Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?

Облсовет предлагает всем Советским организациям, партийным, железнодорожным властям принять меры к аресту Яковлева и к возвращению поезда в Екатеринбург. В случае вооруженного сопротивления не следует останавливаться перед расстрелом Яковлева и пассажиров поезда». Эта телеграмма сделала свое дело. Омичи встретили Яковлева, расставив пулеметы… цепи красногвардейцев и закрыв железнодорожные пути. Яковлев, очевидно узнав о телеграмме, приехал в Омск на паровозе, оставив поезд на одном из разъездов. Тут его встретил представитель Зап. — Сиб. Совета т. Косырев, с которым мы к тому же успели уже переговорить по проводy и предупредить его. Яковлев оказался хорошим знакомым Косырева (они оба были в Каприйской школе.). Дело, кажется, было улажено тем, что решено было весь этот вопрос с путешествиями поезда передать на разрешение Я.М.Свердлову. Яковлев имел по этому поводу разговор с Кремлем из Омска. После него говорили с Кремлем мы. У аппарата были: я, Голощекин, Сафаров, Толмачев, Хотимский и Дидковский. Сначала с ними говорил один Я.М.Свердлов, потом подошел к аппарату и т. Ленин. Мы выразили возмущение поступком Яковлева, характеризуя его как авантюру и прямое нарушение известных нам распоряжений ЦК о переводе Николая в Екатеринбург. Я.М.Свердлов сказал, что по сообщению Яковлева мы намерены «ликвидировать» Николая, что ЦИК этого допустить не может и что Николай может быть возвращен в Ек-рг только при условии гарантии с нашей стороны за его целость. Мы такие гарантии дали, и Я.М. заявил что Яковлев вернется в Екатеринбург. Дня через два Яковлев с поездом был в Екатеринбурге. Поезд остановился в 2–3 верстах от города на ст. «Екатеринбург — товарная». Принимать Николая выехали: я, Дидковский, Голощекин и Авдеев. В вагоне Яковлева я выдал ему расписку, текст которой приводился неоднократно белогвардейскими газетами. Ее также подписал и Б.В. Дидковский. Помню, что когда я перечислял принятых лиц, то сделал ошибку: вместо «б. великая княжна», написал «б. великая княгиня», хотел исправить, но Дидковский остановил, сказав «пусть так и останется».

Для сдачи арестантов Я. выстроил свою команду цепью около поезда, приказал вывести из вагонов Н. А. и М. и, передавая их мне, назвал каждого. Затем мы их всех троих усадили в закрытый автомобиль, в который рядом с шофером сел Дидковский. Мы с Авдеевым сели во второй автомобиль, дали знак ехать, закрытый пошел первым, наш автомобиль вторым, и при полном ходе машин, без всякого конвоя через весь город мы доставили бывш. «царственных» особ в ипатьевский особняк. Чтобы отбить их, достаточно было устроить нападение 4–5 человекам; вооружены мы были: Дидковский — наганом, Авдеев — маузером, я — браунингом. Голощекин приготовил для конвоирования грузовик с солдатами (красногвардейцами) — но он почему-то остался на станции около поезда. Никогда Николай II, вероятно, так плохо не конвоировался.

И приготовления, и встреча, и условия содержания на первых порах «гостей» носили на себе печать той малоорганизованности и большой спутанности, которыми отличалось то время. Прежде всего у нас не было такой охраны для арестантов, которая по своей надежности вполне соответствовала бы важности узников. Наиболее надежные воинские (только что сформированные) части Красной Армии были в походе против Дутова, туда же были отправлены и все красногвардейские отряды. Поэтому на первых порах караул пришлось наряжать из частей гарнизона, и нельзя сказать, чтобы он был удовлетворительным. Когда мы привезли Николая, Алису и Марию из вагона, в карауле стояли какие-то прапорщики, взятые по мобилизации, которых пришлось через несколько часов сменить.

Через некоторое время вернувшийся с дутовского фронта Мрачковский сформировал из рабочих Сысертского завода специальный отряд для охраны «Дома особого назначения», как назывался особняк Ипатьева.

После «сдачи» арестантов у нас произошло объяснение с Яковлевым. Он высказал свое возмущение (!) теми мерами, которые мы приняли для возвращения его поезда в Екатеринбург, и тем, что мы осмелились заподозрить его революционную добропорядочность, все ссылался на то что он старый революционер и что он действовал как солдат, исполняя приказания свыше. Расстались мы полуврагами полудрузьями. Оставшихся членов Царской семьи и многочисленной челяди из Тобольска в Екатеринбург перевозили под руководством т. Хохрякова, уехавшего в Тобольск вскоре после отъезда туда Заславского; Хохряков оставался там в промежуток между отъездом Яковлева с царем до вывоза остальных комендантом губернаторского дома. После начала навигации, с первым пароходом оставил в Тюмень, а затем поездом оставшихся: княжон Ольгу, Татьяну, Анастасию и наследника Алексея, доктора Боткина и прислугу. Вместе с этими прибыли в большом числе придворные, находившиеся с царем в Тобольске, воспитатель Алексея — Жильяр и челядь: повара, горничные, няни и т. д.

Перевозка второй части прибывших была поручена т. Мрачковскому, ему же было поручено отсортировать прибывших: часть пропустить жить вместе с царской семьей, часть посадить в тюрьму, а остальную, большую часть просто не пускать в Екатеринбург и предложить им выбираться куда хотят.

В числе этих последних был и Жильяр, написавший потом книжку со своими воспоминаниями о Царской семье. Судя по этой книжке, большим умом этот воспитатель не обладал, и из наследника готовили такого же болвана, каким был сам Николай II. В тюрьму посадили кн. Долгорукова, гр. Татищева, кн. Гендрикову и еще одну какую-то высокопоставленную старуху. Кроме них, были посажены Нагорный — дядька (б. матрос) и еще один из челяди.

Переезд из Тобольска в Екатеринбург несомненно отразился в худшую сторону на «высочайших особах». Во-первых, екат-ский режим был организован применительно к тюремному (двойной высокий забор перед окнами, не позволявший видеть ничего кроме кусочка неба, ограничение прогулки одним часом, караул внутри здания в комнатах смежных с теми где жили арестанты), сокращение числа лиц окружавших арестантов в Тобольске и составлявших общество для ц. семьи, в-третьих, сокращение порциона (выдавалось в Екатеринбурге по 500 руб. на человека), в-пятых, контроль за перепиской (письма, приходившие с «воли» и отправлявшиеся арестантами просматривались мною), в-шестых — прекращение всякого рода свиданий с лицами, находящимися вовне и т. д.

Источники

1. Дневник императора Николая II. 1890–1906 г. М.: Полистар, 1991.

2. Дневник императора Николая II. М.: Орента. 1991.

3. Дневник императора Николая II. ГАРФ.

4. Последние дневники императрицы Александры Федоровны Романовой. Февраль 1917 г. — 16 июля 1918 г. / Под ред. В.А.Козлова и В.М.Хрусталева. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1999.

5. Дневник императрицы Александры Федоровны Романовой. Февраль 1917 г. — 16 июля 1918 г. ГАРФ

6. Дневники императрицы Александры Федоровны Романовой (1914–1920, 1923 годы). М.: ВАГРИУС, 2005.

7. Материалы следствия об убийстве императора Николая II. ГАРФ. Фонд 1837.

8. Материалы следствия об убийстве императора Николая II. ГАРФ. Фонд 601, дело 150.

9. Николай Александрович Романов. ГАРФ. Фонд 601.

10. Александра Федоровна Романова. ГАРФ. Фонд 602.

11. Совет Народных Комиссаров РСФСР. ГАРФ. Фонд 130.

12. Всероссийский Центральный исполнительный Комитет Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (ВЦИК). ГАРФ. Фонд 1235.

13. Комиссия по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского императора Николая II и членов его семьи. ГАРФ. Фонд 10130,

14. Чрезвычайная следственная Комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих высших должностных лиц при Министре юстиции Временного правительства.

15. Коллекция Русского заграничного исторического архива (РЗИА). ГАРФ Фонд 58810.

16. Гибель Царской семьи (август 1918 — февраль 1920). / Сост. Н.Г.Росс. Франфуркт-на-Майне, 1987.