Сийм-Силач

«Э-эх, — подумал Сийм, — ничего-то тут нет, ни надежного инструмента, ни крепкого дома!»

Повернулся на бок, натянул шубу на голову и опять захрапел.

В том году зима долго лютовала, снег падал и падал и намел над Сиймом большой сугроб.

Ну, да ладно, придет весна, растопит снег, Сийм проснется, встанет и пойдет в город к мастерам-сапожникам заказывать новую обувку. Прошлогодняя-то в летних трудах да хлопотах совсем износилась. А новые чеботы найдут и новую дорогу.

СИЙМ В ЧТОХОЧУЙСКЕ

Случилось так, что этой весной Сийм-Силач не успел вовремя заказать обувь. И сапожники израсходовали всю кожу. Долго скребли они в затылках, когда Сийм явился к ним с заказом. Но, конечно, в беде его не оставили. Пошарили по углам, переворошили все на полках и нашли кусок светлой кожи да обрезок темной.

Так и получилось, что когда великан вышел с фабрики, на одной ноге у него красовался желтый башмак, а на другой синяя сандалия.

Желтому башмаку было все равно куда топать, но синяя сандалия елозила на ноге и тащила Сийма к развилке. Там стрелка указывала на дорогу, ведущую в сторону Чтохочуйска.

Сийм растерялся было, но внезапно в груди у него вспыхнула жажда дальних странствий, и пошел он мерить землю.

Синяя сандалия, задрав нос, как еж, знай себе бежала впереди, а желтый ботинок покорно плелся следом. В лесу Сийм сломал две молодые елочки — руки подпирать. Не обязательно же человеку самом тащить собственные пудовые кулачищи!

Не с бухты-барахты послушался Сийм прыткой, синей сандалии.

О Чтохочуйске он еще прошлым летом наслышался от Куття-комбайнера. Того самого Куття, который, выдув полное ведро браги, покатил на своем железном коне на картофельное поле ботву косить.

Кутть-комбайнер расхваливал Чтохочуйск, как самое что ни на есть распрекрасное место. По его словам, там живут, как кому хочется, поступают как заблагорассудится. Нет там тебе никакого указчика.

Дорога в Чтохочуйск была вся в ухабах, пыль над ней столбом стояла. К тому же солнце палило нещадно, и Сийм выпил до дна придорожный пруд. Утки, плававшие в пруду, зашлепали по тине и с грязными брюшками вылезли на прибрежный лужок.

Ничего, перебьются, подумал Сийм, найдут себе новую лужу.

Ну, да ладно. Оперся он снова ручищами о еловые посошки и зашагал дальше, к прекрасному Чтохочуйску.

Вспомнил Сийм, пока шел, каким тяжелым трудом до сих пор занимался, и стало ему себя жалко. Чего он только ни делал! И лопатой лопатил, и молотом молотил, и всякими другими орудиями орудовал, да все они ему не по руке пришлись. Все его благие намерения на нет сводили. Вот дали бы ему в руки хороший инструмент, он один всю землю возделал бы и застроил. А так дома, которые он складывал, того гляди, обрушатся, потому, конечно, что мастерки попадались негодные, а ватерпасы кривые. Иной раз, бывало, так разойдется Сийм-Силач, что сгоряча вообще забудет сложить фундамент, и ставит стену прямо на песке. Или вот история с лодкой, на дне которой вода скопилась. Вместо того чтобы воду вычерпать, взял он лом да пробил днище: пускай, мол, она сама обратно в реку вытечет. Утопил хорошую посудину.

Так, вспоминая, не заметил Сийм, как дошел до Чтохочуйска.

Все здесь было, как и должно быть в порядочном городе: широкие улицы и большие дома. А что стояли эти дома облупившиеся и неопрятные, тому Сийм нисколько не удивился. Значит, не нашелся в городе человек, которому охота кистью махать.

Сийм и сам не очень-то умел малярничать: тоже удовольствие — карабкаться на леса, того гляди, лицо и руки краской вымажешь.

Увидев на широкой улице трамвай, Сийм решил, что хватит ходить пешком. Ноги у него гудели от усталости. Да и сколько можно трепать желтый ботинок и синюю сандалию? Найдется ли у сапожников весной подходящий материал? Что если летом оводы шкуру на скотине продырявят, — глядишь, вся обувь в том году будет дырявая.

Трамвай был битком набит, но с места не двигался. Высунулся Сийм в окно: путь свободен.

Ну, не беда, вылез он из вагона поглядеть, что же случилось.

Смотрел, смотрел, наконец, увидел: вагоновожатый растянулся на крыше трамвая и солнцу то один, то другой бок подставляет. Сийм уж и рот раскрыл — сказать ему все что следует, да вовремя вспомнил: не в обыкновенном же он городе, а в Чтохочуйске. Здесь у каждого свой норов. Делать нечего, проглотил Сийм недобрые слова, которые на языке вертелись, и потопал дальше пешком.

Идет Сийм по городу и то на кучи камней, то на горы земли натыкается. Догадался он, что кому-то из горожан вздумалось выкопать канавы, но до конца дело довести было лень, а засыпать ямы и подавно никто не стал.

Наконец очутился Сийм на великолепном бульваре. Он даже рот разинул от удивления — никогда ему еще не случалось видеть такой нарядной и пестрой толпы.

Мимо как раз шла маленькая девочка и вела на поводке поросенка. Несмотря на жару, хрюшка была в жилетке из зеленого сукна, а на пятачке у нее красовался намордник, как у собаки.

Не успела девочка скрыться из виду, как внимание Сийма привлекли женщины в больших желтых шлемах. Когда они подошли поближе, оказалось, что это вовсе не шлемы, а половинки выдолбленных тыкв — самые модные шляпы в Чтохочуйске.

Прохожие то и дело толкали Сийма, благоговейно глазевшего на бурлящую вокруг него жизнь. Где еще увидишь, как мальчишки качаются на выставленных в витринах люстрах, а девочки шныряют между роялями и танцуют на клавишах.

Грудь Сийма переполнилась неизъяснимой радостью. Великан решил немедленно проверить, может ли и он в Чтохочуйске делать все, что взбредет в голову.

Глянул по сторонам и увидел тяжелую дубовую дверь. Она так и звала, так и манила его. Желтый башмак поднялся, размахнулся и что было сил обрушился на нее. Дверь разлетелась в щепки. Сийм испуганно оглянулся, но не увидел ни одного недовольного лица. А трое парней весело смеялись, сидя на ветвях кряжистого каштана и наблюдая, как Сийм вытаскивал из-под обломков двери свой желтый башмак.

Первая попытка удалась.

Ну, да ладно, Сийм просто охмелел от безграничной радости. Он чуть было не захлопал в ладоши, как ребенок, да мешали смолистые еловые посохи, прилипшие к ладоням.

Одна-единственная забота не давала ему теперь покоя: как бы веселее и приятнее провести время. Ломать двери ему надоело: они же не сопротивляются — сразу разлетаются в щепки. Но с этой заботой можно было еще повременить. Сначала следовало попариться в бане и смыть с себя дорожную усталость.

Долго искать баню ему не пришлось.

Она оказалась тут же, на углу, сразу за высокой лестницей, с которой какая-то веселая старушка скатывала, как мячики, вилки прошлогодней капусты.

Кочны с глухим стуком прыгали по ступенькам. На тротуаре и на мостовой их набралась уже целая куча.

Ну, да ладно, вошел Сийм в баню, разделся и стал мыться.

Из двух кранов с шумом лилась горячая и холодная вода, а из третьего струился даже желтый лимонад. Сийм так густо намылился, что стал похож на статую из белой пены, а из ушей и из носа у него полезли мыльные пузыри. Мыло попало в глаза.

Кое-как отфыркавшись, ощупью взял он шайку — хотел налить воды и ополоснуться. Открыл кран с холодной водой, чтобы плеснуть в лицо. Но из крана даже не капнуло — ни из первого, ни из второго, ни из третьего, того самого — лимонадного.

Ясное дело, баня-то находилась в Чтохочуйске, здесь ничему дивиться не следовало.

Стал Сийм вслепую пробираться в предбанник. Как привидение, весь в мыльной пене, с трудом нащупывал он стены и отыскивал дверные ручки. Пока добрался до своей одежды, мыло чуть глаза не выело. С грехом пополам обтерся Сийм рубашкой и штанами. Но благодушия не потерял, хотя кожа у него зудела.