Мои горные лыжи (СИ)

Эти воспоминания предназначены не для спортсменов и не для молодых людей (проверял на знакомых спортсменах и внуках). Эти воспоминания для пожилых любителей  горнолыжного спорта второй половины прошлого века.

Может быть это сочинение напомнит им о горах,  горном солнце  и молодости.

Мои горные лыжи

"Лыжи, быть может, не являются счастьем, но вполне могут заменить его". Мудрость этих слов, которые сказал француз Мишель Кларе, я оценил не сразу. Что-то я стал понимать после того, как кое-чему научился, втянул в это занятие всю свою семью, стал ездить кататься в большие горы (Кавказ, Тань-Шань, Хибины)

А началось всё в 1956 году на третьем курсе Томского политехнического института, где я учился. В начале учебного года к каждой группе студентов прикрепляли преподавателя кафедры физкультуры для проведения занятий. В том году в нашей группе таким преподавателем оказался мастер спорта по прыжкам с трамплина. На первом же занятии он спросил нас: " Хотите в этом сезоне заниматься горными лыжами?". Мы дружно согласились. И пошли получать инвентарь.

Если бы сегодня кому-то показали те лыжи, ботинки, палки и предложили на этом съехать с горы… Я не берусь предсказывать реакцию сегодняшнего разбалованного человека. Лыжи длиннющие, тяжеленные, почти без талии, марки "Карпаты" сделаны из гикора (разновидность орехового дерева). Фабрика, где их делали, находилась в Закарпатье в – Мукачево. Их так иногда и называли – "Мукачи". Канты – в виде узких стальных полосок, прикрученных шурупами. Крепления предполагали фиксацию ноги намертво с помощью скоб и ремней. Поэтому ещё многие годы самой распространённой специфической травмой горнолыжников был скручивающий перелом берцовых костей. Это потом появился передний маркер, вращающаяся пятка, стопперы. Ботинки кожаные, с невысоким задником на шнурках. Их с рождения никто не смазывал, поэтому кожа была жёсткая, рыжая и в трещинах.

Но мы-то не были избалованы, и мало кто видел что-то хорошее. Поэтому это убожество казалось нам верхом совершенства.

Томск, в отличие от Красноярска, расположен на слегка всхолмлённой равнинной местности, и со склонами для катания на горных лыжах там проблема. Выручало то, что правый берег Томи достаточно высокий, и за старым горным корпусом нашего института был довольно приличный склон. Там мы и катались. Зато в Томске, опять же в сравнении с Красноярском, очень много снега. К середине зимы, например, с тротуаров машины не видно. Их скрывают горы снега в скверах вдоль дорог.

Катались мы всю зиму раз в неделю. Самое удивительное, что никто не получил серьёзной травмы. Так, ушибы, лёгкие растяжения.

В 1959 году я закончил институт и по распределению приехал на работу в Красноярск. И вот тут в моих горных лыжах случился удивительный провал. Я сам себя не узнаю. Если мне что-то понравилось, или заинтересовало, я обычно действую решительно и быстро. А тут… Я знал уже много слов: Христиания, Кандахар, Тони Зайлер, вращающаяся пятка. Рассуждал на тему, чья школа обучения горнолыжников совершеннее – Французская или Австрийская, и никаких действий. И только в 1967 году начал делать первые попытки встать на лыжи. В нашей лаборатории (конструкторское бюро радиотехнического завода) работал молодой слесарь Паша Горнаков. Вот он и стал в Красноярске моим первым учителем. Нашёл для меня лыжи, ботинки и вывел на склон.

Если от завода мед. препаратов подниматься в гору, то около вершины хребта мы и катались. Там были какие-то строения (видимо чья-то лыжная база), но никаких подъёмников. В то время в Красноярске было всего два бугельных подъёмника (цепляешься крючком). Один в урочище Каштак, другой – на Сопке. В Каштаке подъёмник был с левой стороны склона, перед трамплином. Длинна его метров 250 и очень круто. Поэтому я катался в основном на Сопке. Там тоже был бугельный подъёмник немного подлиннее и склон не такой крутой. Командовал там Валерий Иванович Безпрозванных. Мы быстро с ним познакомились, и я, чем мог, помогал ему по мелочи – крепёж, наконечники, провода, релюхи.

Успехи в освоении горнолыжной техники давались мне с трудом. Или я был такой тупой, или учителя неумелые, или инвентарь никудышный. Скорее всего, всё вместе взятое. Короче, когда мне в очередной раз дали отпуск зимой и я собрался в большие горы, я в горных лыжах был полный профан. А собрался я на Кавказ, в Домбай.

Домбай

И вот в январе 1969 года самолёт, на котором я летел, приземлился в аэропорту Минеральные воды. Посадка была запоминающейся. Когда самолёт начал снижение, уже наступали сумерки. Над аэропортом была низкая облачность и земли видно не было. И вот над этой слегка всхолмлённой равниной, которую образовали облака, возвышались пять скалистых вершин. И всё это освещалось косыми лучами почти зашедшего солнца. "Поэтому и называется Пятигорск" - произнёс сосед по креслу. Курортный город Пятигорск расположен недалеко от Минеральных вод.

Там я и остановился у родственников. Накануне выпал приличный снег, что в Пятигорске бывает не так уж часто, и местная детвора лихо каталась на санках в основном по лестницам. Посмотрел городок, посетил местные достопримечательности – гора Машук, место дуэли Лермонтова, Эолова арфа и через пару дней в автобусе Пятигорск-Теберда покатил дальше. В дороге познакомился с двумя студентами из Волгограда. Они тоже ехали в Домбай без путёвок и мы решили действовать вместе.

В Теберду приехали в конце дня. До Домбая ещё 25 км и сегодня автобусов уже не будет. На ночлег устроились у какой-то бабули на чердаке, почти на улице. Хорошо, что хозяйка дала нам кучу одеял, и мы не замёрзли. А утром было холодно – градусов 15. Мои попутчики ещё вечером узнали, что в Теберде можно купить путёвки на местную турбазу и кататься рядом на склоне. Так что в Домбай я поехал один. Часов в 10 в промёрзший автобус набилась куча людей, и мы поехали. Ещё вчера я обратил вниманье, что в Теберде очень много снега. А в автобусе местные жители пояснили, что в Домбае снега ещё больше. Что только второй день установилась ясная погода, а до этого снег валил целую неделю.

И вот – конечная, и я вывалился из автобуса. Эти строки я пишу, как говорят, на последних метрах финишной прямой моей жизни. Прошло уже много лет с тех пор, как увидел Домбайскую Поляну. Но я до сих пор помню это ошеломляющее потрясение, которое испытал от первых минут знакомства с этим удивительным местом. С детства я имел тягу к путешествиям, и поскольку всю сознательную жизнь занимался спортивным туризмом и горными лыжами, то кое-что повидал. Во всяком случае, почти все главные горнолыжные центры СССР я посетил (кроме Камчатки и Карпат). Но нигде ничего даже близкого нет по красоте окружающей природы. И такого количества снега я никогда больше не видел. До баскетбольного кольца снежный покров не дотянул сантиметров 20. Люди передвигались не по тропинкам, а по траншеям. Поляну окружали просто великолепные по красоте вершины: Домбай – Ульген, пик Ине, зуб Софруджу, Белалакая…

Слева Зуб Софруджу

Справа Белалакая

Добавьте сюда громадные ели с лохматыми заснеженными лапами и над всем этим ослепительное солнце. Играла музыка, крутился небольшой бугельный подъёмник и небожители (то-бишь туристы) плавно скользили по склонам. Я хорошо помню начало открытки, которую я на другой день послал домой. Там были такие слова:

"Колоссально! Восхитительно!

Если есть на Земле рай,

То он находится зимой в Домбае!"

Не меньше часа, наверное, я бродил потерянный, совершенно забыв, что у меня ни путёвки, ни вида на жительства.

Вид у меня, видимо, был такой странный, что какой-то мужчина сам заговорил со мной. Спросил всё ли у меня в порядке и что я тут делаю. Когда я ему всё честно рассказал, он быстро понял и говорит: "иди на турбазу "Солнечная долина", в бухгалтерию. Найди мою жену и скажи, что я велел помочь тебе с путёвкой".