И было утро, и был вечер

Дорман Моисей

И было утро, и был вечер

Моисей Дорман

И было утро, и был вечер

Воспоминания и размышления бывшего офицера Красной Армии времен Второй мировой войны о жизни и о войне, о фронтовых буднях и отношениях между людьми, о предназначении человека, о солдатском долге и о любви.

Коротко об авторе

Дорман Моисей Исаакович, 1924 г.

Во время Второй мировой войны - лейтенант противотанковой артиллерии. После войны - радиоинженер, научный работник, преподаватель вуза, разработчик электронной аппаратуры. Автор изобретений и научных работ по статистической радиотехнике и передаче информации.

После репатриации в Израиль (1992 г.) печатал в разных газетах

публицистические статьи, рассказы и эссе.

Искренне признателен Марии Ильиной и Давиду Школьнику, а также Марку Котлярскому и Леониду Дорфману, благодаря профессиональному и дружескому участию которых эта книга появилась на свет.

Особая благодарность жене Наде за постоянную воодушевляющую поддержку.

Автор

"ИЗВЕСТНАЯ ВАМ ЖЕНА"

В январе 1995 года собрание участников Второй мировой войны г. Реховота (город в Израиле) решило устроить к маю большую юбилейную выставку, посвященную 50-летию Победы. Собравшиеся обратились к ветеранам с просьбой передать юбилейной комиссии фронтовые фотографии, письма, наградные документы, газеты, "боевые листки" и пр. И тогда я вспомнил о своем "архиве", хранящемся в большой красной конфетной коробке.

Я вожу эту коробку за собой всю свою долгую суматошную жизнь. С места на место, из города в город. Наступило время навести в "архиве" порядок. Возможно, сохранилась моя фотография 1943 года, когда я был еще курсантом 1-го Ростовского артучилища, или фотография 12 мая 1945 года в Градце Кролевом под Прагой. Тогда у нас наконец по-настоящему закончилась война.

Архивную коробку я нашел сразу. Развязал шпагат, высыпал бумаги на стол. Среди старых писем и фотографий лежал розовый измятый конверт. Незнакомый почерк, мой фронтовой адрес: "Полевая почта 31040". Письмо из Конотопа, Черниговской области. Я вздрогнул - письмо не мне, а Гоменюку В.С., моему командиру!

Сразу отчетливо вспомнил: наш фронтовой почтальон вручил мне розовый конверт в декабре 1944 года для передачи Гоменюку, находившемуся тогда на излечении в санбате. Я машинально сунул письмо в свою полевую сумку. Разных приключений, переживаний и забот было предостаточно. В суете фронтовых будней о письме я забыл. Потом был бурлящий май 1945-го, "Победа со слезами на глазах". Началась новая жизнь, круговорот иных событий, надежд и начинаний...

Так и пролежало у меня дольше полувека не дошедшее до адресата письмо в розовом конверте.

Война долго казалась мне лишь отдельным, хотя и затянувшимся кровавым происшествием, лишь преходящим эпизодом жизни. Было и прошло, перемелется, позабудется, перестанет волновать. Увы, война не отпускает, она осталась во мне навсегда.

Удивительно, - все давно пережитое кажется теперь более значительным, и оно волнует даже сильнее, чем в дни молодости. Да, недаром говорят: "Большое видится на расстоянии". Сегодня, уже далеко за порогом старости, жизнь, вообще, воспринимается как один быстротечный удивительный сон, как странное, щемящее видение.

Я держу в руках взволновавшее меня письмо, измятый листок бумаги, исписанный черноглазой улыбчивой, наивной девчонкой Зиной, сидевшей однажды рядом и разговаривавшей со мной более полувека тому назад на передовой у села Пистынь, что за Коломыей, в Карпатах.

Вот оно, это письмо, и я читаю (содержание, стиль и орфография сохранены).

"Здравствуйте, многоуважаемый муж Василий Степанович Гоменюк!

Шлем вам свой пламенный привет и горячий поцелуй и низкий поклон от вашей жены Зины Сергеевны Гоменюк и вашей дочьки Светланы Васильевной и вашей известной вам теще Валерье Спиридоновны и нивестки Любви Осиповны и ее сына Вадима Святославовича и внука Адольфа Вадимовича и вашего дяди Лукьяна Васильевича Колбасенка и его жены Хрыстины Спиридоновны и их детей Евгенье Лукьяновной и Нины Лукъяновной и Ревмира Лукьяновича и от вашей известной вам Тети Лукерье Спиридоновны и ее дочерей Светланы Федоровны и Эльвиры Федоровны и от известного вам вашего любимого дяди Архипа Никифоровича Продольного и его жены Галины Спиридоновны и от дочки Вилены Архиповной шлем вам свой горячий поцелуй и низкий поклон и желаем вам всего наилучшего в вашей офицерской жизни и желаем вам прожить хорошо с вашими фронтовыми подругами и друзьями.

Передаем вам привет и досвидане от всех ваших родственнков. От известной вам вашей жены Зины Сергеевны и от дочьки Светланы Васильевной и вашей теще

Валерье Спиридоновны и вашей нивестки Любви Осиповны и ее сына Вадима Святославовича и внука Адольфа Вадимовича и вашего дяди любимого Лукьяна Васильевича Колбасенка и его жены Хрыстины Спиридоновны и их детей Евгенье Лукьяновной, Нины Лукьяновной и Ревмира Лукьяновича и от вашей тети Лукерье Спиридоновны и их дочерей Светланы Федоровны и Эльвиры Федоровны и от вашего дяди любимого Архипа Никифоровича Продольного и его жены Галины Спиридоновны и их дочьки Вилены Архиповны и низкий поклон от всех знакомых.

От 5 ноября 1944 года. Известная вам жена Зина Сергеевна с горячим приветом".

Это безыскусное, наивное послание из невероятной дали, из моей давно отшумевшей юности, свидетельство давно отпылавших страстей и пережитых трагедий, взбудоражило меня. Эх, Зина, Зиночка, ты, наверно, и не догадывалась, какую роковую роль невольно сыграла летом 1944 года на передовой у села Пистынь, что под Коломыей.

% % %

Наша дивизия отличилась в тяжелых февральских боях вокруг Корсунь-Шевченковского котла. Затем она вновь отличилась в марте 1944 года при

освобождении Проскурова, за что удостоилась почетного наименования

Проскуровской. Наступление продолжалось весь март и апрель, но из-за нашей крайней усталости, из-за весенней распутицы и возросшего сопротивления немцев продвигались мы все трудней и медленней. Наконец в мае через Коломыю мы вошли в предгорье Карпат.

Потери были огромны: от полков остались неполные батальоны, от батальонов - роты и даже взводы. Наш противотанковый дивизион тоже нуждался в срочном пополнении.

В марте под Проскуровом во второй батарее, где я служил командиром огневого взвода, случилось ЧП: во время боя исчез командир батареи старший лейтенант Салтыков. Через несколько часов его обнаружили в стожке полусгнившей соломы. Он выглядел очень странно: испуганно озирался по сторонам и бормотал что-то невнятное. Пришлось отправить его в сопровождении санинструктора и командира взвода управления в санбат. Вернувшись из санбата, сопровождающие рассказали, что Салтыкова отвезли в госпиталь для выяснения: действительно ли он тронулся умом или придуривается? Тогда и решат, лечить ли его как сумасшедшего или отдать под трибунал за дезертирство.

Салтыков в дивизион не возвратился, и командиром батареи назначили меня, а на освободившееся место командира взвода взяли младшего лейтенанта из армейского резерва.

В середине мая моя батарея заняла оборону северо-западнее Пистыни на гребне высоты, которую в штабе почему-то назвали "Кобыла". Так определился передний край, - пехоты впереди не было. От нас к немцам шел пологий спуск, поросший густым кустарником и высокой травой. Дальше, на западе, поднималась высокая гора с островками негустого леса. Вокруг все утопало в зелени и благоухало.

Первые дни под Пистынью прошли тихо. Не только мы, но и немцы, видимо, выдохлись. Целостного фронта здесь не было - сплошные прорехи, дыры. Проникнуть в тыл ничего не стоило: пехоты нет, вокруг леса, кустарник, местность сильно пересеченная - горы, долины, холмы и овраги. Не только разведка, целая дивизия в тыл пройдет - никто не заметит. Ночи были темные, таинственные, тревожные. Тогда особенно остро ощущалась опасность.