Два мира(СИ)

Отогнать эти бесполезные мысли удалось, лишь шагнув в зашарпанный коридор, ведущий к офису малотиражной рекламной газеты, где Вика сейчас подрабатывала корректором на полставки. Прежняя заслуженная филолог России, выправлявшая рекламные статьи, год назад ушла в декрет - и с тех пор редактор сбивался с ног, подыскивая готовых работать за гроши на этой вакансии толковых людей, все еще разбирающихся в правилах и нормах русского языка. Серьезной эту работу никак нельзя было назвать, но она давала хоть какой-то заработок, а иной найти Вике упорно не удавалось. Ну не хотели никуда брать студентку второго курса без малейшего опыта! Хоть его наработать - и то хлеб.

Переступив порог, она внутренне напряглась, ожидая очередного вопля ответственного секретаря: "а вот и наша русскАязыкАзнайка". Парень лет двадцати, сын редактора, устроенный сюда, определенно, по великому блату - уж точно не за умение работать мозгами - постоянно заваливающий сроки сдачи номера в печать, да еще и старательно подбивающий к Вике клинья... То еще "соседство". Иногда девушке всерьез хотелось взять его за шкирку и приложить со всей силы об стену, но это желание она в себе мощным волевым нажимом душила в зародыше. Вспомнилось мамино недавнее "чистый ребенок" - ну как же, совсем чистый, только с неуемной жаждой агрессии, которую отнюдь не всегда удавалось полностью подавить.

Крик не замедлил прозвучать:

- А вот и наша...

- Захлопни рот, Стас! - И Вика тут же, будто последовав аналогичному совету, захлопнула собственные губы ладонью. Как бы ни развивались события раньше, она никогда не позволяла себе сорваться на ответный выпад. Просто смотрела на него, как на дурака, и спокойно проходила мимо личного стола отсека к своему стульчику с выдвижной крышкой в углу комнаты. Но тут, видимо, недавний разговор с мамой, напряжение и измочаленные нервы сказались - выдержка просто дала сбой. Или же, вспомнив сегодня отца с его резким сопротивлением любому нажиму, ей просто расхотелось и дальше строить из себя тихоню. И правда, надоело уже: и Стас этот, и вся редакция вместе с ее приблатненным шефом!

Как и следовало ожидать, мальчик, по уши купающийся в гормонах, спускать дерзость на тормозах не пожелал. Еще бы, папенькин сынок - привык к тому, что все в редакции ходили на цыпочках по одному его слову. А тут главная тихоня, "русскАязыкАзнайка" вдруг на него осмелилась "гавкнуть". Только вот не понял он со своим щенячьим мышлением под надзором папы-"волкодава", что Вика не "гавкнула", а просто предупредила "взглядом" - "не приближайся". Она глядела на Стаса и понимала, что сдерживаться, и правда, надоело: воля внутри нее, прежде направленная на сковывание агрессии, сейчас будто бы собралась в "ледяное шило", готовое сорваться с невидимой пружины и проткнуть агрессора насквозь. Девушка сглотнула - не к добру все это, но останавливаться желания не возникло. Путь назад попросту был отрезан сказанным словом, вот ведь и правда: вылетит - не поймаешь. Но что интересно: Вика чувствовала - только теперь она поступает правильно и "по-отцовски", а прежде вела себя как-то допустимо, "в ключе устоявшегося порядка", но не полностью верно. И тихая спокойная вибрация внутри чем-то и впрямь напоминала ледяную гладь, что бы там ни имела в виду мама.

Стас медленно поднялся из-за стола, изобразив на роже "трогательное" удивление. Получилось настолько мерзко, что Вике вновь захотелось приложить его со всей силы об стену этой самой довольной физиономией, но... Это было не то, что она на самом деле собиралась сделать - слишком низко, пошло что ли девушке "чистить фэйс" мальчику. И отнюдь не худшее из того, что она вообще могла с ним сотворить. На секунду Вике показалось, что мама одобрительно кивнула ей, попивая из стакана жидкость, похожую на томатный сок. От этой картинки на душе стало внезапно совершенно спокойно. Как-то даже льдинясто-спокойно, но за этой прочной корочкой льда на душе бился яростный светло-голубой, почти белый огонек чистого, кажется даже звездного, огня, который в нынешнем состоянии прекрасно удавалось сдерживать. Как факел в ледяной воде, продолжающий гореть даже внутри озера. Это все было только игрой ощущений, но Вика уже полностью переключилась на них, сосредоточенно воспринимая, на ходу анализируя и просчитывая наперед движения Стаса - казалось, что по ее артериям сейчас текла не кровь, а чистая ледяная информация. А он подошел вплотную, раздувая ноздри. Ну правильно, телец, и ведет себя соответствующе - как бык на скотобойне перед электрошокером. Под метр девяносто - шкаф с пустыми антресолями, да и только. И движения до боли предсказуемые. Сейчас он заговорит... Такие как он - всегда сначала разбрасываются словами до последнего, раскачиваются, в прямом и переносном смысле. И лишь потом, переступив собственную щенячью трусость, делают неосторожное движение - тоже своего рода заступ за грань. Попытка собаки стать волком в собственных глазах, и превращающая ее в шакала. И правда, лучше остановить, пока у щенка еще есть шанс вырасти иначе...

- Девочка, ты сейчас совершила главную ошибку в этой жизни... - Вика прищурилась. Если только... И он все-таки неосторожно дернул рукой, то ли собираясь залепить ей пощечину, то ли просто ударить. Колено вылетело вперед с нечеловеческой силой, и одновременно слетела ограничивающая пружина внутри. "Ледяное шило" пробило Стаса насквозь - так сама девушка это восприняла, - разрывая на тысячи частиц растущего зверя внутри его души.

Редакторский сын упал на пол, зажимая причинное место обеими руками и вопя на всю редакцию почти трогательное "Папа!" На мгновение Вике показалось, что вокруг него до этого момента кружилось облако светло-голубых песчинок, и после удара "шилом" именно оно разлетелось в прах, почти как та пригрезившаяся шакалоподобная собака у ног служки в церкви. Издать более осмысленный вопль Стас, в силу, видимо, совершенно невыносимой душевной и физической боли, не смог. Но и так было ясно, что это - судорожный трусливый крик о помощи. Вику уже ничто не волновало, она готова была расправиться точно также и с его отцом, причем знала, что и на это ей сил хватит с избытком. Однако одновременно с внутренним напряжением ожидала, что сейчас на нее, как по невидимому свистку, "накинется" вся редакция скопом. Словно собачья свара, с которой ей даже при всех невесть откуда взявшихся силах не совладать...

Животным отца Стаса, Вика это хорошо запомнила, был здоровый, заросший колтунами черный волкодав - так она себе его когда-то представляла. На характере и жизни редакции наличие подобного человека в качестве единственного полновластного руководителя сильно сказалось. Привыкшие ходить на цыпочках работники вряд ли поступили бы иначе, зная о последующей неминуемой расправе со стороны редактора - легко выгнал бы всех взашей и еще друзей своих убедил никого из них на работу в этом городе не принимать. Игорь Сергеевич производил впечатление влиятельного во вполне определенных кругах человека, обладающего широким кругом "деловых" знакомств, позволяющих серьезно осложнять жизнь неприятным ему лично людям. Словно бы этакая современная "мойра" в мужском варианте, обрывающая ниточки судеб людей на своем жутком станке. Все верно, волкодав - помесь волка и собаки, идеальный страж и охотник. Но при всех этих неприятных мыслях Вика не боялась, сосредоточенно ожидая последствий произошедшего и даже чувствуя внутри какой-то дикий, будто бы очень древний, азарт... Мир вокруг на секунду замер, пока она стояла в напряжении, готовясь спустить пружину внутри вновь. Вика чувствовала, что в таком состоянии сможет повторить удар сколько угодно раз... А потом все повыскакивали со своих мест - и в тишине вокруг раздались хлопки, будто в каком-то несуразном театральном зале, где она на сцене сыграла роль главной героини. Сначала одиночные - как ни странно, хлопал сам вышедший папаша щенка, потом - захлопала и вся редакция.