Старая армия

Антон Иванович Деникин

Старая армия

«Нужно писать правду…»

(Военный историк и писатель А. И. Деникин)

Действительно ли музы умолкают, когда приходит черед говорить пушкам? И насколько возможно служение двум этим стихиям — высокому искусству и суровому делу войны, адепты которого также относят его к искусствам, нередко встречая при этом возражения служителей муз? Не претендуя на всеобъемлющий ответ, вспомним все же, что среди спутниц Аполлона есть и строгая Клио, не только вызывающая на свой суд и простых солдат, и великих полководцев, но и побуждающая их самих то и дело браться за перо, оставляя потомкам горделивые реляции и тягостные раздумья, патетические речи и бытовые зарисовки, документальные повествования и художественные впечатления от прежних боев и походов, побед и поражений. Богатейшая библиотека военных мемуаров и исторических сочинений, написанных не просто свидетелями, а непосредственными участниками событий, берет начало еще в античную эпоху, — но и в этом потоке не затеряются многочисленные труды русских изгнанников, покинувших родную землю после неудачи в Гражданской войне, оказавшихся бессильными против охватившей Россию Смуты; и даже среди них не затеряется имя того, чей труд, пожалуй, больше, чем чей-либо еще, и закрепил в нашем сознании именно это название эпохи — Русская Смута.

Этим военным писателем был генерал Антон Иванович Деникин.

Сегодня уже нет нужды специально отмечать «литературные» страницы биографии Антона Ивановича. Переиздания — полные или фрагментарные — его работ, статьи и целые книги, посвященные этому выдающемуся, наделенному свыше разнообразными талантами человеку, восстанавливая историческую справедливость, прочно связали Деникина — мемуариста и литератора с Деникиным-полководцем, представляя читателям обе стороны его деятельной натуры. И все же в первую очередь Деникин, разумеется, остается в истории генералом, героем Русско-Японской и Первой Мировой войн, а в 1918–1920 годах — одним из вождей Белого движения, Главнокомандующим Добровольческой Армией и Вооруженными Силами Юга России. Сын офицера, выслужившегося из солдат, сам выучившийся, что называется, на медные деньги, знавший и «лямку» строевика, и аудитории Академии Генерального Штаба, беспокойный правдоискатель, не побоявшийся конфликта с военным министром, штабной работник, не задерживавшийся в штабах и всегда стремившийся в опасную боевую обстановку, где «головы плохо держались на плечах», не утративший задора и воинского темперамента и во главе многотысячных армий, которые он вел под знаменами Белого Дела — таким был Русский Офицер Деникин… и таким же он был и в своих литературных трудах.

В самом деле: вот подполковник Деникин в Маньчжурии, впервые получив — по собственной инициативе — самостоятельную задачу и пусть небольшой, но отдельный отряд, — принимая над ним командование, слышит от бывшего начальника: «Слава Тебе, Господи! По крайней мере, теперь в ответе не буду», — и с горечью отмечает: «Сколько раз я встречал в армии — на высоких и на малых постах — людей безусловно храбрых, но боявшихся ответственности (во всех цитатах выделения — разрядка, курсив и проч. — первоисточника. — А.К.)!» ^{1}; и, как бы в противовес этой распространенной боязни, разве не чувство неуспокоенной ответственности, сопричастности всему происходящему вокруг и невозможности устраниться, умыть руки, — будет руководить Деникиным-литератором, когда ему, в силу ли невысокого служебного положения или вынужденного эмигрантского бездействия, останется только перо и бумага для отстаивания своей позиции?

Вот — весной 1918 года, в трудную минуту Первого Кубанского похода Добровольческой Армии, которой в очередной раз грозит полное уничтожение, собираются последние резервы вокруг одного из вождей Белого Дела — генерала М. В. Алексеева, и последний рубеж обороны намечается на пороге комнаты, где лежит больной генерал… «Я вышел на крыльцо, — рассказывает один из приближенных Алексеева. — На перильцах сидел генерал Деникин, как всегда, в пальто и шапке, с карабином в руках.

— Ваше превосходительство, вы с нами?

— Шел мимо. Тут генерал?

— Да, болен.

— Знаю.

Он шел мимо и зашел, чтобы умереть вместе» ^{2}, — и разве не одна и та же скромная русская совестливость проявилась и в этом простом ответе и простом решении «умереть вместе», — и в деникинских литературных трудах?

Вот — в кошмарные дни того периода революции, который сам Деникин через несколько лет назовет «крушением власти и армии», не только не имея способа повлиять на новых «временных» правителей России, но и будучи по сути дела лишенным даже дисциплинарной власти по отношению к собственным подчиненным, он произносит громовые речи — казалось бы, всего лишь еще несколько речей в потоке риторики, захлестнувшем страну, — но в них столько живой боли, они, в отличие от подавляющего большинства всего, что говорилось в безумный 1917 год, настолько выстраданы, настолько честны и настолько бесстрашно идут против течения, что становятся поистине голосом лучшей части офицерства, а сам их автор — своего рода «народным трибуном», глашатаем всех, остающихся верными долгу солдата; и разве не столь же бесстрашно будет он идти, когда того потребуют его убеждения, и против течения «общественной мысли» на страницах эмигрантской печати, проявляя ту способность противостоять «террору» преобладающего мнения, которая по справедливости должна быть отнесена к наиболее трудным задачам для всякого, берущегося за перо?

Надо сказать, что литературное творчество Антона Ивановича с самого начала развивалось под знаком сопротивления косности, протеста против несправедливости, провозглашения и отстаивания собственных взглядов даже вопреки устоявшимся. Молодым офицером он будоражил своими корреспонденциями провинциальное захолустье погрязших в рутине армейских гарнизонов и вполне достойного их местного «общества». Годы спустя, уже занимая ответственный пост и будучи штаб-офицером, успевшим отличиться на Японской войне, «удостоился» даже замечания-предупреждения от прямого начальника: «Охота вам меня трогать…» ^{3} — предупреждения, естественно, не возымевшего действия; и странной иронией кажется сегодня, что репутация бунтаря подчас приводила в то время к характеристике Деникина как «красного» ^{4} — Деникина, в недалеком будущем белейшего из Белых генералов!

Об этом раннем своем «писательстве» под псевдонимом «И. Ночин» (дочь генерала считает, что в нем «ночь» противопоставлялась «дню», — якобы звучащему в фамилии Деникин ^{5}; по другой версии, «для большинства офицеров [сослуживцев], знавших, почему на казенной квартире Деникина ночь напролет горит свет, было ясно, кто скрывается под псевдонимом «Ночин»» ^{6}) Антон Иванович вспоминал, по-видимому, с удовольствием и даже не без некоторой гордости, через много лет не удержавшись, чтобы не пересказать в мемуарах сюжеты некоторых из своих давних очерков ^{7}. В те же годы складывалось и политическое мировоззрение Деникина, сформулированное им позже в трех основных положениях: «1) Конституционная монархия, 2) Радикальные реформы и 3) Мирные пути обновления страны» ^{8}.