Лука и огонь жизни

Именно он произвел его на свет таким, какой он есть, придал ему форму, наделил законами, населил, потому что он все знает о вас, всю жизнь изучал и воображал вас. Все дело в том, что этот Мир, Правый или Левый, Ничейный или Абсурдный, выкристаллизовался в его голове! И я все знаю об этом мире. Может, именно поэтому я сначала оступился вправо и попал в него, а потом шагнул влево и добрался сюда. Я слушал рассказы о нем каждый день своей короткой жизни, сказки на сон грядущий, байки за завтраком, саги за обедом, бесконечные эпосы, излагаемые всем, кто был готов слушать, в городе Кахани и во всей стране Алифбей. Мне ведомы все маленькие тайны, которые он нашептывал на ухо мне одному. Так что в известном смысле этот Мир и мой тоже. И вот вам простейшая истина: если я не добуду Огонь Жизни или принесу его отцу слишком поздно, умрет не только он. Исчезнет все, что здесь существует. Не знаю в точности, что случится с каждым из вас, но знаю наверняка: того Мира, в котором вам так удобно и вольготно живется, больше не будет. Не будет места, где вы можете воображать, будто что-то значите, хотя не нужны никому на свете. В худшем случае вы все просто испаритесь: пуф! — и нету, как будто и не было никогда. Ведь кто еще на всем белом свете, кроме Рашида Халифы, может сказать о вас хоть слово, продолжить историю вашей жизни? Много ли народу вспоминает о Саламандре, что живет в огне, или о Сквонке, несчастной зверюге, которая исходит слезами, не в силах пережить собственного уродства?

Проснитесь и вдохните запах кофе, реликты! Вы уже вымерли, исчезли! Вы покойники! Вы перестали быть богами и объектами поклонения! Вы говорите, что Огонь Жизни не должен попасть в Реальный Мир? Уверяю вас, если этот Огонь как можно быстрее не достигнет одного-единственного обитателя Реального Мира, от вас не останется ровным счетом ничего.

Ваши золотые яйца уже поджарились, и волшебная гусыня испеклась.

— Ого! — шепнула белка ему на ухо. — Ты задел их за живое.

Вся толпа развенчанных богов замолчала, будто зачарованная. И Лука, стоявший под Деревом Ужаса, понял, что нельзя нарушить эти чары хотя бы на миг. Да он еще не все им высказал.

— Сказать вам, кто вы теперь такие? — продолжал он. — Начну с того, кем вы больше не являетесь. Вы больше не распоряжаетесь жизнью и смертью, не имеете силы благословения или проклятия. Вы не способны превращаться в быков и похищать земных девушек, вмешиваться в людские войны — не способны ни на что из того, что проделывали раньше. Посмотрите на себя! Вместо настоящих сражений вы довольствуетесь драками богинь, мутузящих друг друга в грязи. Несолидно как-то для богов. Послушайте вот что: только благодаря историям вы можете попасть в Реальный Мир и обрести там хоть частицу былой силы. Когда ваша история излагается убедительно, в вас начинают верить. Не так, как бывало, не до слепого поклонения, но так, как верят в талантливые выдумки — с радостью, волнением, ожиданием продолжения. Вы же хотите быть бессмертными? Так вот, только мой отец или ему подобные в силах даровать его вам. Мой отец способен внушить интерес к вам тем, кто и знать вас не желает и помнить не помнит, возбудить желание, чтобы приключениям вашим не было конца. И вы пытаетесь остановить меня? Да вы должны умолять, чтобы я совершил то, ради чего сюда добрался. Вы должны мне помочь, своими руками поместить в выдрин горшочек Огонь, который воспламенит выдрины картофелины, и приставить ко мне почетный эскорт, охрану, которая сопроводит меня до самого дома. Кто я такой? Я — Лука Халифа, ваша единственная надежда.

Это была прекраснейшая речь в его жизни, произнесенная в самом важном месте, где он когда-либо оказывался. Он вложил в нее все свое умение и страсть, но расположил ли он к себе аудиторию? Может, да, думал он с беспокойством, а может, и нет.

Пес Медведь и медведь Пес, все еще сидевшие верхом на Короле Лошадей, изо всех сил поддерживали его, выкрикивая: «Слушайте! Слушайте!», но молчание богов создавало такую гнетущую атмосферу, что в конце концов даже Медведь замолчал. Это ужасное молчание сгущалось подобно туману, сумрачные небеса темнели все больше, пока единственным источником света, который видел Лука, не остался Храм Огня. В его мерцающем сиянии он наблюдал, как вокруг Древа Ужаса движутся гигантские тени, подбираясь все ближе к нему и шумерскому демону грозы, который сторожил его. Все теснее и теснее сдвигались тени, образуя исполинский кулак, который, казалось, вот-вот стиснет Луку и выжмет из него жизнь, словно влагу из губки. Ну вот и все, подумал он. Моя речь их не убедила, теперь конец всему.

Как жаль, что он не может обнять напоследок своих верных друзей, Пса и Медведя. Как жаль, что рядом с ним нет близких, тех, кого он любил, чтобы держать его за руку. Как жаль, что он не в силах выбраться из этой западни. Как жаль…

Внезапно Гора Знания затряслась, словно невидимый колосс запрыгал по ее склонам. Ствол Древа Ужаса раскололся от верхушки до корня, и само Древо распалось на части и рухнуло наземь, едва не задев отвалившимися ветвями Луку и демона грозы. Один здоровенный сук обрушился прямо на Мимира, Голову-без-Тела, отчего тот обиженно взвизгнул. В толпе богов и чудовищ послышались крики боли, замешательства и страха. И тут произошли самые ужасные события. На краткие мгновения исчезло всё и вся, и Лука с Медведем и Псом, три пришельца из Реального Мира, словно повисли в страшной, бесцветной, беззвучной и неподвижной пустоте. Затем Волшебный Мир вернулся, но видно было, что он в опасности, и это осознали все. Самые основы его сотрясались, география размывалась, само его существование подверглось скачкообразным превращениям: он то исчезал, то возвращался. А что, если он исчезнет надолго? Что, если исчезновение продлится дольше, чем возвращение? Вдруг существование сократится до нескольких секунд возвращения, а потом он исчезнет окончательно? Может, Похититель Огня поведал им горькую истину, в которую они отказывались верить, кутаясь в лохмотья утраченной славы и питаясь остатками былой гордыни? Неужели голая, неприкрашенная правда состоит в том, что все их существование висит на волоске и зависит от угасающей жизни больного, умирающего человека? Этими вопросами терзались обитатели Волшебного Мира, но Луку волновало совсем другое: неужели Рашид Халифа уже умирает?

Анзу, демон грозы, пал на колени и принялся умолять Луку тихим, печальным и жалобным голосом:

Дрожащим от страха голосом Рататат переводила с шумерского:

— Спаси нас, господин! Пожалуйста, господин, сделай так, чтобы мы не остались только персонажами из волшебных сказок. Мы хотим, чтобы нас снова почитали! Мы хотим быть… божествами.

Ишь ты, господин, да? — не без злорадства подумал Лука. Совсем по-другому заговорили. В нем ожила надежда, боровшаяся с отчаянием. Он собрал все силы для последнего натиска и со всей возможной твердостью заявил:

— Хотите — соглашайтесь, хотите — нет. Другого предложения не будет.

Тьма вокруг него перестала сгущаться. Гнев богов ослаб, поколебленный страхом, распался на осколки и рассеялся, сменившись ужасом. Тучи гнева разошлись, вернулся дневной свет, и при свете дня все увидели, что щель в небе, сквозь которую проник в Левое Измерение весь сонм бывших богов, стала раз в десять шире; по всему небу, от края до края, побежали трещины; да и само сборище мифологических персонажей заметно деградировало: все они на глазах старели, рассыхались, увядали, слабели, уменьшались и теряли жизнеспособность. Афродита, Хатхор, Венера и другие богини, заметив, как одрябла и сморщилась кожа у них на руках, тут же завопили: «Уничтожить все зеркала!» Сокологоловый верховный бог Ра, подобно Анзу, пал на колени и начал крошиться, как древний памятник. И все остальные последовали примеру Ра (по крайней мере, те, у кого были колени). Тихим, уважительным, испуганным голосом Великий Ра произнес: