Фредди и большой шурум-бурум

И тут на моем пути возник сэр Уильям.

Он навис надо мною как огромный утес высотою с приличный дом. Фигурально выражаясь, конечно. Это я хочу, чтобы люди могли себе представить, каким видится кот такому не очень крупному зверю, как хомяк. А ведь сэр Уильям был не просто кот, а целый котище! Картина очень даже впечатляющая. Гигантский черный кот и я, золотой хомяк. Так сказать, лицом к лицу.

В такой ситуации мы, хомяки, что можем сделать? Вариант первый. Можно шмякнуться на пол, вытянуть лапы, закрыть глаза и сделать вид, что ты умер. Этот вариант я решительно отмел и отдал предпочтение второму. Я встал в стойку, выпятил грудь колесом и раздул щеки, как только мог. Смысл этой художественной фигуры заключался в том, чтобы придать себе величественные пропорции и намекнуть противнику, что он, мол, не на того напал. Сэр Уильям правильно понял мой намек. Он остановился, а потом даже сел. Это придало мне уверенности и подстегнуло к решительным действиям. Я поднадул еще щеки и пробасил:

— Слушай сюда, милый кот! — Я чувствовал, меня понесло. — Если тебя вообще еще можно назвать котом, поскольку я очень сомневаюсь, что у тебя осталась хоть капля котового достоинства…

Сэр Уильям сузил глаза и поднялся. Ко мне опять вернулось ощущение, будто я стою перед огромным доминой. Возникла пауза. Сэр Уильям внимательно смотрел на меня.

— И что ты так пыжишься? Тоже мне, пыжик нашелся. — Голос его звучал на удивление мягко. — Хочу дать тебе один полезный совет. Не надо изображать из себя Рэмбо, а то сейчас лопнешь. Это во-первых. А во-вторых, позволю себе сделать одно замечание по поводу достоинства. Если ты намекаешь на то, что я кастрирован, то неплохо бы тебе знать, детка, что кастрированные коты — это окультуренные коты и потому самые благородные. Элита, так сказать. Но это так, к сведению. Послушай, долго ты еще собираешься стоять тут с выпученными глазами? Давай лучше поговорим, как цивилизованные существа, без всяких этих штучек.

— Уффф, — выдохнул я.

— Ну, вот так-то лучше, — с легкой ухмылкой сказал кот. — Фредди, я так полагаю?

Я кивнул.

— А ты Уильям?

— Сэр.

— Чего?

— Сэр Уильям, с твоего позволения. И попрошу называть меня полным именем. Сэр Уильям. Запомнил?

Ну, сэр так сэр. Хоть сыр. Мне все равно, как тебя называть. Только зачем так важничать? Я ведь тоже, между прочим, не хвост хомячий. Надо было мне представиться по всей форме. Фредди Ауратус, хомяк золотой. Ну да ладно. Теперь уже поздно. Не буду заводиться по пустякам. Надо радоваться тому, что я вообще остался в живых.

— В повседневной жизни я предлагаю обходиться без формальностей и обращаться друг к другу на «ты», так, как это принято в животном мире.

Ну спасибо, ваше сиятельство! Облагодетельствовал! Еще неизвестно, хочу ли я, чтобы мне тут всякие тыкали! Терпеть не могу таких высокомерных типов! Впрочем, нельзя быть таким неблагодарным. Их сиятельство действительно проявило по отношению ко мне благородство. Ведь все могло кончиться совсем по-другому. А так я жив, здоров и, главное, — свободен! Потому что я теперь могу беспрепятственно покидать свою клетку, не рискуя быть съеденным этим каст… Пардон. Не рискуя попасть на обед к сэру Уильяму.

— Да, и кстати, прими поздравления!

— Поздравления? С чем?

— С тем, что тебе удалось открыть клетку. Я не знаю случая, чтобы грызуны могли справиться с такой сложной задачей.

— Благодарю, — сказал я, стараясь сохранять невозмутимость и достоинство, хотя, надо признаться, я был весьма польщен.

— Ну, а теперь пора тебя представить другим обитателям нашей квартиры.

Представить другим обитателям?

— Представить этим мерз…

Сэр Уильям смерил меня стальным взглядом, который подействовал на меня как холодный душ.

— Эее… То есть я хотел сказать, что, может быть, не стоит беспокоиться? Нельзя как-нибудь без этого обойтись?

— Нельзя, — отрезал сэр Уильям. — Потому что они равноправные члены семьи, к которой теперь принадлежишь и ты. Они тебе понравятся. Ты ведь слышал, как они только что пели? Забавная песенка, не правда ли? Они хорошие ребятки, хотя и большие шутники. Артисты! Любят повеселиться, других повеселить и всегда в хорошем настроении. Так что с ними вполне можно ладить. Вот только аромат от них исходит… Хм… резковатый.

Я был рад, что наши мнения в этом вопросе сошлись. Хорошо, что сдержал себя и не выложил, что я думаю по поводу моих новоявленных родственничков. Все-таки это было бы неуместно и могло нарушить едва установившееся хрупкое равновесие.

Мы направились в другую комнату. Странно, запах сэра Уильяма мне уже почти не мешал, а вот едкий запах морских свинок казался совершенно невыносимым. Чем ближе мы подходили к их комнате, тем труднее мне было дышать. Наконец мы пришли. Вот они, голубчики. Ишь, какие хоромы им отвел мастер Джон. А корма сколько! Вся клетка завалена. Ну конечно, на то, чтобы сочинять всякую дрянь, у них ума хватает, а вот на то, чтобы сложить как следует весь провиант, на это нет! Я уже не говорю о мокрых пятнах на полу. Ужас! Трудно, что ли, отойти в сторонку и справить свои дела? Настоящий свинюшник развели! Ого, ну и рожи! У одной морской свинки — той, что покрупнее и пожирнее, — была короткая шерсть черно-белой окраски. Та, что помельче, была рыжая, с белыми пятнами и невероятно мохнатая. Похоже, эта рыжая позадиристее. Они сидели прижавшись друг к другу, обе в одинаковых позах, и смотрели на нас.

— Это, — сказал сэр Уильям, указывая на рыжего лохмадея, — это Энрико. А это, — теперь он показывал на черного верзилу, — это Карузо.

Парочка никак не отреагировала на слова сэра Уильяма. Они сидели и знай себе стреляли по сторонам поросячьими глазками.

— Привет, ребятки, — обратился к ним сэр Уильям. — Позвольте мне представить нового члена нашей семьи. Это Фредди.

— Фредди Ауратус, если вам будет угодно, — с важным видом изрек я.

Пусть знают наших!

Свинки переглянулись и прыснули.

— Ауратус! — завопил Энрико. — Гип-гип-ура, Фредди!

— Фредди Ауррра, Фредди Ауууууу, Фредди Агууууу! — подхватил Карузо.

— Ауратусу — ура! Трам-пам-па и трам-пам-па! — грянули они хором и повалились с диким хохотом на пол. Заливаясь и визгливым смехом, они дрыгали лапами и все никак не могли угомониться.

Сэр Уильям снисходительно смотрел на своих буйных «родственников», искоса поглядывая на меня. В его взгляде читалось: ну что, мол, я прав? Славные ребятки?

Очень славные. Вот уж действительно шутники! Обхохочешься! С моей точки зрения, шуточки у этих мальчиков весьма сомнительного свойства. Но чтобы не терять морды лица, я все-таки слегка усмехнулся и сделал это как можно непринужденнее, давая вместе с тем всем своим видом понять, что я, дескать, привык к лучшему обществу. Энрико и Карузо правильно истолковали мою улыбку.

— Ох, какие мы тонкие! — запищал Энрико, поднимаясь с пола. — Господину Ауратусу наши манеры кажутся слишком грубыми!

— Придется нам подтянуться, поработать над собой, чтобы не оскорблять нежные чувства благородного дона Фреддинандо! — с издевкой в голосе проговорил Карузо, тоже вставая. — А то вдруг он не выдержит и умрет?

Энрико скроил трагическую морду, прижал лапы к груди и заверещал:

— О, нет! О, нет! О, нет! Благородный дон, не покидайте нас!

— Не покидайте нас! Мы не выдержим такого горя! — завывал в тон ему Карузо.

Последовал очередной взрыв хохота. Парочка стояла в обнимку, с трудом держась на лапах от смеха.

— Ну хорошо, мальчики, — с улыбкой произнес сэр Уильям. — Думаю, вы поладите друг с другом. Пойдем, Фредди, я покажу тебе наш дом. До скорого, грызуны-певуны! — бросил он напоследок и не спеша двинулся в глубь квартиры.

— Прощайте, дон Фреддинандус! — крикнул нам вслед Энрико.

— Я забыл облобызать вас на прощание! — не отставал Карузо.

Вот пристали! И чего им от меня надо? В спину нам несся их заливистый смех.

Сэр Уильям все еще продолжал ухмыляться. Странное у него, однако, чувство юмора. Похоже, он недалеко ушел в своем развитии от этих так называемых артистов. Хотя, может быть, в этом проявляется как раз его хорошее воспитание. Как истинно благородный кот, он проявляет терпимость по отношению к существам, стоящим на более низкой ступени развития. Не знаю. Ясно одно, сэр Уильям явно покровительствует этим бандитам. Значит, моя задача по возможности не связываться с ними, а еще лучше — просто игнорировать.