Светлячки

Но Голубка — что, ну и пусть, и всё всхлипывала.

Тогда стал рассказывать папа. Когда они с крёстным были ещё мальчиками и должны были первый раз полететь, папа Яночки взял их с собой, показывал дорогу и рассказывал, что, когда и как. И они многому от него научились. Однажды, когда они летали уже сами, Яночкин папа присоединился к ним и сказал:

— Мальчики, пойдёмте, я вас кое-куда отведу. Но вы должны вести себя тихо и быть внимательными.

И они сказали, что согласны. И они летели очень долго, пока не прилетели к одному красивому городу. Вокруг были замечательные сады, а там, почти за городом, в одном из садов у дороги стоял большой красивый дом с очень большими окнами и намного большими дверями. И те окна были полны света, а те двери были раскрыты настежь, и в те двери постоянно входили люди, старые и молодые, мальчики и девочки. И Яночкин папа сказал:

— Пойдёмте, ребята, не будем влетать через двери. Вон там окно приоткрыто. — И они влетели через окно, уселись внизу на раму и смотрели.

С потолка вниз свешивались три громадные люстры и ярко светили. Внизу на полу было много скамей. Если кто-либо приходил, останавливался у скамей, немного стоял, смотрел в шляпу, а потом спокойно садился. Под мышкой держал две книги, и одну из них открывал. Тут один из них поднялся на этакий помост, где был маленький столик, и дал знак, что начинается пение. И они начали петь и пели так красиво! А когда допели, поднялись, а тот, что был на помосте, начал молиться: за всех людей, нетвёрдых в послушании, чтобы Господь Бог простил их ради возлюбленного Сына Своего и Духом Своим освятил их. Потом открыл у себя на столике огромную книгу и читал из неё о малом стаде и червячке, чтобы он не боялся. [12] А когда они снова сели, он стал подробно рассказывать, что если человек боится Господа Бога, то не может бояться никого другого, и даже не должен, потому что Господь Бог этого не хочет. Потом они снова молились и опять пели, а когда уже выходили, у дверей клали что-то на тарелку, и оно звякало.

— Правда, ребята, вот было хорошо! — сказал папа Яночки. — Но теперь нам надо скорее лететь и опять светить, чтобы всё наверстать.

И они мигом полетели. И с тех пор папа с крёстным часто там бывали, и той молитовке, что всегда читали перед сном, научились там.

Там её пели так:

И так они беседовали, и Малышу это нравилось. Одно только, Яночка как-то пристально на него смотрела! Он словно бы её почему-то боялся. И тут она к нему обратилась:

— Ну, Малыш, когда же ты полетишь?

И так приветливо это ему сказала и ласково улыбнулась ему, что он уже не боялся так сильно.

— О, скоро!

— Ну вот ты потихоньку будешь уже совсем большим. Но умеешь ли ты хорошенько слушаться! Посмотрим. Ты меня всё же позови, когда полетишь в первый раз, чтобы мы тебя проводили!

И Малыш обещал позвать, а мама радостно добавила, что, наверное, это случится уже на следующего святого Иоанна. [13]

На том и договорились. И уже вставали и собирались уходить.

— Ох, опять эта зима! — жаловалась мама.

— Господь Бог даст и опять будет лето, и снова увидимся, — утешала её крёстная.

И они стали прощаться. Расцеловались и вручили себя Господу Богу. Уже становилось холодно, и поэтому они спешили: Яночка — к лесу в вереск, Малыш с папой и мамой — на склон под можжевельник. Они были посередине поляны, когда Малыш ещё раз оглянулся. Яночки уже не было, крёстный, крёстная и Голубка стояли перед домиком под дубом и смотрели им вслед.

— С Богом, крёстная, до нового лета! — прокричал Малыш. И они совсем скрылись из виду.

По пути папа сказал:

— Ну, зачем откладывать. Вдруг ударит мороз и с нами что-то случится. Надо сейчас же начать работать.

И они тут же взялись за работу. Сначала помогли маме подготовиться к зиме. Принесли из кладовки всё для кухни, горох и перловку, и просо, и манку, и муку, еще немного чечевицы, а потом и капельку масла. Затем сразу же взялись за дрова. Они, ровненько сложенные для просушки, лежали во дворе. Перенесли их на кухню столько, сколько смогло войти, а потом ещё и полные сени, до самых дверей. После этого папа влез по лестнице через слуховое окно на чердак. Там было полно мелкого сухого мха. Им он как следует прикрыл потолок, чтобы сверху не шёл холод, остаток сбросил вниз, а дверки слухового окна хорошенько забил. В прошлом году ветер их выломал, и чудо, что всю крышу не разворотил. Ещё повезло, что зима не была слишком суровая. И теперь они ходили вокруг домика, и если где была какая-нибудь щёлка, хорошенько её заделывали, чтобы нигде не продувало. Потом закрыли двери на засов, вставили клинышек, и двери снизу доверху заложили дровами, чтобы они им в сенях не мешали. В конце заделали мхом все окна, как на кухне, так и в комнате, и хорошенько их дощечками забили. Света у них было предостаточно. А теперь — пусть хоть и мороз! А на улице уже бушевало!

Тогда они ещё помолились.

Пожали лапки, поцеловались: «Господь Бог с нами, да сгинет нечистый!» — и легли спать, и спали, спали и спали.

Глава третья. Сны и планы под снегом

И они всё спали, спали и спали. Когда же Малыш проснулся, папа и мама уже встали. Они лежали в постели и разговаривали.

— Мама, дадите мне мёда?

— Мёда? Какого мёда? Малыш, ведь у нас мёда нет.

— А тот, что нам вчера Яночка прислала.

— Вчера? Яночка? Тебе, миленький, приснилось.

— Нет, мама. Ведь вы мне его вчера уже давали.

— Вот как! Это тебе приснилось. Давай-ка, вспомни! Помнишь, мы напоследок были у крёстной, потом всё сразу заделали и с тех пор спим.

— Жалко! Но во сне-то было так!

Малыш начал хмуриться. Тут ему пришло в голову:

— Папа, как там на улице? Я бы посмотрел!

А папа ответил:

— Дорогой Малыш, там холодно, ты замёрзнешь. Да и двери у нас заложены дровами.

— Но папа, мы ведь можем через окно посмотреть.

— Да оно тоже забито и законопачено. А то бы к нам сюда холод прошёл.

И только когда мама сказала, что тоже хотела бы посмотреть, как там снаружи, и что потом она бы немного протопила, тогда папа согласился. Встал, отбил от окна доску, а Малыш ему помогал. Потом потихоньку выбрали мох и вот что увидели: полным-полно снегу, поляны не было, склона тоже, один только снег. На можжевельнике над их домиком его было столько, что ветви даже прогибались. Солнышко чуть светило, и снег очень красиво мерцал, и было тихо-тихо. Малышу хотелось ещё смотреть на всё это, но папа сказал, что там мороз, и нужно скорее окно опять законопачивать и забивать. И они его законопатили и заколотили.

Мама тем временем уже затопила и собиралась сварить немного супа. И сварила. Хорошенько помолились и стали есть. Но было им всё же холодновато, и тогда они скорее улеглись и стали беседовать.

— Папа, а что если у крёстной всех замело?

— Не замело. Они живут под дубом.

— А Яночка! Мама, где она живёт?

— Она живёт во мху среди вереска.

— Её замело, правда ведь! А она говорила, что проводит меня, когда я первый раз полечу.

— Ну, не бойся! Ну и пусть замело. Она ведь затопит, если ей холодно будет.

— А дрова у неё есть?

— А чего бы им не быть!

— А она там одна?

— Одна.

— А почему она одна?

— Ну, потому что никого у неё нет. Папа и мама давно умерли.