Голубая книга сказок кота Мурлыки

ГЛУБАЯ КНИГА СКАЗОК

КОТА МУРЛЫКИ

волк

Волк спрятался за изгородью и терпеливо наблюдал за домом. Увидев, что родители выходят из кухни, он обрадовался. Стоя на пороге, отец с матерью давали последние наставления дочкам.

— Помните, — говорили они, — вы никому не должны открывать, как бы вас ни просили и как бы ни угрожали. Мы вернемся только поздно вечером.

Когда волк убедился, что родители отошли достаточно далеко и скрылись за последним поворотом тропинки, он, хромая на одну лапу, обошел вокруг дома, но двери повсюду были накрепко закрыты. В коровнике и свинарнике надеяться было не на что. У этих особ воображение не настолько развито, чтобы они поддались на уговоры и позволили себя съесть. И волк остановился перед окном кухни, оперся лапами на карниз и заглянул внутрь.

Возле плиты Дельфина и Маринетта играли в бабки. Младшая, Маринетта, та, что посветлее, говорила своей сестричке Дельфине:

— Вдвоем не очень-то разыграешься. Хоровода не получится.

— Да, ни тебе хоровода, ни лапты!

— Ни в веревочку не поиграешь, ни в пятнашки.

— Ни в барыню, ни в мячик.

— А что может быть веселее хоровода или лапты?

— Вот если бы нас было трое…

Девочки сидели спиной к волку, и он постучал носом в оконное стекло, чтобы его заметили. Сестры бросили игру и, держась за руки, подошли к окну.

— Здравствуйте, — сказал волк. — На улице, между прочим, не жарко. Мороз, знаете ли, пощипывает нос.

Маринетта рассмеялась, таким смешным показался ей остроухий зверь с хохолком на макушке. Но Дельфина сразу поняла, кто перед ней. Сжав руку сестренки, она прошептала:

— Это волк.

— Волк? — сказала Маринетта. — Значит, нам страшно?

— Конечно, нам страшно.

Девочки задрожали и крепко обнялись, две светлые головки приникли друг к другу — не поймешь, где чьи локоны, где чей испуганный шепот. Волк, немало побегавший на своем веку по лугам и лесам, такой красоты в жизни не видал. Он был совершенно растроган.

«Но что это со мной? — подумал он. — Ноги словно ватные».

Поразмыслив, он понял, что вдруг подобрел. Таким стал добрым и хорошим, что никогда больше не сможет есть детей.

Волк склонил голову набок — все добрые так делают — и заговорил снова, ласково-ласково.

— Мне холодно, — сказал он, — и у меня болит лапа. Но главное, я добрый. Если бы вы открыли мне дверь, я бы обогрелся у плиты и мы целый день провели бы вместе.

Девочки изумленно поглядели друг на друга. Они и не подозревали, что волк может говорить таким нежным голосом. Успокоившись, младшая сестричка, та, что посветлее, уже дружелюбно кивала волку, но Дельфина, которая так легко головы не теряла, вовремя спохватилась.

— Убирайтесь вон, — сказала она, — вы — волк.

— Не подумайте, что мы выгоняем вас, — добавила с улыбкой Маринетта, — но родители запретили нам открывать дверь, как бы нас ни упрашивали и как бы нам ни угрожали.

Волк тяжело вздохнул, уши его поникли. Видно было, что он очень опечален.

— Знаете, — сказал он, — про волка много чего рассказывают, но нельзя верить всему, что говорят. На самом деле я совсем не злой.

Он еще раз тяжело вздохнул, и у Маринетты глаза наполнились слезами.

Девочкам было жаль волка: ему холодно, и лапа у него болит. Младшая прошептала что-то на ухо сестре, подмигнув волку, чтобы он понял, что она на его стороне. Дельфина еще раздумывала — она сгоряча ничего не решала.

— На вид он очень мил, но я ему не верю, — сказала она. — Ну-ка вспомни «Волка и ягненка»… Ягненок ведь ничего плохого ему не сделал.

И когда волк стал снова уверять их, что у него и в мыслях нет ничего дурного, она бросила ему в лицо:

— А как же тогда вышло с ягненком?.. Да-да, с тем ягненком, которого вы съели?

Волк нисколечко не смутился.

— С ягненком, которого я съел? — спросил он. — С каким именно?

Он говорил об этом, как о чем-то совершенно естественном, само собой разумеющемся, — просто и спокойно, так что страшно было слушать.

— Как? Вы, стало быть, много их съели! — воскликнула Дельфина. — Ничего себе! Вот это здорово!

— Конечно, много. Ну и что же в этом дурного… Вы и сами их всегда едите!

Возразить было нечего. На обед они как раз ели жаркое из баранины.

— Так вот, — снова заговорил волк, — вы сами видите, что я совсем не злой. Откройте мне дверь, мы сядем в кружок возле плиты, и я расскажу вам массу историй. Вы и представить себе не можете, сколько я их знаю, и презабавных: недаром же я столько по лесам и полям бегаю… Да одним рассказом о приключениях трех зайцев на опушке я вас знаете как рассмешу!

Девочки шепотом заспорили. Та, что была посветлее, считала, что волку нужно открыть, и немедленно. Нельзя оставлять его продрогшего, да еще с больной лапой, на морозе. Но Дельфина все еще не доверяла ему.

— Ну пойми же наконец, — говорила Маринетта, — несправедливо теперь упрекать его за то, что он ел ягнят! Что ему было, умирать с голоду, что ли!

— Он должен есть одну картошку, — ответила Дельфина.

Но Маринетта так настаивала, так горячо защищала волка и так горько плакала, что старшая сестра наконец сдалась. И вот Дельфина уже пошла было к двери, но, вдруг рассмеявшись, передумала и, пожав плечами, сказала обескураженной Маринетте:

— Нет, это все-таки было бы слишком глупо!

И Дельфина посмотрела волку прямо в глаза:

— А вот что вы на это скажете, волк? Я ведь забыла о Красной Шапочке. А ну-ка поговорим о Красной Шапочке, как, вы не против?

Волк сокрушенно опустил голову. Такого он не ожидал. Слышно было, как он там, за окном, всхлипывает.

— Это правда, — признал он, — я ее съел, эту Красную Шапочку. Но уверяю вас, я раскаялся, меня уже давно мучают угрызения совести. И теперь я бы ни за что…

— Да, да, все так говорят.

Волк ударил себя в грудь и торжественно произнес:

— Даю вам честное слово, если бы это случилось сейчас, я бы скорее умер с голоду!

— И тем не менее, — вздохнула Маринетта, — Красную Шапочку вы съели.

— Я и не спорю, — согласился волк. — Я ее, понятное дело, съел. Но это был грех молодости. Это было так давно… А каждому греху — прощение, разве нет… И потом, если бы вы только знали, сколько шума поднялось из-за этой девчонки! Послушайте, ведь до того дошло, что меня обвинили в том, будто я сначала съел бабушку, так вот, это вообще вранье!..

Тут волк захихикал, видно, просто не мог удержаться, и даже, кажется, не понимал, что делает.

— Нет, вы только подумайте! Есть бабушку, когда у меня на обед такая свеженькая девчушка! Не такой я дурак…

При этом воспоминании волк не смог удержаться и несколько раз облизнулся, проведя своим длиннющим языком по отвислым губам и обнажив страшные острые зубы. Зрелище это вряд ли могло успокоить девочек.

— Волк! — закричала Дельфина. — Вы обманщик! Если бы вас и вправду мучили угрызения совести, вы бы так не облизывались!