Учитель истории

спал вместе с остальными "бойцами", отправленными мамами в постель.

А утром мы двинулись дальше. В Сплит.

Автобус мчался вперед по изрезанному скалистому берегу Адриатического моря, огибая бухты, фьорды, лиманы. И слева - со стороны моря - стекла автобуса были устойчиво голубыми.

В пути ко мне подошел Иосиф Ионович и спросил, не запомнил ли я имя Учителя истории из Крагуевац. Но партизан Данила вообще не называл его имени.

- Жаль, - сказал наш учитель, - ведь его судьба очень схожа с судьбой Януша Корчака. Надо бы узнать его имя.

Но до конца путешествия так и не удалось узнать имя учителя пятого класса. Все называли его просто Учитель истории.

Вперед, туристы! Ни минуты отдыха! Неужели вы завалитесь спать, не посмотрев дворца римского императора Диоклетиана! Говорят, сохранились сфинксы (по-хорватски - сфинги) Рамзеса Третьего. Мы бросаем чемоданы.

И вдруг!

- Трах! Трах! Tax! Ба-бах!

Стайка мальчишек с деревянными ружьями. Добрдень! Здравствуйте! Неужели наши дубровниковские знакомые примчались за нами, проделав путь в четыреста километров? И лица такие же.

И потертые шорты. И ружья. Но главное - среди них неизменный Учитель истории: в очках, с толстой книгой под мышкой.

И все повторилось:

- Кто такие?

- Партизаны!

- А он?

- Учитель истории.

- А мы из Москвы. И среди нас тоже есть учитель истории...

И опять кинокамера увела своего раба по узким улочкам.

И опять в нужный момент.

Отыскать дворец Диоклетиана оказалось не так-то просто, хотя, по описанию, он стоял на берегу моря. Остов разрушенного дворца оброс множеством домов, домишек, закутков - множеством семейных очагов. А внутренний двор заняло кафе.

Здесь-то под вечер мы и стали гостями местного фотографа. Сперва он просто подсел к нам и долго прислушивался к нашему разговору.

Потом ушел и появился с несколькими бутылками вина. Он почти не говорил, только подливал нам вино и пожимал руки. На одном глазу у него была черная повязка.

И вдруг его прорвало. Он заговорил:

- Я фотограф. Моя фамилия - Лукич. Я снимаю на открытки и делаю семейные портреты. Для моей работы хватает одного глаза.

Но с одним глазом можно не только фотографировать... У фотографа много общего со снайпером... Пейте, пожалуйста. Это долматское вино. Довольно неплохое... Я брал фашиста на мушку и шептал ему, как ребенку: "Сейчас выстрелит птичка..." И птичка вылетала и в своем клюве уносила еще одну душу фашиста... Понравилось вам вино? Отправлять людей на тот свет не такое уж приятное занятие...

Вам не нравится мое вино? Нет, нет, раз вы не пьете, я принесу вам бутылочку такого...

Он подмигнул единственным глазом и затрусил к своему ателье.

Я оглянулся. За моей спиной стояли "партизаны". "Учитель истории" забрался на спину древнему фингу. Я сразу узнал его по очкам и толстой книге.

Они исчезли на улочке под названием "Подожди, я первый". На этой улочке не могли разойтись два человека.

Утром мы лежали на камнях, грелись после купания. Кожа была соленой. Перед нами, на уровне глаз, полыхала живая голубизна, словно на дне моря лежало лазурное небо, без единого облачка.

И снова появились "партизаны". На этот раз они не стали прятаться, а двинулись прямо на нас, бесцеремонно перешагивая через наши ноги, внимательно оглядывая каждого из нас. Они остановились перед Иосифом Ионовичем.

- Он?

- Он.

- Лепо!

Я поднялся и стал наблюдать за ребятами. И за Иосифом Ионовичем, который сидел и улыбался ребятам. Как они нашли среди нас учителя истории? Я терялся в догадках, пока не заметил на ногах у Иосифа Ионовича старых шрамов, привезенных с войны. Они узнали его по шрамам. Они рассудили точно, что если среди нас есть учитель истории, так это тот, у кого шрамы...

Высокий черноволосый мальчик - наверно, он был у них командиром указал на глубокий шрам и спросил:

- Это?

Иосиф Ионович сперва не понял, чего хотят от него ребята. Потом смекнул, смутился, и его глаза совсем пропали в бровях-кустах.

- Это... Я был командиром взвода. Под Волоколамском. Мы брали деревню. Я побежал первым, а немцы дали очередь с фланга...

Смешно получилось. Я бегу, а очередь с фланга... Три пули... Думал, не сохраню ногу.

- Это? - мальчик-командир указал на другую отметину.

- Мина... Под Псковом был сильный минометный огонь... Каждому досталось. Но это ничего - быстро зажило.

- Это?

- Сущая ерунда, - Иосиф Ионович махнул рукой. - Пуля только задела. Санинструктор помазал йодом. И все.

Ребята переминались с ноги на ногу. "Командир" спросил:

- Болит?

Наш учитель ответил не сразу: не знал - отделаться шуткой или сказать как есть. Его глаза выглянули из кустов. Он сказал:

- Болит сердце... А это не болит... Ломит перед дождем...

Ребята молча стояли перед ним. Они не удивлялись. Все было так, как должно быть. Учитель должен первым делать то, чему он учит своих учеников. Должен бежать вперед, даже если с фланга бьет пулемет и свистят осколки мин...

Мальчик в очках и с книгой долго рассматривал Иосифа Ионовича и незаметно двумя пальцами лохматил свои жиденькие белесые брови. Глаза маленького "Учителя истории" горели, грудь поднималась и опускалась. И весь он был напряжен, словно готовился к прыжку или к отчаянному поступку, который ему предстояло совершить. Его очки были сделаны из проволоки. Под мышкой он держал старую телефонную книгу.