Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

«Если эта война будет проиграна, – сказал он Шпееру, – народ тоже погибнет. Нет необходимости заботиться о вещах, которые потребуются для выживания немецкого народа. Напротив, нам лучше уничтожить и это. Нация показала свою слабость, и будущее всецело принадлежит сильнейшей нации с востока [он имел в виду СССР]. В любом случае, после битвы останутся лишь отбросы, ведь все лучшие уже убиты»⁷². Не мессия предал свой избранный народ, это народ подвел и предал его, все до единого.

Гитлер был убежден, что человечество способно трансформироваться в высший вид. «Человек претерпевает огромные изменения. В ходе тысячелетий воистину совершался процесс трансформации», – передает Раушнинг слова Гитлера и добавляет: «Гитлер был не просто политиком, но чем-то гораздо большим. Он был пророком нового человечества».

Более того, благодаря Раушнингу до нас дошло и следующее любопытное высказывание Гитлера: «Творение еще не закончено, во всяком случае в том, что касается человека. С биологической точки зрения, человечество находится на распутье. Уже можно различить черты нового типа человеческих существ… По этой причине старый человеческий вид, известный нам, неумолимо деградирует… Вся сила творения будет сконцентрирована на новом виде человека. Оба вида быстро отделятся друг от друга и будут развиваться в противоположных направлениях. Один опустится на уровень ниже человеческого, второй возвысится над современным человечеством. Второго можно назвать “человеко-богом”, а первого – “животным массы”… Да, человек – это то, что должно быть преодолено. Ницше уже знал кое-что об этом… Проще говоря, человек становится Богом – смысл именно в этом. Человек становится богом…» И именно здесь он произнес слова, которые так часто цитируют: «Те, кто считают национал-социализм политическим движением, ничего в нем не понимают. Это больше чем религия: это воля к созданию нового человечества»⁷³.

Мы помним, что в конце девятнадцатого – начале двадцатого веков идея «нового человека» выдвигалась мыслителями самых разных направлений. Это было вызвано не только неудовлетворенностью современным состоянием человека и тоской по прошлому; человеческое существо теперь тоже стали считать переходным, которого несут вперед волны общих перемен. Человек преобразует себя или будет преобразован природой или провидением в высшее существо. У марксизма была теория экономического процесса, который приведет к созданию этого нового существа. Из сверхчеловека Ницше давно уже сделали клише. У Фрейда был идеал существа, сознающего свои скрытые глубины, социально адаптированного и преобразованного. Юнг предложил техники для отождествления с архетипическим божеством внутри, а Лист и Май предвидели, что вновь появится Edelmensch («человек благородный»). Георге проповедовал развитие более тонких человеческих способностей, что приведет к созданию некоего сплава сверхпоэта и греческого бога. Поэтому неудивительно, что мы встречаемся с «новым человеком» даже в дневнике Геббельса. «Хайль и Зиг новому человеку!.. Мы должны спуститься в глубочайшие бездны, чтобы создать нового человека… Я ищу новое Царство и нового человека…»⁷⁴

Эрнсту Юнгеру тоже виделся новый человек – в одной из своих книг о Первой мировой он писал: «Дух битвы, более жестокой, безжалостной и дикой, чем все битвы прошлого, с использованием современных материалов, в траншеях, произвел человека, какого еще не видел мир… Это новые завоеватели, стальные натуры, приспособленные к битве в самых отвратительных ее формах… Когда я смотрю на них, во мне рождается озарение: это новый человек»⁷⁵. Юнгера уважали, и его книги были очень популярны. В особенности были знамениты его военные мемуары In Stahlgewittern («В стальной буре»). Эта книга стала библией Добровольческого корпуса, ее читали и те, кого самого потрепало в этих бурях, и те, кто сожалел, что был слишком молод для этого.

Когда Гитлер восклицает, что новый человек существует, он описывает его, пользуясь характеристиками, употребляемыми Юнгером для Frontschweine (буквально: «фронтовых свиней» – так немцы в просторечии называли окопных солдат, фронтовиков). «Новый человек живет среди нас. Он здесь! – триумфально прокричал Гитлер. – Теперь вы довольны? Скажу вам по секрету: я видел нового человека, бесстрашного и ужасающего. Я перепугался!» Остается загадкой, кем этот сверхчеловек, «живущий среди нас», мог бы быть. Всего вероятнее, это был сам Гитлер, отраженный в зеркале, ибо «среди нас» не было места ни для кого, кто посмел бы превзойти фюрера. Джон Толанд пишет: «Со временем он стал смотреть на себя как на избранника судьбы, человека, превосходящего всех других людей, чей гений и сила воли способны победить врага. Загипнотизированный своими политическими и военными победами, он сказал одному нацистскому бонзе, что он – первый и единственный человек, поднявшийся до “сверхчеловеческого состояния”. Его природа была “скорее божественной, чем человеческой”, и потому, будучи первым представителем новой сверхчеловеческой расы, он “не связан никакими условностями человеческой морали” и “стоит выше закона”»⁷⁶.

Свобода от всех моральных ограничений была неотъемлемой частью евангелия Гитлера, которое он принес арийцам. «Мы освободимся от всех научных и гуманитарных предрассудков. Поэтому в школах для юнкеров, которые я организую и где будут воспитываться все будущие члены нашей расы господ, я буду распространять евангелие свободного человека – человека, ставшего господином над жизнью и смертью, над страхом и предрассудками, который научился владеть своим телом, мускулами и нервами… и который, между тем, стоит над искушениями ума и так называемой независимой науки»⁷⁷.

Новый человек Гитлера должен жить в гармонии и согласии со своими инстинктами; он будет естественным, «непосредственным» существом. «Нужно опасаться своего ума и совести и доверять инстинктам. Мы должны вновь обрести наивность… Провидение предназначило мне стать величайшим освободителем человечества»⁷⁸. Мы уже видели, от чего он хотел освободить его: от господства ума, от мук его собственной совести и морального чувства, от необходимости индивидуальной свободы и личной независимости. Все указывает на то, что сверхчеловек Гитлера был полностью запрограммированным варваром, интегрированным в варварский Народ, считающий себя господином и хозяином всех других народов.

«Мой великий эксперимент в образовании я начну с молодежи, – говорил Гитлер. – Мы, старики, уже истрепались. Да, мы стары. Мы заражены до самой сердцевины. В нас больше нет безошибочных инстинктов. Мы трусливы, мы сентиментальны. В своей крови мы несем груз прошлого, полного унижений, глухую память рабства и пресмыкательства. Но моя славная молодежь – разве найдутся во всем мире юноши красивее этих? Только посмотри на этих молодых мужчин и мальчишек! Что за материал! С ними я смогу построить новый мир!»⁷⁹

«Мои педагогические принципы суровы, – продолжал Гитлер. – Слабые составляющие должны быть выбиты молотом. В моих Ordensburgen вырастет молодежь, от которой содрогнется мир. Мне нужны неистовые, властные, бесстрашные, безжалостные юноши… Они должны уметь переносить боль. У них не должно быть ничего слабого или мягкого. В сверкании их глаз вновь видны свободные, великолепные хищники. Мне нужна сильная и красивая молодежь. Для этого я использую все виды физических упражнений. Молодежь должна быть атлетичной – это первое и главное. Этим путем мне удастся свести на нет эффект тысячелетнего приручения человека, и я получу чистый, благородный природный материал. Так я смогу создать нечто новое.

Интеллектуального образования быть не должно. Знанием я испорчу молодежь. Я бы предпочел, чтобы они учили лишь то, что само собой узнается в игре. Но они должны выучиться господству над собой. Чтобы преодолеть страх смерти, они должны будут пройти через самые суровые испытания. Это стадия героической молодежи. Из этого разовьется стадия свободного, творческого человека, который стоит в центре мира и задает ему правила, человека-бога. В моих Ordensburgen будет культовый пример гармоничного, владеющего собой богочеловека, и он подготовит молодежь к новой стадии – мужской зрелости». «Но здесь Гитлер остановился, – пишет Раушнинг, – так как не мог объяснять это подробно. Там были и дальнейшие стадии, о которых ему – даже ему – не позволено было говорить. Более того, он полагал, что передаст это – свою тайну, когда его уже не будет в живых. Что-то крайне важное должно было случиться тогда, некое потрясающее откровение. Чтобы завершить свою миссию, ему нужно было умереть жертвенной смертью»⁸⁰.