Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

Он для грядущих поколений

Лишь сором будет, палачом,

Суровый воин, страшный гений,

На кляче с огненным мечом.

Попытка порассуждать в стихах о героизме и изначальной греховности ратного труда привела автора к сюжету польской кампании 1794 г. Смело (и искусно!) намечен конфликт раздвоенности героя. Штурм Праги, взятие Варшавы… Несомненно, Стратановский держал в уме и другую Прагу, 1968 года… Аналогия между войной 1794-го и пражской операцией 1968-го имеет право на существование. Империи вынуждены защищать себя, в том числе – и методом экспансии. Нельзя забывать и об историческом контексте: одновременно с суворовским походом жестокие карательные операции проводила революционная Франция, а Британская империя не стеснялась агрессивной политики колониализма. А в 1968 г. американские войска, находясь за много тысяч километров от Вашингтона, выжигали вьетнамские деревни. Но куда комфортнее называть агрессорами Суворова и Брежнева: увы, русофобия и европоцентризм родились раньше нас… Нечто похожее, но в более легкомысленном духе написал автор, публикующийся под псевдонимом Сап-Са-Дэ. В его художественно беспомощной поэме «Суворов в городах» проявились характерные для последнего времени тенденции. Автор глумится над святынями, заигрывает (возможно, иронически) с модным оккультизмом, а в качестве поэтического трафарета использует классические произведения – такие как «Ворон» Эдгара По. Сам факт появления подобной поэмы говорит об актуальности суворовского образа, который включили в свою конъюнктуру пожиратели штампов – постмодернисты. Пример версификации Сап-Са-Дэ мы взяли из финала сумбурной поэмы:

Каждые тридцать дней,

Как записано в каждой летописи,

На двадцать девятый день

Суворов приходит на Луну,

Чтобы судить и решать,

Наступает конец лунного света,

Друзья и боевые соратники Суворова

Думают, что он умер,

А он возвращается назад,

Чтобы начать цикл сначала,

Потому что Луна управляет циклами Земли,

А не наоборот.

Но в последние годы ХХ в. Суворова бичевали и с реалистических позиций некрасовской сатиры. В «Независимой газете» (2001, № 10 (60)) был опубликован пространный цикл стихов о мировой истории Бориса Корнилова. И среди них – стихотворение «Суворов»:

Два столетия разговоров —

Книги, памятники, кино…

Всё – Суворов! А что – Суворов?

Полководец-то был с Махно…

Оттого, что везло побольше,

Задирал свой длиннющий нос —

Резал в Турции, вешал в Польше,

Пугачева на казнь повёз.

Эту песенку о везении, о воле случая, не раз слыхал от своих недоброжелателей и сам Суворов. В ответ он выдвигал собственную теорию умения «повелевать счастьем». Но наш стихотворец не останавливается на этом наборе претензий:

Войско грабило, что татары,

Хоть порядок был – барабан,

Сзади – рать, впереди – штандарты

И фельдмаршалов шарабан.

Как будто не писал Суворов в «Разговоре с солдатами…», что солдат – не разбойник, и обижать обывателя не следует. Как будто суворовская армия не поразила Европу отсутствием мародерства… Затем, в худших традициях отечественной историографии времен «вульгарного социологизма», поэт припоминает, что армия Суворова состояла из крепостных, называемых «разнесчастными мужиками»:

Дудки дуют, мол, пули – дуры,

Но зато молодцы – штыки!..

И понуро бредут, что куры,

Разнесчастные мужики,

Феофаны, Захары, Карпы,

Кто в обутках, кто босиком,

По Карпатам и дальше – в Альпы,

За Очаковским петухом.

Жестокий Суворов гонит свою крепостную армию в бессмысленный поход. Он противопоставлен армии. Как при этом объяснить сотни восторженных народных песен, легенд, лубков о Суворове, ходивших от Амура до Дуная, везде, где звучала русская речь?! В довершение всего – очень странный финальный вывод:

И не ведают непоседы

На швейцарском ветру-снегу,

Что придётся за те победы

Отдавать и сжигать Москву.

Суворовские традиции в Отечественной войне 1812 г. и кампаниях 1813–14 гг. проявились в уничтожении Великой Армии, освобождении России и Европы. Месяцы отступления и трагедию Москвы можно объяснять чем угодно, но только не влиянием Суворова – этого князя побед, солдатского любимца, первой шпаги Российской империи. Заметим, что о бессмысленности Итальянского и Швейцарского походов недавно высказывался и А.И. Солженицын – последовательный враг имперской идеологии. Мы же уверены, что эта блестящая военная одиссея, как и участие России в Семилетней войне, имела огромное значение для утверждения международного авторитета России – великой многонациональной державы с разнообразными интересами во всех сторонах света. Факт существования такой России определил и развитие нашей культуры XIX – XX вв., а значит, суворовские походы имели великий культурообразующий смысл. Имперские амбиции? Но без них Россия окажется под угрозой сжатия до границ Владимиро-Суздальского княжества, лишенного и спасительных ныне природных ресурсов… Ведь 1/6 часть суши, полную богатств, мы удерживали только благодаря имперским устремлениям, олицетворенным Суворовым. А во вновь обретенном «Владимиро-Суздальском княжестве» воцарится радикальный шовинизм – удел ослабевших, униженных, некогда великих народов. В походах Суворова за Россию бились серб Милорадович, грузин Багратион, австриец Дерфельден, единые в своем служении общей Родине. Если это «имперские амбиции», то как они прекрасны! Интересы России – повсюду. Пассивных лежебок история наказывает. Как философ истории Суворов оказался куда прозорливей своих критиков от Репнина до Солженицына.

Рядом со стихотворением «Суворов» в газетной публикации расположилось стихотворение «Черчилль» (как не вспомнить бессмертного: англичанка гадит). Это подобострастный панегирик английскому премьеру, бывшему, как известно, идеологом интервенции в нашу страну, а после войны – сторонником атомного шантажа бывших союзников. И еще раз вспомнились слова Суворова: у этого наёмника-историка два зеркала…

В 1990-е гг. присутствие Суворова в русской поэзии оставалось значимой приметой отечественной культуры. Создавались и традиционные образцы суворовской героики – с опорой на классику, на православную этику. Среди них встречались и художественно полноценные произведения – например, А.А. Коровин писал (1999):

Тяжек солдатский крест,

Не до учебных сборов.

Кинбурн, Фокшаны, Брест.

Так поднимал Суворов

Громким «кукареку»

Засветло ребятушек,

Салютовал штыку

Строй посрамлённых пушек…

Мая шестого дня

Колокола соборов

Жаловались, звеня.

Так умирал Суворов.

Воин, всю жизнь в строю

Родине прослуживший.

Ни перед кем в бою

Знамени не сложивший.

Судьба Суворова, переплетённая с судьбами российской истории, с нашим вчера и сегодня, оказалась материалом, подходящим для убедительной и лаконической поэзии. Суворов в зеркалах русской поэзии проявился если не во всём своём многообразии, то, по крайней мере, в ярких красках… Вершины – русский перевод поэмы Байрона, стихотворения Державина и Шишкова, громадная работа Константина Симонова. Это – целый материк лирики и эпоса, пропаганды и мифотворчества. Поход Суворова в империю российской поэзии не окончен. Захватывающее поэтическое исследование личности великого полководца продолжается.

*

Мы ещё в начале повествования договорились: своей наружности Суворов не любил. Его облик не соответствовал оссиановским представлениям о герое. Современники знали, что Суворов требовал, чтобы в помещениях, где он останавливался, не было зеркал… Не любил Суворов и позировать художникам: эту повинность отбывал с неохотой, будучи на вершине славы. К суворовской героике обращались не только портретисты. Об образе Суворова в изобразительном искусстве написано несколько капитальных и дельных работ – стоит упомянуть только книгу М.Б. Стремоухова и П.Н. Симанского «Жизнь Суворова в художественных изображениях» и труд А.В. Помарнацкого «Портреты Суворова. Очерки иконографии». А ведь были ещё и монографии С.В. Козлова «Суворов в его изображениях», Н.М. Коробкова «Суворов. Жизнь и деятельность полководца в изображениях»… Мы расскажем лишь о наиболее ярких полотнах, рисунках и монументах, посвящённых герою. А ещё мы расскажем о судьбе суворовского образа на театральной сцене и в «самом массовом из искусств» – в кинематографе. Впрочем, и в самом массовом искусстве XVIII – XIX вв. – наивном лубке – Суворов был представлен, в придачу – в окружении учеников – Кутузова и Багратиона. Раёшники на ярмарках показывали сюжеты из картинок, перемещавшихся на деревянном валике, – подвиги генералиссимуса графа Суворова, переход через Альпы… По лубочным картинкам сотни тысяч русских людей узнавали облик Суворова, по бесхитростным подписям – постигали величие деяний полководца. Недурную стилизацию лубка – «Беспримерный переход Суворова через Альпы» – выполнил в наше время художник Виталий Ермолаев.