Дневники Фаулз

Однако Салли живет во мне; вернувшись в Эшридж, я увидел, что она не отошла в тень, а по-прежнему осталась тем же искушением. После моего отсутствия она держится странно, несколько неуверенно, но стрелы все так же ранят.

Э. выследил Текс (муж Бетти), которого она одно время любила; она целовалась с ним и крепко напилась. Он хочет, чтобы она жила с ним, — еще один мотылек, летящий на ее свет. Как ни странно, я не ощущаю никакой ревности — возможно, благодаря Салли.

Кажется, у меня назревают проблемы, а может, во мне говорит больная совесть. Салли предупредили, что она «ставит меня в неловкое положение». Начальство уже взирает на меня с подозрением. Адмирал, похоже, вообще боится вступать со мной в разговор — ситуация невыносимая как для него, так и для меня. Мне только что пришло в голову, что, возможно, не я тут причина, а его неспособность понять меня. Эти трудности возникают, когда носишь маску, она хороша только на сцене; принимаемая зрительным залом, она прирастает к лицу. Я тоже ношу маску — особенно в обществе адмирала, но часто, когда не разговариваю непосредственно с ним, я ее сбрасываю — даже в его присутствии.

Частично это связано с тем, что мои обязанности просто смехотворны — с такой работой справится посыльный. Никакой ответственности, преподавание и прочие нагрузки самые примитивные. Но безделье никому еще не шло на пользу. Начинаешь вести бездумную жизнь, становишься ленивым, разрушаешься.

22 февраля

Еще шаг по дороге в ад; еще один кусок штукатурки отвалился от фасада; еще один провал; я поддался искушению. Я еще не достиг дна, но все время падаю, падаю; иногда на пути я сбиваю камень, чтобы не забыть того, что лечу вниз. Я не люблю Салли так, как любил и люблю Э. Тут более животное чувство, желание ощущать твердые, упругие груди, целовать и ласкать ее. В некотором смысле покорить ее, так как она здесь одна из самых красивых девушек. Приключение в духе Казановы. Я уже знаю, что целуется она во много раз хуже Э. И скоро растолстеет. Правда, сейчас она великолепна, у нее лучшая фигура из всех остальных стройных и юных девушек, однако намек на будущую полноту уже присутствует. Ее сознание — пусть и южноафриканское, без наших клише и предрассудков — еще очень незрелое, суждения поверхностные. И ее бледное лицо без косметики — всего лишь пухленькая мордашка. Лучше всего глаза — темно-синие и очень живые.

Как-то сырым, пасмурным воскресным днем мы дошли до конца Голден-вэли [474], там сели и поцеловались в зарослях. Сегодня это повторилось на бадминтонном корте. Но военные действия продолжаются, за нами следят, все против нас.

Я виноват, очень виноват перед Э. Но Салли через шесть недель возвращается в Южную Африку. Теперь я верю в страдания, называю их опытом и получаю от них удовольствие. Между любовью и религией много общего; мир религии — слабое подобие мира секса. И если я когда-нибудь стану религиозным человеком, то, полагаю, это будет в результате сложной сексуальной сублимации. Сейчас я нечто вроде впавшего в грех католика: ведь я верю в любовь, la creation de la fidélité [475], как ни во что другое. И Э. для меня персонификация этой веры. Я грешу, и все же верю. Продолжаю любить Э. и в то же время развлекаюсь с Салли, и то, что между нами происходит, нельзя назвать только развлечением. Она, как и я, и все остальные, тоже носит маску, и снятие этой маски является одним из редких мгновений в жизни, искупающих однообразие изолированного существования. Прильнуть к другому человеку, нежно его поцеловать, увидеть, как он успокаивается, смягчается, стоит того, чтобы снести нападки общества.

Мне кажется, можно говорить с натяжкой о любви одновременно к двум женщинам. Однако сейчас я не испытываю терзаний и острой необходимости выбирать между ними. Конечно, я чувствую за собой вину, но чувство вины в этом возрасте — почти удовольствие и норма.

26 февраля

Две ночи в Лондоне с Э. В какой-то степени я боялся их, сомневаясь в своей способности лгать. Но я никак не мог предугадать, каков будет результат. Общение с Салли сильно повысило ценность Э.; никогда раньше я не замечал, насколько она зрелая, естественная и любящая. Почти идеальная женщина — теплая, цельная, сложная; по сравнению с ней двадцатилетняя Салли глупышка; уже через десять минут общения с Э. я не мог понять, как мог докатиться до того, что влюбился в Салли. Со временем все расскажу Э. Но до того времени, как Салли уедет в Южную Африку, мне придется играть роль двоеженца. Салли так обрадовалась моему возвращению в Эшридж и была при этом так красива, что любовное переключение на другой объект далось мне исключительно легко. Женщины настолько разные, как и мои чувства к ним, что я не ощущаю в этой ситуации никакого неудобства.

Может, это происходит потому, что я ищу женский архетип, и хотя нашел его в Э., все же сомневаюсь и хочу убедиться, что это действительно так. Возможно, я могу однажды потерять Э. из-за этой или подобной эскапады. Но она единственная женщина из всех, кого знаю, про которую я даже вообразить не могу, что теряю. В ней больше женского, чем во всех других женщинах; ее сексуальность, ее сердечность, ее красота того сорта, что не утрачивают свежесть. Что до Салли, то мне уже надоел ее плотно сжатый ротик, пухленькое тело и тихий голосок с неистребимым акцентом и тоном общественного защитника. Э. по сравнению с ней — сложившаяся личность; «индивидуализированная», если употреблять термин Юнга. Салли же — продукт воспитания и окружения.

Но и у Салли есть нечто, недоступное Э.: притягательность иностранки, молодость и свежесть. И еще простота и воспитание. В физическом смысле — великолепная грудь, кожа, миниатюрность. Но все это чепуха по сравнению с величием Э.

В настоящее время читаю много книг по психологии; в основном Юнга. Жизненно важное знание.

1 марта

Жизнь идет по нисходящей; много промахов, все попытки достичь совершенства проваливаются; пропасть между воображением и реальностью осознается все полнее. Сейчас в моей жизни много нереального. Словно стоишь на шатких камнях, они не дают прочной опоры. Жизнь в Эшридже — ужасная трата времени, долгий день в пустоте. Я все больше отмежевываюсь от института, испытываю даже потребность в ответственности, работе, что совсем для меня не характерно. У меня сейчас нет даже ощущения связи с Э. Я ее люблю не меньше, может, даже больше, но она отдаляется всякий раз, как я ее предаю. С моей стороны нет серьезного предательства, я уже с нетерпением жду отъезда Салли. А пока мы ходим гулять и обжимаемся в кустах, как деревенские любовники. Ее красота, нежность возбуждают, и этого достаточно, чтобы отвлечь меня от более серьезной работы. В каком-то смысле я воспринимаю женщин или, возможно, половую неразборчивость как своего рода болезнь, от которой следует излечиться, чтобы любить Э. как нужно. Я виноват, однако испытываю потребность быть виноватым, как и потребность в последующем искуплении. Я почти хочу, чтобы меня уличили в неблаговидном поведении и выгнали с позором. Тогда Эшридж останется в прошлом.

6 марта

Еще одна ночь в Лондоне с Э. Притворяться в этот раз было легче, но и наслаждение было не таким острым. Отвратительно, что приходится ее обманывать. Несколько раз она упрекала меня в том, что я с кем-то целуюсь (с Салли), — поразительная интуиция с ее стороны. Однако подозрение исчезло с пугающей быстротой, стоило его высмеять, — в моем неискреннем отрицании поддразнивание прозвучало очень правдоподобно. Обманывать нетрудно, даже если люди так близки, как мы с Э. Невозможно лицемерить в любви друг к другу, а неискренность в прочих вещах трудно распознать. В Э. столько свободы, нежности, приветливости, она готова к пониманию другого человека и открыта сама. Интуитивно чувствует правду, здесь она гений. Это есть и в Салли, но в гораздо меньшей степени. Хотя в институте она кажется поборником истины, так ей ненавистно притворное лицемерие Эшриджа. Как и я, она все здесь порицает, резко критикует. Наш цинизм недорого стоит, но у нас по крайней мере есть прозрения, чувство истины, искренность — редкие качества в окружающем нас лицемерии. В ослабленном виде в ней есть то, чем сильна Э., — цельность, искренность, неприятие показухи.