Преддверие (Книга 3)

- И ты знаешь шифр?

Искушение щегольнуть перед Тутти посвященностью в подобную тайну было велико, но боязнь ступить на скользкую почву пересилила его, и Лерик неохотно сказала правду:

- Да... Когда у меня последний раз был приступ, в декабре, я перед этим простудилась на катке. Приступ оказался очень сильным, и Петька обещал, что я буду сама открывать архив, когда поправлюсь, и папа согласился, только сказал, чтобы ничего оттуда не выносить, а то потеряю. Да в самом шифре особой тайны и нет - его и горничные знают, они же убираются... Просто от грабителей.

Последнее признание было особенно тяжелым, ибо прибирающиеся горничные, пользующиеся тем же шифром, начисто уже обесценивали знание Лерика. Но так или иначе - с этим было покончено, и пальцы княжны проворно забегали по кнопкам, набирая нужную комбинацию цифр. Половины двери не без скрипа разъехались, и девочки вошли в просторную прямоугольную комнату, вид которой вызвал у Тутти некоторое разочарование. Комната ничем не напоминала таинственное хранилище старинных рукописей. Это была обыкновенная современная комната, очень светлая из-за венецианских окон, забранных чугунными узорчатыми решетками, но не солнечная из-за того, что окна выходили в сад, где толстые беловато-серые стволы разросшихся платанов подступали совсем близко к дому, а за ними зеленой стеной тянулись высокие подстриженные кусты, комната с рассохшимся паркетным полом и глухими книжными шкафами вдоль стен - над одним из шкафов висел натюрморт фламандской школы.

- Это - архив тайных масонских бумаг? - Тутти недоуменно огляделась по сторонам, ожидая увидеть что-нибудь наподобие узкой дверки, ведущей в подвал.

- Да. - Движения Леры были уверенными и решительными, чувствовалось, что она привыкла бывать в этой комнате: она пододвинула стремянку к одному из шкафов. - Вот, эти два шкафа мне можно смотреть, а тот, третий, нельзя. Он заперт на второй ключ. Его папа даже Петьке не дает. Но там не интересно - там идут бумаги начиная со второй половины прошлого века. Я бы их и сама не стала смотреть. Помоги мне, он тяжелый такой...

Лерик вытаскивала с верхней полки темно-красный деревянный ларец довольно ветхого виду: казалось, он развалился бы, если бы не оковывающие его металлические полоски.

Кое-как стащив ларец вниз, девочки перенесли его на небольшой квадратный столик у окна. Лерик с немного торжественным выражением лица подняла крышку.

Верхним на кипе бумаг лежал плотный, пожелтевший лист, на котором тушью (цвета передавала штриховка) был начерчен герб, увенчанный тремя шлемами, - щит герба держался справа единорогом и слева - львом.

- Постой, не говори, чей это герб, я попробую прочитать...

- Ты хорошо читаешь?

- Не знаю... Дядя Юрий меня как-то учил. Постой... - держа бумагу на вытянутой руке, Тутти несколько минут напряженно рассматривала герб. - Щит четверочастный, в середине малый щиток - золотой, да, золотой, это золото... На нем - крест из двух перевязей, Андреевский, кажется, красный... Сам щит - первая часть - поле лазурь, справа налево серебряная, серебро не обозначается, крепостная стена, он, переходит на четвертую часть - тоже стена по лазури... В каждой - над стеной серебряное ядро, не знаю, как называются эти три лучика от каждого ядра... Третья и вторая части тоже одинаковые, орлиные головы на серебряном фоне, по бокам означены зелеными дугами. Головы черные, с коронами, в профиль. Значит, главные цвета - голубой; величие, красота, ясность; серебро - невинность; зелень - надежда и свобода; черный - образованность и печать: лев - сила, великодушие, власть; единорог - чистота... Дальше... Девиз - "Fuimus", это - "Мы были"... Дальше - на первом шлеме - баронская корона с куском стены... На втором непонятно какая корона - венец с рукой, держащей золотую булаву... Третий шлем - графская корона с такой же орлиной головой... Очень сложный герб - может быть, тут имеется в виду, что в этом роду есть и бароны, и графы? Чей это герб?

- Брюсов! У них действительно были и графы, и бароны, и короли... А вот - дальше, эти два герба так и были здесь вместе - потом поймешь, почему...

Лерик протянула Тутти второй лист бумаги, напоминающий первый.

- А этот без намета и без корон... Ну-ка... Первая и четвертая части - белая лилия на червленом фоне. Это - не русский герб?

- Русский. Есть несколько русских гербов с лилией, только очень мало.

- Дальше... Вторая часть - в лазоревом поле золотой лук с золотой стрелой - острие к правому нижнему краю... Третья часть - олень вправо по лазоревому полю бежит из золотого леса... Олень означает воина, обращающего в бегство неприятеля... Красный цвет - храбрость... А этот чей?

- Глебовых. А вот это - я сама не знаю, кто... - Лерик положила на стол небольшой поясной портрет молодого человека в наряде начала восемнадцатого столетия.

- А это не твой Черный Глебов?

- Нет... Я видела один портрет Черного Глебова - это не он. Но этот портрет тут же был.

У изображенного на портрете молодого вельможи было скорее неправильное, чем красивое лицо с мелкими невыразительными чертами и острым подбородком. Лоб был высок, но узок, скулы - остры. Губы и нос - тонки. Цвет волос - неразличим из-за закрывающего их короткого парика. Единственной привлекающей внимание частью этого лица были глаза неестественно большие, очень странного разреза - с чуть вытянутой линией век, какая встречается обыкновенно у желтой расы, но при этом не узкие, а широкие, наподобие еврейских, того редкого черного цвета, когда радужная оболочка как бы сливается со зрачком, оттеняя его глубину... От выражения этих глаз становилось не по себе, хотя оно не несло в себе угрозы, а было скорее бесстрастным и отрешенным - словно через эти глаза холодно смотрела сама древность. Портрет был замкнут по краям в образующую как бы квадрат линию - однако же это был не совсем квадрат.

- Ну и взгляд... - Тутти поежилась от пробежавшего по телу холодка.

- Заметила? Я на него боюсь долго смотреть - у него живые глаза... А вот теперь смотри - это самое главное.

Убрав портрет обратно, Лерик положила на стол две плотные связки бумаг. Первая из них, пожелтевшая, с истрепанными краями, в первую очередь обратившая на себя внимание Тутти, была исписана характерной скорописью восемнадцатого века.