Общество сознания Ч

Александр Сегень

Общество сознания Ч

РОМАН

Глава первая

Белокуров гуляет

- Это твое?

- Мое.

- Откуда?

- Оттуда.

- Суеты вокруг моего появления на свет было столько, что хватило бы на отличнейшую повесть, - хвастался один из посетителей нижнего буфета знаменитого московского клуба, еще вполне молодой человек, лет сорока, с усами, кончики которых он постоянно лихо подкручивал. Пред ним был стол, уставленный выпивкой и закуской, а за столом сидели люди, знакомые и малознакомые. Напротив себя он видел очарованный взгляд, и его несло. - Достаточно того, что в день моего рождения, а я родился в Твери, мой отец сбежал с любовницей в Дубну, отправив к матери своего друга с письмом. В итоге друг, исполнив поручение, стал моим отчимом, и я ношу его фамилию.

- Стало быть, Белокуров - не родная? - спросила та, что смотрела на него восхищенным взором. - А какая фамилия у вашего настоящего родителя?

- Ответ.

Белокуров усмехнулся и стал раскуривать сигару. Когда окрестность наполнилась замечательным запахом «гаваны», он бросил в пепельницу дотла сгоревшую спичку и подмигнул девушке:

- Ну что вы так на меня смотрите? Ответ. Именно такую бы я носил фамилию, не сбеги мой родимый с любовницею.

- Борис Ответ? - усмехнулся сидящий справа от Белокурова писатель Михаил Бобов. - Почти вопрос-ответ. Превосходное имя для поэта. Поэт Ответ. Зря взял фамилию отчима, Борь.

- Писал бы я стихи, я бы подписывался отцовой, а так - нет, отчим у меня - золото.

- А я всю жизнь считала, что и Белокурова никакого не существует, - сказала девушка, бросая на Бориса очередной влюбленный взгляд. - Газета «Бестия», главный редактор - Белокуров. Ну, ясное дело - псевдоним, для прикола.

- Нет, я есть, вот он я, - улыбался Белокуров, самодовольно похлопывая себя по животу.

- И такой то-о-олстый. А я всегда представляла вас подтянутым, поджарым, стремительным. А вы вот, вальяжный.

- Именно что не толстый, а вальяжный, - поднял вверх указательный палец Белокуров.

- Выпьем за него! - провозгласил сидящий справа Витя, которого Белокуров не знал ни как писателя, ни как носителя какой-либо фамилии.

Все выпили, причем девушка чокнулась с особенным рвением. «Правда, что ли, влюбилась в меня? - мысленно фыркнул Белокуров. - Вот черт! Этого только не хватало. Хотя какая мне разница!» Впрочем, девушка была красивая, черноволосая, черноглазая, живая, и она ему нравилась тем больше, чем влюбленнее на него смотрела. И он не прочь был слегка увлечься, по своему обыкновению, не выплескиваясь из русла супружеской верности.

- Вообще-то это я только в последние два года располнел, - заметил он.

- Буржуазы проклятые раскормили.

- Как буржуазы?! - аж подпрыгнула на стуле девушка. - Разве вы не противник?

- Противник, матушка, противник, - иронично нахмурился Белокуров, силясь припомнить, как ее зовут. Девушку привел известный тележурналист, он назвал ее имя, попросил не обижать, а сам через пять минут откланялся и сбежал. - Ненавижу этих ракалий, но что делать - семью кормить надо. Вот, друзей угостить изредка - тоже люблю. Да вы не бойтесь, я Родиной не торгую. Просто преподаю курс всемирной истории в одном богатеньком колледже.

Последнее слово он исковеркал убийственной интонацией.

- И хорошо платят?

- Очень хорошо. Семьсот-восемьсот «бэ» в месяц выходит. А загружен два дня в неделю - в четверг и пятницу. Вот сегодня оттарабанил и гуляю.

- «Бэ»?

- «Бэ». Баксов. Раньше ведь «рэ» говорили.

- «Бэ» - это хорошо, - одобрил Бобов.

- Ну и каков контингент? - спросила девушка.

- Жизненный, - ответил Белокуров. - Хваткий.

- Понятно. Трудно, наверное, с ними?

- Ох, нелегкая это работа - до утра истреблять гугенота, - само собой родилось и выскочило из Белокурова тотчас же.

Все дружно посмеялись. Сидящий справа от Бобова профессор Литературного института выдернул из кармана блокнотец и записал.

- Кстати, - продолжал Белокуров. - Никто меня туда не протежировал. Магистр колледжа - самый главный у них там магистром величается - оказался страстным читателем моей «Бестии». Сам позвонил, пригласил. Сказал: «Для нас престижно, чтобы такой человек, как вы…»

- Удивительно! - покачала головой девушка.

- Напрасно вы так удивляетесь, Элла, - сказал профессор Литературного института. - Такое случается сплошь и рядом. Бывают ведь евреи-антисемиты, русские-русофобы.

- Писатели, ненавидящие литературу, - сказал Бобов.

- Вот именно, - подхватил Белокуров. - Почему бы не быть буржую, ненавидящему капитализм и демократию?

Он пуще прежнего повеселел и захмелел, радуясь, что нашлось наконец для нее имя, произнесенное профессором. Элла. Хорошее имя. И девушка хороша. Сколько ей лет? Не больше тридцати. Но и не меньше. Самый лучший возраст для сорокалетнего мужчины, желающего немного поухаживать, не вытекая из русла.

Только он об этом подумал, как она поглядела на часы и с тяжелым вздохом промолвила:

- Увы, мне пора, уже восемь. Белокуров, вы не проводите меня до такси?

- Ну вот, только я хотел… Но раз вы выбрали его, что ж, извольте, - унылой скороговоркой проговорил профессор. Ему явно не хотелось никого никуда провожать, и пробормотал он это так просто, заполнительно.

- Но на посошок-то! - воскликнул Бобов.

На посошок выпили коньяку, и Белокуров зачем-то особенно изрядно хватанул. Поднявшись из-за стола, он почувствовал одновременно и некоторую шаткость, и хваткость, и лихость. Элла взяла его под руку. Ему было приятно идти рядом с нею. От нее пахло?.. Он незаметно принюхался. От нее ничем не пахло, но казалось, что она благоухает. К тому же во рту у Белокурова царствовали ароматы коньяка и лимона.

- Надо же! - восклицала она, поднимаясь с ним вместе по лестнице. - Никак не могла представить себе, что встречусь сегодня с кем! с Белокуровым!

- Впервые встречаю кого-то, кто меня заочно так любит, - краснея от счастья, промолвил он.

- А буржуаз-магистр? - рассмеялась она.

- Но он же не красивая девушка.

- Я вам нравлюсь?

- Вы - мне?! Да если б я только мог, - они уже приближались к гардеробу, - я бы…

- И что? - с веселым испугом в глазах остановилась она и встала напротив него. - Что бы вы сделали?

Он почувствовал, что проваливается, и прорычал:

- Схватил бы и всю оцеловал, с головы до ног.

- Ого! - тихо выдохнула она. - Всю?

- Всю.

- Идемте, - рассмеялась она, краснея.

Он взял у нее номерок, купил на него для Эллы в гардеробе коротенькую весеннюю дубленочку и надел на нее так, будто уже оцеловывал. Она это почувствовала: он видел, как она взволнованна. «Куда меня несет?» - мелькнуло в коньячной его голове.

- Оденьтесь, Белокуров, - сказала Элла. - Все-таки еще не май месяц. Неизвестно, сколько будем ловить мотор.

- С вами - май, - глупо сказал он.

- Не май, а маета со мной, - со вздохом улыбнулась она.

Он все же взял в гардеробе свой плащ, подмечая, что тем самым снимается еще одна зацепка. Хотя нет, оставался портфель. Под столом, в нижнем буфете. И друзья, которых нельзя просто так взять и бросить, не простившись.

На улице было свежо, холодно и пахло весной, пленительно пахло весной. Даже можно сказать, грядущим летом пахло. И первая остановившаяся машина их взяла на свое заднее сиденье. Черт с ним, с портфелем! Кто-нибудь да прихватит его. В крайнем случае официанты вернут. Там документы.

- А как же ваши друзья, выпивка, веселая компания? - спросила девушка лукаво.

- Не могу же я оставить такую красавицу одну в машине с неизвестным водителем, - ответил Белокуров. - Вдруг он насильник и убийца?

- Это кто насильник и убийца? - спросил водитель.

- Это другой, - тотчас сказала Элла. - Не вы.