривились от боли, но он все же пытался улыбнуться. Следом за ним вошел капитан Наумов. Он уже узнал от разведчиков о ранении Алексея и отправил связного за врачом.