Я хочу домой !

Скотт (прочитав письмо Яниса, Смайде и Упманису). Письмо останется у меня. Вы можете быть свободны!

Смайда, пошатываясь, выходит из комнаты.

Упманис. Мы ничем не рисковали, сэр. Конверт лежал у нее под подушкой.

Скотт. Я сказал, что вы можете быть свободны!

Упманис. Я вас понял, сэр! (Уходит.)

Скотт (набирает номер телефона). Алло!.. Докладывает "Двадцать один сорок"! Письмо, которое мутило лагерь, находится у меня!.. Да... Она... По-видимому, она... Предполагаю... Через шофера лагеря Яниса... Да, письмо адресовано ему... Согласен... Устранить?.. Упманис?.. Подходит... Будет выполнено... (Кладет трубку.)

Скотт закуривает и подходит к окну. Раздергивает шторы.

По тому, как одна из штор сдвигается, Скотту кажется

что-то неладным. Он отходит и смотрит на пол возле окна.

Из-под шторы торчат детские ноги в белых носках.

Скотт медленно подходит к окну и отодвигает штору. Перед

ним стоит испуганный Саша Бутузов. Широко раскрытыми

глазами смотрит он в глаза Скотту. Скотт, ни слова не

говоря, дает Саше сильную пощечину. Саша падает на пол.

Гаснет свет.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Обстановка четвертой и шестой картин. В коридоре на

скамье в той же позе сидит Вурст, рядом с ней - Ира.

Немка дремлет. Ира волнуется, ей не сидится на месте. У

двери стоит тот же солдат. В кабинете идет заседание

комиссии. На нем присутствуют те же лица, что были на

первом заседании.

За спиной Добрынина сидит подполковник медицинской

службы Соколов.

Добрынин. Я могу засвидетельствовать, что все родители этих детей подчеркиваю: все без исключения - значатся по документам вашего приюта гражданами Советского Союза! К сожалению, вы держите эти документы в сейфе, а руководствуетесь списками детей, составленными значительно позже и к тому же составленными нечестно, недобросовестно, с искажением фамилий, возраста и национальности детей!

Кук. Откуда у вас такие сведения? Они не соответствуют действительности!

Добрынин (спокойно). Они соответствуют действительности. Вот копии ваших списков, а вот копии подлинных документов. (Предъявляет копии.) Здесь, у вас, а также в Мессене, Ролшдорфе, Ханенклее и в других пока неизвестных нам таких же сиротских приютах находятся десятки, сотни советских детей, оторванных от своей родины, от своих родителей. Все эти дети должны быть отпущены домой! Мы остановились на рассмотрении вопроса о советской девочке, зарегистрированной у вас как Ирма Вурст...

Кук. Что касается этой девочки, то мы считаем претензии советского представителя необоснованными и бездоказательными. Девочка в течение двух с половиной лет живет у своей опекунши фрау Вурст, носит ее фамилию и не изъявляет желания ехать в Советский Союз.

Добрынин. Но у нее есть отец, он жив и ждет свою дочь! Я думаю, что Ирина Соколова, а не Ирма Вурст, как вы ее называете, с большей охотой поедет домой, нежели предпочтет остаться в Германии у чужого ей человека!

Кук. Девочка привязана к своей опекунше, которая ее обувает, одевает и учит ремеслу, как к родной матери. Кроме того, нам неизвестно, жив ли ее отец или нет. Если бы он мог сюда приехать и мы убедились бы в том, что он жив, мы бы, может быть, пересмотрели этот вопрос. Не так ли?

Добрынин. Прекрасно. Я просил бы только членов комиссии пригласить сюда девочку, для того чтобы я мог задать ей несколько вопросов.

Англичане соглашаются. Упманис приглашает в кабинет

Вурст и Иру.

Стараясь сдержать свое волнение, Соколов осторожно

выглядывает из-за спины Добрынина. Вурст с притворной

улыбкой здоровается с англичанами.

Кук (Ире). Когда девочка входит в комнату, где сидят старшие, она должна здороваться. Не так ли?

Вурст. Девочка очень переволновалась. Мы второй раз приходим сюда и ждем по три часа.

Ира. (делая книксен). Guten Tag.

Добрынин (Куку). Разрешите?

Кук. Пожалуйста, господин майор!

Добрынин (Ире). Ты говоришь по-русски?

Ира. Да.

Добрынин. Как тебя зовут?

Ира. Ирма.

Добрынин. Ты русская?

Ира. Да.

Добрынин. Почему же тебя зовут Ирма? Это не русское имя. Может быть, тебя зовут Ира?

Ира молчит.

Ты живешь у фрау Вурст?

Ира. Да.

Вурст (поспешно). Больше двух лет ребенок живет у меня. Я одинока. У меня нет своих детей. Мы привыкли друг к другу... По воскресеньям...

Добрынин (перебивая немку). Я думаю, девочка сама расскажет нам о том, как ей у вас живется! (Ире.) Как же тебе живется в твоей новой семье? Фрау тебя кормит? Одевает?

Ира. Да.

Добрынин. Учит какому-нибудь ремеслу?

Ира. Да.

Добрынин. Какому же ремеслу учит тебя фрау?

Ира. Я кормлю поросят, стираю белье, мою посуду...

Добрынин. Это не ремесло.

Вурст. Девочка помогает мне по хозяйству. Я одинокая. По воскресеньям...

Добрынин. По воскресеньям она ходит в кирху и вы разрешаете ей надеть праздничное платье? Это я все знаю! (Ире.) Ты сирота?

Ира. Да.

Добрынин. У тебя нет ни отца, ни матери?

Ира. Не знаю.

Добрынин. Ты жила до войны в Николаеве?

Ира. Да.

Добрынин. Твой папа был доктором? Как его звали?

Ира (вспоминает). Иван Петрович.

Добрынин. Его звали Иван Петрович? Ты его помнишь?

Ира. Не знаю.

Добрынин встает. Ира видит своего отца - Соколова. Отец

и дочь одно мгновение смотрят друг на друга. Напряженная

пауза. Англичане недоумевающе переглядываются.

Соколов. Ариша!..

Ира. Папа!..

Вурст. Ирма!

Соколов обнимает дочь.

Ира (всхлипывает). Папа, не отдавай меня им! Я не хочу к ней! Не хочу! Она на меня целый день кричала! Она меня била! Она меня запирала в чулан! Меня зовут Ирина! Она заставляла меня говорить неправду!

Добрынин (растерявшимся англичанам). Есть ли у кого-либо из членов комиссии сомнения в том, что наши претензии достаточно обоснованны и справедливы? По-видимому, нет! Эта девочка - Ирина Соколова, а не Ирма Вурст! Товарищ Соколов работает в настоящее время в Берлине, в одном из наших управлений. (Вурст.) Вам, фрау, придется подыскивать себе другую работницу!

Кук (немке). Вы можете быть свободны.

Вурст. Простите...

Кук. Что такое?

Вурст. Когда я обращалась в английскую администрацию с ходатайством дать мне на воспитание девочку-подростка, мне обещали дать круглую сироту. Я именно об этом просила в своем заявлении. Мне обещали. Мне дали наконец девочку, и что же? Оказывается, у нее есть отец! Почему меня обманули? У меня больное сердце! Я одинока! Я потеряла мужа на Волге!

Добрынин (Куку). Мне кажется, что претензии этой дамы к английскому правительству вы сможете разобрать в другом месте!

Кук (немке). Идите! Вас вызовут! (Упманису.) Уберите старуху.

Упманис выпроваживает немку.

Вурст (в дверях). Я сшила ей новое праздничное платье! Я прошу вернуть мне это платье! Я не могу за свой счет одевать советских детей!

Добрынин. Платье вы получите завтра! (Соколову.) Вы можете идти, товарищ Соколов. Поздравляю вас!

Сорокин (Соколову). Поздравляю вас!

Соколов и Ира уходят. Англичане мрачно разбирают бумаги.

Добрынин. Теперь вернемся к вопросу о Саше Бутузове.

Кук. Этот вопрос придется отложить.

Добрынин. Согласна ли комиссия решить вопрос о возвращении Саши Бутузова в Советский Союз на основании представленных документов или есть необходимость привезти сюда его мать?

Англичане переглядываются.

Скотт. К сожалению, мы не можем в настоящее время передать мальчика советским органам.

Добрынин. Почему?

Скотт. Потому что его нет в нашем приюте.

Добрынин. Где же он?

Скотт. Он исчез.

Кук. Да. Он убежал из приюта.

Добрынин (строго оглядев членов комиссии и остановив свой взгляд на Упманисе). Куда же он убежал?

Скотт (пожимая плечами). Не знаю. (Куку.) Может быть... в Бразилию? Мало ли какая фантазия могла прийти ему в голову!