Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

В зал, рассчитанный на 1400 человек, набилось почти 5000 зрителей, желавших своими глазами увидеть человека, в течение семи лет занимавшего пост губернатора под лозунгом «Сегрегация сегодня, сегрегация завтра, сегрегация навсегда»¹². Его сторонникам потребовалось всего восемь минут для того, чтобы собрать подписи, позволявшие его кандидатуре войти в списки для голосования в Небраске. Внезапно воздух в зале наполнился зловонным запахом химикатов. Едва Уоллес начал говорить, из аудитории в трибуну полетели палки, обрывки плакатов, бумажные стаканчики, камни¹³. Начали летать кресла, в воздухе замелькали дубинки, пролилась кровь. Полиция применила слезоточивый газ. Толпа, вырвавшаяся из зала на 16-ю стрит, начала вытаскивать из машин водителей и избивать их. Она забрасывала дома «коктейлями Молотова», по всему району вспыхнули пожары, тротуары были засыпаны разбитыми стеклами, а по магазинам вовсю шарили мародеры. Через несколько часов буря улеглась, и город начал понемногу возвращаться к порядку. Однако затем полицейский, находившийся не на дежурстве, убил 17-летнего мальчишку, заглянувшего в ломбард, ошибочно приняв его за мародера¹⁴.

В течение нескольких следующих дней старшеклассники не ходили на занятия в школы, а принялись бить стекла и устраивать пожары¹⁵. Еще через несколько дней полицейские и снайперы устроили несколько перестрелок и арестовали ряд людей, в том числе нескольких членов омахской ячейки «Черных пантер»¹⁶²²⁴.

Расовые беспорядки продолжались все лето, однако Сьюзи не переставала регулярно посещать негритянские районы. Она верила в свои отличные отношения с представителями чернокожего сообщества и пренебрегала возможной опасностью. Уоррен не всегда был в курсе того, чем в точности она занимается, но чувствовал, что порой она заходит слишком далеко, отдавая предпочтение интересам других людей перед личными. Собственный страх Уоррена перед насилием и властью банд уходил корнями в предыдущие поколения.

Говард Баффет часто вспоминал и рассказывал детям об одной сцене, свидетелем которой он стал в 16-летнем возрасте. Тысячи людей собрались перед зданием суда графства Даглас, затем ворвались внутрь и попытались линчевать мэра Омахи. Помимо этого, они избили, кастрировали и повесили чернокожего старика, обвиненного в изнасиловании. После этого они протащили его тело по улицам. Затем нашпиговали его пулями, вновь повесили, а потом еще и подожгли. Бунт в здании суда стал одной из самых постыдных страниц в истории Омахи. Говард был свидетелем не всех актов насилия в тот день, однако своими глазами видел, как толпа линчевателей превратила уличный фонарь в импровизированную виселицу, а мэр Омахи стоял перед ней с петлей на шее и был спасен от смерти буквально в последний момент¹⁷. Память об этом преследовала Говарда до конца его дней¹⁸. Он собственными глазами видел, с какой скоростью обычные люди, сбившиеся в банду, могут поддаться темным глубинам человеческой природы.

Поэтому когда Кинг говорил о том, что массовые социальные беспорядки могут потенциально привести к фашизму, эти слова не требовали для Уоррена Баффета никакого дополнительного пояснения. Отчасти эта логика переплеталась с его стремлением поддерживать слабых, выходившим за рамки привычных инстинктов. Многие думали, что подобные проявления жестокости невозможны в Соединенных Штатах, однако они происходили вновь и вновь. Задача закона — не менять сердца, говорил Кинг, а ограничивать бессердечных. Кого же он считал бессердечными? На этот вопрос он не ответил.

Через несколько недель после посещения Омахи Кинг полетел в Мемфис для выступления в Мейсоновском храме. В своей речи он вспомнил о женщине, которая ударила его ножом в Нью-Йорке, и рассказал о постоянно циркулировавших слухах о том, что его уже поджидает наемный убийца. «Я не знаю, что случится, — сказал он собравшимся. — У нас впереди тяжелые дни. Однако сейчас для меня это не так важно, ведь я уже был на вершине горы». На следующий день, 4 апреля, Кинг, стоявший на балконе мотеля «Лоррейн» и готовившийся возглавить марш мусорщиков, был смертельно ранен пулей в шею²²⁵.

Черные общины по всей Америке испытали печаль, гнев и разочарование, а центры городов превратились в зоны яростных боевых действий.

В это же время десятки тысяч студентов протестовали против войны во Вьетнаме на территории университетских кампусов. Северный Вьетнам начал Тетское наступление²²⁶, атаковав сотню городов в Южном Вьетнаме. Американцы были шокированы известной фотографией, на которой южновьетнамский начальник полиции хладнокровно стреляет в голову партизана из Вьетконга. Эта фотография впервые заставила массы увидеть в коммунистах человеческие существа. Правительство США ликвидировало почти все отсрочки от воинского призыва — теперь дети из семей высшего и среднего класса напрямую столкнулись с риском попасть в армию и во Вьетнам. Общественное мнение решительно выступило против войны. К моменту убийства Кинга страна находилась на грани, за которой в любой момент могла начаться революция.

Многие, каждый по-своему, начали осознавать, что сыты происходящим по горло и не намерены больше это терпеть. Друг Баффета Ник Ньюман внезапно объявил, что не будет больше посещать собрания в клубах, осуществляющих дискриминацию в отношении евреев и не позволяющих им вступать в число своих членов¹⁹. Да и сам Уоррен приготовился к решительным действиям. Еще со времен работы в Graham-Newman он решительно дистанцировался от культуры 1950-х годов, предполагавшей сегрегацию, и крайне негативно относился к проявлениям антисемитизма со стороны представителей прежних поколений своей семьи. Он активно развивал дружеские отношения и деловые связи с большим количеством евреев. Порой даже казалось, что он лично ассоциирует себя с евреями. Их статус аутсайдеров вполне согласовался с его личной неспособностью адаптироваться в обществе и стремлением встать на сторону слабых. Незадолго до этого Баффет без особой огласки отказался от членства в «Ротари-клубе», будучи не в силах выносить фанатизм, с которым он сталкивался в нем, являясь членом управляющего комитета этого клуба. Однако он никогда и никому не рассказал о причине, заставившей его покинуть клуб. Он активно занялся еще одним проектом — теперь он хотел помочь своему другу, еврею Герману Голдстейну, стать членом Omaha Club.

Один из доводов, с помощью которых заведения типа Omaha Club защищали чистоту своих рядов, состоял в том, что «у них [евреев] есть свои клубы, куда они не пускают нас». Баффет попросил Ника Ньюмана помочь ему войти в состав клуба Highland Country Club, состоявшего исключительно из евреев²²⁷. Некоторые из его членов яростно противостояли этому, используя логику своих противников из Omaha Club: «Для чего приглашать чужаков, если мы создавали свои клубы как раз из-за того, что нас не пускали к ним?»²²⁸ Однако после вмешательства в спор нескольких раввинов и высказывания авторитетного мнения председателем Антидиффамаци-онной лиги²²⁹ решение было вынесено в пользу Баффета²⁰. После этого он приступил к осаде Omaha Club, вооружившись членской карточкой еврейского клуба. Германа Голдстейна приняли в клуб — благодаря чему рухнул давний религиозный барьер.

Баффет придумал отличный способ решения задачи — он смог сделать целый ряд правильных шагов, ни с кем не вступив в личное противостояние, которого он так боялся всю жизнь. Это отражало и его точку зрения (не лишенную оснований) о том, что марши и демонстрации не смогут изменить направления мыслей зажиточных бизнесменов.

План Баффета сработал еще и потому, что он был достаточно известной фигурой в Омахе. Он уже не считался выскочкой. Баффет обрел влияние. Человек, который когда-то попал в черный список Omaha Country Club, произвел чуть ли не самую значительную перемену в жизни клуба с момента его создания несколькими влиятельными организациями Омахи.