Плохо нарисованная курица

Голос у него великолепный, глубокий, как бельевой бак, и вот вечером, когда посуда вымыта и везде тишина, он начинает распевать песенки, к примеру, такую: «Течет вода, течет» и другие в том же роде.

А стаканы, кастрюли, тарелки и часы слушают затаив дыхание, не шелохнувшись и, сами того не замечая, улыбаются — так красиво поет кран.

А в это время по телевизору передают оперу «Русалка». Два старых кресла хотят слушать оперу, поэтому они начинают злобно скрипеть:

— А ну, тише! Прекратить! Мы хотим слушать оперу! — и скрипят, и скрипят, и скрипят…

Что крану остается делать? Он перестает петь и вообще умолкает. Только очень его это огорчает. Одна за другой скатываются у него слезы, наконец красная кастрюля не выдерживает и говорит:

— До чего же бессовестные эти кресла! Неужели кран даже спеть не имеет права после работы.

— А вообще-то, — говорит кухонный шкаф, — не пойму, зачем кран теряет тут время?

И поскольку шкаф стоит лицом к крану, он заявляет ему прямо:

— Не будь дураком, ты здесь зря пропадаешь. Поступай в музыкальную школу, может, тебя когда-нибудь даже в театр возьмут. А что? Все может быть!

Кран задумался: «А действительно, почему я не могу учиться петь? Вдруг у меня и в самом деле есть способности?»

И вот в один прекрасный день он собрался и отправился в поход.

В музыкальной школе всюду звучат песни, тут играет рояль, там — кларнет. От всего этого кран немного растерялся, но сказал себе: «Спокойно! Ничего удивительного здесь нет. Почему бы тут не звучать песням повсюду? Ведь это музыкальная школа!» И направился #верх по лестнице прямо в дирекцию.

— Я водопроводный кран, — представился он, переступив порог.

Директор встал, вышел из-за стола и говорит:

— Очень приятно.

И наливает из крана в стакан немного воды, потому что в этот момент ему как раз захотелось пить.

— Я хотел бы учиться пению, — обращается к нему кран, — говорят, у меня есть способности. Так считают и стаканы, и кастрюли, и кухонный шкаф, и часы.

— Что там говорят стаканы и кастрюли, для меня не имеет значения, — говорит директор, — попробуйте что-нибудь спеть, а там посмотрим.

Кран откашлялся и запел «Течет вода, течет». Песня звучит великолепно, директор невольно улыбается тому, как прекрасно поет кран, и наконец произносит:

— Да, действительно, у вас большое дарование, из вас может выйти толк. Вы приняты, ведите тут себя прилично, главное, не наделайте луж.

И вот, закрутив себя до предела, кран принялся за учебу и учился до тех пор, пока не освоил все гаммы, все песни и все оперы. А научившись всему этому, он отправился в большой театр, что стоит прямо на набережной.

Оперный театр — это сплошное пение: тут поет мужской хор, там — женский, а вон там — детский. Но кран это нисколько не удивляет, кое-какой опыт у него все-таки есть. Он направляется прямо к директору и поет ему подряд с десяток-полтора разных опер.

— Ладно, — говорит наконец директор театра, — я приму вас с большим удовольствием, потому что водопроводный кран, который у нас тут имеется, петь не умеет. Ну сами скажите, что это за кран, который работает в опере, а сам ни одной ноты не спел?

И стал наш водопроводный кран оперным водопроводным краном. Он, разумеется, весьма разочарован и в тысячу раз с большим удовольствием вернулся бы на прежнюю свою кухню.

Но однажды, представьте себе, произошел несчастный случай: на артиста, который в «Русалке» поет Водяного, напала икота. Все в отчаянии, близится начало спектакля, никто не знает, что делать, и вдруг директор вспоминает про кран, который умеет петь.

На кран тут же надевают зеленый костюм, парик, тащат на сцену, зрители в восторге, все аплодируют и кричат: «Вот это да! Совсем другой Водяной, с него действительно вода капает!» Все это тут же разнеслось по городу, Как только об этом узнали на кухне, два старых кресла тут же натянули на себя красную бархатную обивку и отправились в театр. А там все кресла обтянуты красным бархатом, и ведут они себя тихо. Старые же кухонные кресла все время скрипели, чтобы всем было слышно, как они говорят друг другу:

— Это наш кран, когда-то он пел у нас на кухне. Мы всегда говорили, что из него выйдет толк.

Но другим креслам это было неинтересно, и они шепчут:

— Перестаньте, пожалуйста, скрипеть, мы хотим послушать, как поет кран.

Что старым глупым кухонным креслам остается делать? Ничего иного, как вести себя совершенно тихо. И в тишине той слышно, как поет водопроводный кран. Поет так прекрасно, что все вокруг начинают улыбаться, пусть даже кому-то и не хочется, — так красиво поет водопроводный кран.

Бонифаций и его племянники

В одном цирке, где было много опилок и музыкантов, имелся также лев Бонифаций. Это был очень воспитанный лев, добряк, услужливый, повторять ему что-либо дважды не приходилось, не было случая, чтобы он испортил представление. Директор цирка поэтому часто говорил:

— Берите с Бонифация пример, он образцовый лев!

Дети любили его, писали ему в письмах: «Дорогой Бонифаций, до сих пор не могу забыть тебя, мы чуть ладоши себе не отбили, когда ты ходил на руках, показывал вольные упражнения, крутил колесо. Не каждый лев может такое».

— Еще! — кричали мальчишки и девчонки, и Бонифаций, этот добряк, крутил колесо, делал вольные упражнения, ходил на руках несчетное количество раз, да к тому же при этом улыбался.

Директор цирка хорошо понимал Бонифация, ходил с ним на прогулки, в фруктовом магазине покупал ему бананы, а их Бонифаций очень любил.

Однажды гуляют они таким образом по городу, великолепный летний день, повсюду полно детворы, Бонифаций вдруг и спрашивает:

— А что это на улице так много детей, почему они не в школе?

— Зачем же им быть в школе? — говорит директор. — Сейчас лето, у них ведь каникулы.

— Каникулы! — вздыхает Бонифаций. — У меня еще никогда не было каникул.

Идут они дальше, директор немного помолчал, а затем и говорит:

— Ну хорошо, ты образцовый лев, ну, предположим, пошлю я тебя на каникулы. И куда, скажи на милость, ты поедешь?

— К бабушке, куда же еще! — отвечает лев. — Ведь это же и так ясно.

«Надо же, — подумал директор, — я и забыл, что у львов тоже есть бабушки».

И тогда он говорит:

— Ладно, поезжай, только чтобы к первому сентября вернулся!

Бонифаций от радости чуть не ошалел. На такое он вообще не рассчитывал.

— Каникулы есть каникулы, что может быть прекраснее каникул, — говорит он директору, — спасибо, ты доставил мне огромную радость.

И побежал укладывать чемодан, купить билет в Африку и какой-нибудь подарок бабушке.

В универмаге народу — что муравьев в муравейнике, но когда у прилавка появился лев, каждый постарался уступить ему место, а продавец спросил:

— Что будет угодно: щетку для гривы или же пасту для ваших прекрасных зубов?

— Ни щетка, ни паста мне не нужны, — говорит лев Бонифаций, — я еду на каникулы к бабушке и хочу купить ей подарок.

— Понял вас, понял, — говорит продавец и, немного подумав, предлагает: — Может, шерстяной платок, домашние туфли или же очки?

— Зачем же платок? К чему домашние туфли? — удивляется Бонифаций. — Ведь в Африке жара, вы плохо учили географию. А очки… это, пожалуй, подойдет. Вы ведь имеете в виду темные очки от солнца, да?

— Разумеется, — отвечает продавец, — советую взять вам также это!

И достает зеленый халат. А на нем чего только не изображено! И четырехлистники, и папоротники, и розы, и бабочки-адмиралы! Это был халат из тех, что не каждый день попадаются на глаза. Поистине халат для старой львицы. И Бонифаций не раздумывая покупает его и отправляется на вокзал.