Эскадрильи летят за горизонт

Затем, не теряя времени, под руководством Шаповалова мы сначала почистили соты радиаторов, затем подготовили инструменты и материалы для пайки и, наконец, вымыли капоты. Петро тем временем рассказывал, как добирался до аэродрома и чем закончился вылет, в котором мы принимали участие.

Шабашев, оказывается, тоже успел слетать. На цель вышел последним и видел результаты нашего удара. Говорит, что все бомбили хорошо: зафиксировано три прямых попадания в переправу, потерь не было. Но вчера во время полета на разведку погиб Корочкин. Экипаж ушел на задание на самолете Пе-2. Выполнив задание, ребята уже возвращались домой, когда над Кагарлыком их атаковали два «мессера». До самого Днепра стрелок Пикалев отбивал атаки. Потом кончились патроны. А над Днепром «мессер» неожиданно ринулся в атаку с высоты. Корочкин стремительно развернулся навстречу истребителю. Пе-2 и «мессер» оказались близко друг от друга, на встречных курсах. Корочкин не отвалил в сторону... При ударе Пикалева выбросило из машины, он приземлился на берегу Днепра, где его, израненного, подобрали красноармейцы.

Помолчали, с грустью думая о погибшем друге. Видя, что мы приуныли, Трифонов вдруг заулыбался и громко сказал:

— А Павел Кравчук уже начал летать! И ходит нормально, хотя с палочкой...

В полдень наш самолет оторвался от земли. Машина с техниками тоже покатила на восток.

На аэродроме я доложил инженеру полка Николаю Петровичу Поповиченко о том, что сумели сделать техники в полевых условиях. Поповиченко, пожилой загорелый мужчина, с искорками юмора в живых карих глазах, весело хлопнул меня по плечу:

— Хорошо! Значит, есть еще порох в наших пороховницах...

Штурман и радист направились в столовую, а я пошел к командиру эскадрильи капитану Хардину.

Увидев меня, Хардин поднялся со стула и протянул руку.

— Все знаю. Вчера рассказал Шабашев. Молодцы! С заданием справились хорошо. Но не кажется ли тебе, что [38] ты иногда неоправданно рискуешь? Сколько раз тебя уже подбивали?

— Не помню точно. Наверное, раза три или четыре.

— Вот видишь, а воюем только два месяца... Честно говоря, я сам не люблю осторожных да расчетливых, — признался Хардин. — Но все-таки... — И он погрозил пальцем. — Сегодня отдыхайте, а завтра посмотрим...

В ту же ночь я получил задание уточнить расположение артиллерийских позиций врага на противоположной стороне Днепра.

Взяв курс на северо-запад, мы набрали высоту. Вышли в район Чернобыля, потом развернулись на юг, миновали Горностайполь, Ирпень и полетели вокруг Киевского оборонительного района, засекая артиллерийские позиции и огневые пулеметные точки врага.

— А теперь, командир, разворачивай на север, — передал штурман. — Пойдем в обратном направлении. Держи высоту четыреста метров и доворачивай самолет по моим командам, а я буду глушить бомбами огневые точки — на каждую по одной бомбе.

— Слабовато, — заметил я.

— Что поделаешь? Зато будем держать их в напряжении и хоть на время заставим замолчать.

Когда были сброшены все десять соток, я снизился до пятидесяти метров, а штурман и стрелок-радист короткими, экономными очередями стали бить по огневым точкам врага, по огням автомашин, двигавшихся по дорогам. Иногда вражеские зенитчики открывали сильный огонь по самолету. Но штурман и радист были начеку, их пулеметы тотчас отвечали гитлеровцам.

Так в течение часа мы подавляли немецко-фашистские войска на переднем крае их обороны. Остальные экипажи действовали таким же образом. То тут, то там ночное небо прошивали разноцветные густые трассы пуль, которые глушили пулеметы врага и уничтожали пехоту. Летчики делали все, чтобы облегчить положение наземных войск.

* * *

Утром 2 сентября девятка самолетов, ведомая командиром эскадрильи, теперь уже майором, Хардиным, выполнив боевое задание, произвела посадку на аэродроме в районе Малой Девицы. После того как самолеты зарулили на стоянки, Хардин построил эскадрилью и до появления командира полка дал команду «Вольно». Удовлетворенный выполнением стоявшей перед эскадрильей задачи, он с удовольствием [39] оглядывал своих подчиненных. На правом фланге, недалеко от меня, стоит Иван Скляров. На земле он кажется медлительным, но в бою проворен, отважен и смел — настоящий сокол, незаменимый разведчик. Рядом — улыбающийся чему-то Барышников. Этот хитер и осторожен, но, когда нужно, бросается в атаку очертя голову. Ближе к левому флангу — рослые, смелые Бочин и Панченко — мастера разрушительных бомбардировок, душевные друзья, любимцы полка. На самом краю — Сидоркин. На первый взгляд, он беспричинно вспыльчив, любит поспорить и повздорить по пустякам, но во фронтовой обстановке готов в любую минуту броситься в огонь и в воду. За летчиками стоят штурманы — Николаев, Усачев, Ильяшенко, Кравчук, Зимогляд и другие. Все, как один, смелые, отличные бомбардиры и стрелки. Замыкают строй опытные воздушные стрелки-радисты Лазуренко, Трифонов, Пикалев, Егоров, Сирота, Семиякин, Федосеев, Капитонов и другие.

Увидев выходящего из палатки командира полка, Хардин скомандовал:

— Смирно! — и доложил Рассказову: — Задание выполнено. Эскадрилья потерь не имеет.

— Товарищи, — обратился к нам Рассказов, — командование дивизии за отличную работу сегодня, за разрушение переправ на Десне в районе Шостки объявляет вам благодарность.

— Служу Советскому Союзу! — произносит строй на одном дыхании.

— Знаю, вы устали от беспрерывных боев, — продолжал командир полка. — Но нам все же легче, чем наземным войскам. Не исключено, что обстановка может потребовать от нас еще большего напряжения сил. Командование будет использовать авиацию для действий на любом направлении. Возможно, придется вести боевую работу в условиях полного окружения. А потому нужно быть готовыми ко всему.

Затем выступил комиссар.

— Нас осталось мало, — сказал он. — Но фашисты отлично знают наш полк, так как он причиняет им много неприятностей... Товарищи, километрах в семи отсюда создается ложный аэродром. Там будет электрическое посадочное «Т» и несколько навигационных огней, имитирующих самолеты... Не спутайте ложный аэродром с настоящим. Помните: на ложном — одни только ямы и кочки, которые разнесут самолет в клочья... Командирам звеньев особая задача: хорошо замаскировать самолеты на действующем аэродроме, сделать их невидимыми для врага. Дисциплина, [40] организованность и сплоченность — это на сегодняшний день слагаемые нашей победы... Я надеюсь на вас, мои боевые товарищи, — проникновенно закончил свое короткое выступление комиссар.

К вечеру аэродром был неузнаваем. Вернувшись с задания, мы не сразу нашли его и просто не верили своим глазам. Казалось, все на месте: и знакомая деревня, и железнодорожная станция с водонапорной башней, и небольшой лесок... Только не было ни аэродрома, ни самолетов. Так тщательно была организована маскировка.

И как раз в ту ночь враг, видимо, решил всерьез расправиться с полком. С наступлением темноты над нами появились «юнкерсы». Назойливо завывая, они шныряли во всех направлениях, пытаясь нащупать нашу базу. А у нас к тому времени уже действовал ложный аэродром. Там периодически включалось электрическое «Т», мигали навигационные огни «самолетов». Фашистские летчики методично бомбили их. На земле вспыхнули «пожары» — горели тряпки и ветошь, заранее облитые маслом и бензином... Ободренные первыми «успехами», гитлеровцы снова обрушили туда бомбы. А в это время наши СБ уходили бомбить вражеские войска. Выполнив задание, они производили посадку, ориентируясь на еле заметные посадочные огни и подсвечивая себе фонарями.

На следующий день, теснимые со всех сторон гитлеровцами, на наш аэродром перебазировались истребители. Их командование и штаб разместились в длинном деревянном сарае, а летчики — прямо под крыльями своих машин. Теперь и мы редко ездили в село. Зловещее вражеское полукольцо продолжало сжиматься.

Рано утром 7 сентября эскадрилья Хардина и два звена Шабашева вылетели на бомбардировку вражеской переправы через реку Сейм в районе Батурино. Это было в семидесяти километрах от аэродрома. Я шел справа в звене Хардина, временами посматривая на хмурое лицо комэска.