Бурятские сказки

Взял Алтан-Жоло-мэргэн по кусочку бересты из девяти окрестных лесов, взял ключевой воды из девяти таежных источников. А потом поймал ястреба и сокола, которые кружили над воротами, окурил их священным берестяным дымком, омыл ключевой водой. Забили крыльями ястреб и сокол, слились воедино, — и принял царь Баян-Хара свой прежний вид. Признал он своего сына и говорит:

— Ты победил непобедимого, одолел неодолимого врага. Честь тебе и хвала!

Превратили они двух сторожевых псов в вороного коня. Сложили огромный костер и сожгли поганые останки Эмэхара-мангатхайки, а пепел ее березовой лопатой по северному ветру развеяли, осиновой лопатой по южному ветру размели.

Женился Алтан-Жоло-мэргэн на девице Нарин-Зала-абахай. Взяли они весь скот и все добро убитой мангатхайки, не оставляя обрывка ремня и обломка ножа, да и отправились домой.

Едут и мест родных узнать не могут: люди в полон угнаны вместе со скотом, куда ни глянь — запустение царит, только черный ворон в небе играет да желтая лисица в степи тявкает, а дворцовый двор черным пыреем порос, таким высоким, что до седла достает.

Диву дались царь Баян-Хара и сын его Алтан-Жоло-мэргэн.

— Чей подлый сын сотворил такое зло? — гадают они, входя во дворец.

— Моя жена Урма-гохон-хатан в прежнее время слыла умнейшей из красавиц, — говорит Баян-Хара. — Не могла она без весточки нас оставить.

С этими словами выдернул он один из камней очага, вынул оттуда бумажный свиток величиною с подол, на котором было написано рукою Урма-гохон-хатан: «Прибыл на наше горе с северо-восточной стороны Круторогий Рыжий мангатхай, он и угнал нас в полон. Не ходите по следу непобедимого, не ищите неодолимого. А про меня и думать забудьте. Будете живы — добро само вас найдет».

Прочитав эту бумагу, сильно рассердился царь Баян-Хара.

— Кто, родившись бабою, должен сидеть дома, когда его жена вместе со скотом в полон угнана? — гневно спрашивает он. — Кто, родившись мужчиною, спустит такую обиду?

Пустили отец с сыном пастись пригнанный скот на пастбища Алтая, на выгоны Хэхэя, а сами отправились на северо-восток, во владения Круторогого Рыжего мангатхая. Не успели проехать половины пути, как распознал об их приближении мангатхай и говорит:

— Все случилось так, как должно было случиться: человек, имеющий жену, к жене своей едет, а имеющий мать — к матери. Входящее в мои владения войско я должен достойно встретить, покидающее мои владения — проводить.

Сел Круторогий Рыжий мангатхай на красного пороза, послушного ему без повода, и поехал навстречу неприятелю. Добрался он до вершины таежного распадка, слез с пороза и улегся на землю, разинув свою непомерно широкую пасть так, что нижняя челюсть расстелилась вдоль дороги, а верхняя подперла высокое небо.

Ехали царь Баян-Хара и сын его Алтан-Жоло-мэргэн, не ведая забот, и не заметили, как их кони въехали на нижнюю челюсть Круторогого Рыжего мангатхая. Помял он царя Баян-Хара между правыми коренными зубами, а когда тот обмяк, открутил свой правый рог, положил в него царя и поставил рог на прежнее место. Принялся мангатхай за Алтан-Жоло-мэргэна. Помял его между левыми коренными зубами, а когда тот ослаб, открутил свой левый рог, положил в него мэргэна и поставил рог на прежнее место, молвив при этом:

— И нынче у меня достало силы победить непобедимых, одолеть неодолимых!

Сел он на своего красного пороза и вернулся домой.

Тем временем Нарин-Зала-хатан родила двух мальчиков-близнецов. Запеленав их, положила рядом с собою и, не в силах подняться с постели, стала ждать возвращения мужа.

Но не до Алтан-Жоло-мэргэна дошла весть о рождении близнецов, — проведал об этом Круторогий Рыжий мангатхай и говорит:

— Надо раздавить их, как червяков; надо прихлопнуть их, как мух, пока они малы да неразумны, пока в молодецкую силу не вошли.

Сел мангатхай на своего красного пороза, послушного ему без повода, кликнул за собой темно-бурого жеребца, послушного без узды, и отправился вершить свое черное дело.

Однако не простые близнецы родились у Нарин-Зала-хатан. Едва одолел мангатхай половину пути, как проведали они о приближении злодея.

— Если бы мы отведали немного материнского молока, — говорят мальчики, — то мы бы сумели постоять за себя.

Но не может Нарин-Зала-хатан подняться, чтобы накормить грудью новорожденных, лежит она без сил. А Круторогий Рыжий мангатхай уже ко дворцу подъезжает, соскочив с пороза, на крыльцо взбегает. Вот склоняется он над младенцами и потирает в нетерпении свои руки.

— Безрогие молодцы! — кричит. — Раздавлю вас и прихлопну, пока вы малы да неразумны, пока вы своей настоящей силы не обрели!

— Подожди, старик! — взмолилась Нарин-Зала-хатан. — Не кипятись, словно щи над огнем. Мы в твоих руках — никуда не денемся. Мои близнецы только что родились, они еще не отведали материнского молока. Дай им и мне совершить предначертанное самой судьбой, не то ляжет на тебя неискупимый грех.

— Крепко думано, верно сказано, — согласился мангатхай.

Ударил он легонько по левой щеке Нарин-Зала-хатан собольим рукавом, и женщина привстала с постели. Ударил он по правой ее щеке выдровым рукавом, и женщина выздоровела. Встала она с постели и ступила так плавно на землю, словно ковыльные травы колыхнулись, заговорила до того ласково, что на плоских каменных плитах трава проросла, а на черной воде пенки вскипели. Так приговаривая, пододвинула она золотой стол и поставила его перед мангатхаем. Убрала хозяйка золотой стол вкусными яствами, убрала серебряный стол крепкими напитками. Круторогий Рыжий мангатхай, как птица, клюет; как волк, глотает.

Взяла Нарин-Зала-хатан близнецов, усадила одного из них на правое колено, другого — на левое и дала им отведать материнского молока.

Только припали мальцы-близнецы к материнской груди, как понял Круторогий Рыжий мангатхай, уразумел своим вещим разумом, что большую промашку сделал.

— Обманула подлая, перехитрила хитрющая! — закричал он и кинулся к Нарин-Зала-хатан, чтобы отнять у нее мальцов-близнецов.

Только собрался он схватить одного из них, как тот обернулся соловьем и взмыл в поднебесье. Только протянул руку к другому, как тот обернулся расплавленным серебром и скрылся в пламени очага. Тогда превратился Круторогий Рыжий мангатхай в семь ястребов и кинулся вдогонку за соловьем. Четырежды облетели они широкую землю, восемь раз облетели высокое небо, стали семь ястребов настигать соловья. Не мешкая, ударился соловей оземь и превратился в три низкорослые черные березки в таежном распадке. А семь ястребов — в семь дряхлых старух, которые начали обрубать без жалости низкорослые черные березки да вязать веники. Еще и солнце не закатилось, как обрубили семь дряхлых старух все ветки на двух березках. Только занесли топор над последней — да не тут-то было! — обернулась она снова соловьем. Снова в семь ястребов превратился мангатхай и кинулся следом. Вот уже и настигать стал. Но коснулся соловей своим крылом морской волны и превратился в семьдесят мальков, канувших в глубине моря. В семьдесят тайменей превратился мангатхай, переловил шестьдесят девять мальков, уже и рот разинул, чтобы проглотить семидесятого, но махнул тот своим серебряным хвостом, снова обернулся соловьем и взмыл над морем. Снова превратился мангатхай в семь ястребов и кинулся за беглецом. Полетел соловей в сторону горы Монгото-ула, влетел в открытое окно того дворца, где жили три ламы Соржи, и забился под подол одного из лам. Огорченный Круторогий Рыжий мангатхай спустился с горы, сел верхом на своего красного пороза и отправился восвояси.

А соловей превратился в прекрасного мальчика к великой радости трех лам Соржи. Стали ламы растить да пестовать ребенка и назвали его Алтан-Шагай-мэргэн. А узнав, что у него есть еще и брат, назвали близнеца Монгон-Шагай-мэргэн. Когда подрос Алтан-Шагай и вошел в мужскую силу, дали ему ламы большое золотое перо, сидя на котором можно было лететь куда захочешь.

Однажды сел на золотое перо Алтан-Шагай-мэргэн и прилетел домой к матери. Взошел он на крыльцо, положил перо в карман и открыл двери дворца. Глянул Алтан-Шагай и глазам своим не поверил: сидит его мать Нарин-Зала-хатан в самом дальнем углу дворца, словно древняя старуха, в пыли запылившаяся, в пепле выпепелившаяся.