Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Дорогая Лидочка!

Когда я начинал читать Ваш Второй том, я думал: поблагодарю совсем коротко, напишу эзоповым языком — по почте. А чем дальше читал, тем глубже уходил в книгу, тем более понятным становилось: нет, эзоповым тут не обойдешься, почтой не воспользуешься, совсем коротко не выйдет [657].

Я только что захлопнул (не захлопнул, — бережно закрыл) черную крышку.

Читать было трудно — физически. И все-таки я отложил все и читал.

Вы знаете мое не самое горячее отношение к Вашей прозе. Вчера я перечитал обе повести: да, впечатление то же, что и 40 и 20 лет назад. Честь и слава мужеству и дарованию автора. Интересно. Волнует. Задевает. Трогает. И все-таки…

То же что с прозой Герцена!

Можно ли сравнивать, ставить рядом «Былое и Думы» и «Кто виноват?»?!

А ведь у меня еще задолго до «Ахматовой», еще когда я читал впервые «Туею», мелькнула мысль, что у Вас герценовский дар.

Я знаю, что далеко не все со мной согласны в оценке Ваших повестей, но не представляю себе мыслящего читателя, которого бы не потряс, не пленил, не оглушил, не привел бы в состояние восторга Ваш трехтомный подвиг.

Простите мне это громогласие, но — других слов сейчас не найду.

Жду книгу! — чтобы сразу же перечитать ее. Пользоваться увесистой машинописью, поминутно обращаться то к (интереснейшим и необходимейшим) примечаниям, то к такому же необходимому стихотворному комментарию было адски трудно. При этом ведь у меня, как у многих «автодидактов», нет умения читать сидя, а читать лежа с таким фолиантом в руках — не по моим глазам. И все-таки я не мог ни отложить этого чтения, ни даже держаться предписанной мне глазниками «диеты».

_____________________

Вот мои беглые заметки.

…Сколько людей! — и все живые, даже чуть обозначенные. И прежде всего — воистину монументальный образ самой Анны Андреевны.

Время. Люди. Обычная погода — дождь, снег, слякоть. И погода политическая.

Кинематографические наплывы. День сегодняшний. И день, выплывающий в памяти. 1913 год, 1917, 1937… Сороковые — роковые…

Ленинград. Москва. Царское. Переделкино. Комарово. И — Ташкент. И Новочеркасск. И — лагеря…

_____________________

И голоса! Живой ахматовский. Живой маршаковский. Живой Тусин. Живой пастернаковский… И другие, которых я сам не слышал, а сейчас вот, сию минуту, слышу.

_____________________

Есть ли такое, что меня огорчило, заставило задуматься, чего я не понял?

Да. На стр. 391 поразило меня, смутило, даже, пожалуй, напугало взятое Вами в скобки отступление.

«Один, два, много три человека»?!!

Неужели это написано не под влиянием минуты?! [658]

Нет, Анна Андреевна, конечно, не обмолвилась. Ни тогда, когда говорила Вам о лишенной высшего блага ю. л. о. [659], ни тогда, когда писала о милой гостье с дудочкой!

_____________________

Не столь серьезное огорчение, но все-таки огорчение. Еще одна «ошибка Вашей скорописи». Я уже писал Вам когда-то, что Вы ослышались, что не могли монахи при Вашем появлении в соборе шептать:

— Мирские, мирские пришли!..

Это, простите, клюква.

Появление мирян за церковной службой в монастыре событие обычное, каждодневное, совершенно будничное. Другое дело, если бы на богослужении появились северо-американские индейцы или, скажем, пигмеи. Но и тут благочиние не позволило бы монахам шептать что-нибудь вроде:

— Арапы! Арапы!

Если бы это место в Вашем дневнике прочла Анна Андреевна, думаю, что она объяснила бы Вам Вашу ошибку лучше, чем это пытаюсь — вторично — делать я.

«Врач сказала» — плохо. Согласен. Но намного ли лучше докторша, слово, которым Вы часто пользуетесь. Как ни ставь это слово, какими эпитетами ни снабжай, насмешливый, иронический, неуважительный оттенок не исчезает.

_____________________

А что это за слово вешальщица (женщина-палач, что ли?). Чем худо устоявшееся в языке слово «гардеробщица»?

_____________________

И уж совсем удивили Вы меня своим неожиданным: «в Дубултах». Простите, но тут звучит неуважение и к языку, и к народу. Латвийское название поселка: Dubulti. Я всегда считал, что отдыхаю в Дубулти. Не скажете же Вы, съездив в Нанси, что побывали в Нансях. Впрочем, этот языковой бессознательный шовинизм имеет давнюю историю (в Келомяках, в Териоках и т. п.).

_____________________

Сплошь и рядом радостно было убеждаться в совпадении наших вкусов. (Там, например, где о Заболоцком. О Чехове. О «Стране Муравии».)

Прекрасно Вы написали о «зрелом» Заболоцком: то ли слепок с мертвой руки, то ли пародия. Это было еще и в «Ночных беседах», в «Торжестве земледелия», раньше всего и больше всего мне полюбившихся. Ведь уже и там, напрягши слух, можно было услышать и Державина, и Тютчева, и — капитана Лебядкина.

Жду оказии, перечитываю рукопись, проглядываю свои заметки.

_____________________

Огорчило меня, что А. А., хоть и полушутя, назвала себя «хрущевкой».

XX съезд? Выпустил Леву? Но закрыл 10 000 храмов. А — кровь убиенных в Новочеркасске?!

_____________________

Очень хороши (а некоторые «великолепны») записи голосов эвакуированных детей. Но — место ли этим заметкам в предисловии к ЭТОЙ книге?

Что значит «церковь св. Преображения»? В Переделкине — патриарший храм Преображения Господня (престольный праздник — 6-го августа по-старому [660], 19-го по мирскому, гражданскому календарю).

Можно ли сказать: «сидела, опираясь об одеяло ладонями»? (так же как о скатерть, о простыню). О постель, вероятно.

Впрочем, пишу обо всех этих мелочах и думаю: зачем? Книга вышла, прекрасная книга! Ошибки не поправишь, с какой же стати заниматься буквоедством?

Спасибо Вам, Лидочка! И за то, что дали мне возможность познакомиться с этим томом. И за обещание книги. И — прежде всего — за то, что делали эти записи, сохранили их, донесли до наших дней и до будущих!

PS. Не зная Вашей книги, никогда бы не догадался, что «великан-кирасир» — это Александр III [661].

«Великан» и «кирасир» — тут скорее бы Александр I придет в голову. Но цари мне вообще почему-то в голову не приходили.

Читали ли Вы статью Д. С. Лихачева «Ахматова и Гоголь» в его книге «Литература — реальность — литература» (о связи «Поэмы» с «Невским проспектом». Так же и о многих других лит. ассоциациях — вплоть до «Подростка» Достоевского)?

Дорогой Алексей Иванович.

Спасибо за совет прочесть статью Лихачева «Ахматова и Гоголь». В самом деле, ведь 1-ая часть «Поэмы» — Петербургская повесть, и о «Шинели» она много думала, и о личности Гоголя, о которой говорила «и никогда не поймем». Я выписала книгу из Ленинской, но получу не сразу и прочитаю далеко не сразу — худо у меня со временем на чтение из-за дурацкого моего образа жизни.

О Герцене. Я уже лет 20 твержу всем (и уже всем надоело), что Герцен — это не «Кто виноват?» (посредственный роман), и не «Сорока-воровка» (плохая мелодрама), и не «Поврежденный», и не «Доктор Крупов», а — «Былое и Думы» и — не менее гениальные — статьи в «Колоколе» — «Концы и Начала», «Письма к старому товарищу», «Плач», «Убили», «1831–1863», «Письма к противнику», «Письма к путешественнику», «Письма к будущему другу» — да и просто многие письма, частные письма Герцена 50-х, 60-х и некоторые 40-х годов. (Невыносимы письма к невесте.) Статьи из «Колокола» тесно связаны с «Былым и Думами» и… с «Дневником писателя» Ф. М. Достоевского. Вообще «Колокол» — это ведь тоже своего рода «Дневник писателя». И вот тут его гений.