Сказки для маленьких. Часть 1 - от "А" до "Н"

На другой день пошел Федор на реку, и запел снова, и чудиночка его объявилась. И на третий день так-то. А летом привел Федор к своим молодую жену. Всем миром новый дом поставили и стали жить-поживать.

По-чудински звали Федорову невесту "птичкой-голубкой", так и молодушку в деревеньке стали прозывать - Голубка. Веселой была у Федора жена, все смеялась: то у Федора горшки ловко получаются - ей радостно, то слова русские перепутает, не поймут ее товарки- ей первой смешно. Кумушки-то

возьмутся мед варить, да опару ставить, а у нее вкуснее всех. Спрашивают - отчего складно так получается, говорит, что мать ее в детстве учила: когда тесто месить, мед ли пьяный варить - все чинные одежды сними, каменья-украшенья, да в простой рубахе песни веселые пой, пляши, коли можешь - все и сладится. А без веселья и опара опустится, и мед тяжел будет - только голову дурманить, сердце печалить.

К другой весне родилась у Федора-царевича дочка - черноглазая, быстроглазая, чистая птичка. Так они и жили, все бы ладно, только нет-нет, а найдет на Федора тоска, чернее тучи ходит , все какую-то думу думает. Говорит ему жена: "Не таи грусть свою, расскажи, что с тобою?" "А не одна у меня печаль, голубка моя, а целых две! Одно - что время мне в родные края явиться, отцу поклонится. Может и вина моя избудется, кто знает? А еще - не по мне сиднем на месте сидеть. Вырос-то я у отца в седле. Смолоду всю степь прошел, до самого Города Семи Башен. И любы мне эти края, да воля и самой жизни дороже" Помолчала Голубка, да и промолвила: "Что ж поделать, видно надо собираться. Только и мы с тобой, негоже нам сиротами оставаться." Не хотел Федор жену и малую дочку с собой брать, да не переспорил свою Голубку. Одно твердит упрямая чудиночка: "С тобой, да с тобой! Дочке деда покажешь, деду внучку приведешь!" Пустились они в дорогу после половодья, проводили их всей деревней. Дед Василий перекрестил. Долгий был путь! По лесам чудским Голубка вела, а по русским землям, до самых Ивановых застав, Федор-царевич путь выбирал. В самый листопад, в последнее тепло, добрались до первой знакомой деревушки.

Вся как есть пустая деревня, половину домов пожар спалил. Одна такая, вторая, третья - не узнает Федор-царевич родные края! По осени самое веселье на земле, свадьбы играют, урожай считают. Только нету на том празднике ни души, да и поля не убраны, копытами выбиты.

Глядь, в одной деревушке, посередь пожарища древняя старуха сидит, печка под ней целехонька, к печке посох дорожный прислонился. Подошли они к старухе, поклонился ей царевич:

- Не бойся нас, матушка. Мы из дальних краев домой пробираемся, в Иванов-город. Что тут приключилось - стряслось? Ни одной живой души не встретили, спросить некого!

- Эх, миленький-сердечный, кому теперь здесь дом родной?! Старый хан половецкий умер, теперь сынок его лютует. Все деревни пожег, не щадит ни старого, ни малого. Кто живой остался, убежать успел - все в Иванов-город подались. Меня-то перехожую никто не трогает, да и не дойти мне до города. А ты не кручинься, сокол, в черную годину у всякого своя судьба, бог не оставит. Слушал царевич бабку голову опустив, лицо его потемнело:

- Прости меня, матушка- сказал он, да велел жене с сыном торопиться, спешить.

Добрели они до Иванова-города, ворота заперты. Стража кричит: "Кто вы будете? Коли христианские души-то перекреститесь!"

Вошли они. Неузнанный никем Федор до терема царского дошел. Тут служки спрашивают его" Зачем тебе к князю?" "Я - сын Ивана-царя, видно, не узнали вы меня!" Удивлялись слуги, к царю его проводили. Упал Федор к отцу в ноги и жена его с дочкой.

- Здравствуй, отец! Федор, сын твой, челом бьет! Не вели гнать-казнить, вели слово молвить. Велика вина моя, позволь мне искупить ее, с дружинниками твоими меч поднять, ворога встретить. А жену мою и внучку твою приюти, спрячь в тереме!

- Подойдите, дети мои, ко мне- отвечал Иван,- дайте поглядеть на вас. Знаешь ли ты, сын, кто к нам войско это привел, землю разорил? Ждем мы его, собаку поганую, третьи сутки. Идут они город брать. Дружина моя не устоит, перед смертью нам свидеться пришлось. Что толку казнить себя, такая доля у тебя, сынок. А может и моя рука не туда тебя завела. Может, я самый виноватый и есть!

Обнялись отец с сыном, да так и остались стоять.

... Рано в смутный утренник пошли городские девки да бабы по воду, а прибежали без воды, заполошные, ведра у реки побросали: "Ворог за рекой, у брода! Весь берег обложила тьма басурманская!" Враз город проснулся, ворота дубовые на засовы закрылись, дети со стариками в церкви укрылись, дружинники, да молодцы с мужиками на стены городские поднялись. Велел царь Иван черную смолу греть, воду кипятить, бабы камни бросились сбирать. И Федор наш к последней битве приуготовляется. Жену с дочерью перекрестил, прощенья у них попросил, перстень свой королевский дочурке на шею на суровой нитке повесил.

Уже и к стенам городским добрались половцы, и солнце померкло над Ивановым городом. Разыскал Федора седой дружинник: "Помнишь ли меня, Федор-царевич? Я тебя учил в седле держаться, когда ты отроком был. Крестник-то твой спасенный, видно, всех нас сегодня погубит, и тебе не поздоровится... Не серчай на старика, я ведь правду говорю. Не ведомо мне, божьей ли волей, лукавый ли тебя соблазнил, чтобы ты его, змееныша, из полона выпустил... А все ж таки, спой-ка нам, царевич! Сердце в последний раз вздохнет, умирать не так страшно будет!"

И запел ведь Федор! Может для того и петь-то он умел, чтоб он родичей своих в страшный час утешил? Поднялся голос его к самым серым тучам, даже ханские разбойники присмирели, остановились. Слушали сородичи Федора, головы к нему не поворачивая, от ворога взгляда не отводя. Как взлетел голос на последнюю высоту, колокол церковный ему в тон задрожал-ответил, и сорвалась-оборвалась песня, как сокол, подстреляный влет.

Засвистели, загоготали враги, хлынули к стенам. Дрогнули ворота тесовые, заскрипели, и перекинулась сеча в самое Иваново гнездо.

Федор мечем себе дорогу расчищает, к воротам пробирается. Одного желал - до молодого хана живым дойти. И смилостивился над ним бог - схватился Федор с ханом. Меч ли его был удачлив, смерть ли ханская от Федора была суждена - а не спасли хана верные слуги. Ранил царевич хана, и сам мертвым упал. Три метких стрелы впились ему в горло - не петь, тебе, соловей, не будить солнца в родной стороне!

Сгорел Иванов город в огне, погиб Иван со дружиною в кровавой сече, не жива - пропала и невестка его Голубка, одна внучка царская в полон ворогу досталась. Посекли вороги всех, кто мог меч поднять или камень бросить. Только несмышленые дети, да девицы красные в полон попали.

Радоваться бы басурманам богатой добыче, да легкой победе, только хан молодой при смерти лежит, умирает. Велел раненый все злато-серебро ему принесть, всех пленников согнать к его ложу,- налюбоваться желал, на то, чего с собой не взять. А как царскую внучку ему поднесли - встрепенулся он, приказал перстень с нее снять, ему показать. Поглядел, откинулся на подушку и молвит: "Малого меня твой отец пожалел- за песню на волю отпустил. И отца моего песнями победил, а потому и не сгублю тебя! Отдайте ей перстень, да второй с моей руки - он и есть ее. Оденьте девчонку, как ханскую дочь, да продайте в самую дальнюю землю. Цену возьмите за нее самую большую, пусть Федор-царевич не думает, что я поскупился"

Не ослушались хана верные слуги, увезли маленькую Марию в дальние края, продали купцам чужим, заморским. След ее в родных краях затерялся. А про Федора - царевича кто же упомнит, никого в живых не осталось! Есть, правда песенка колыбельная, которой мамки детишек укачивают в темные ночи, есть там и про Федора-певца стих, да кто знает, про того ли Федора-царевича?

-Тулбукун-Тулбукун, а я все понял! - встрепенулся королевич . –Оказывается в жизни все так просто и все решается само собой, все совпадает и рано или поздно! И…