Виктор Вавич (Книга 3)

- Выходит, вы все мне тут налгали, - уже покрепче голосом говорил полицмейстер, - ничего вы не унюхали! Да-с! А вас натолкнул старик, господин Фомичев! Ага, знаете!

Варвара Андреевна на миг оглянулась на Виктора.

- ...Староста Петропавловской церкви и содержатель трактира второго разряда. Помолчите! - вдруг крикнул полицмейстер. - Вот, извольте, - уже выкрикивал полицмейстер,- он тут бумагу уже подал, - и полицмейстер тряс толстым листом слоновой бумаги, - вот тут излагает и ходатайство тут, просит о награждении.

Полицмейстер стукнул листом по столу.

- Не тебя, конечно! Постовой мог задержать. Герой!

- Револьвер! однако! оказался! - лаем выкрикивал Виктор.

- Что оказался? - полицмейстер нагнулся вперед. - Что? Сороченки? Убитого? Да? Кто сказал? Номер? Это еще проверим, батенька. Может быть, конечно, - тише заговорил полицмейстер.

- Слушай, - вдруг сказала Варвара Андреевна, - скажи, чтоб поискали, где-нибудь они должны быть. Разменяй мне, пожалуйста, десять рублей, - и она рылась в портмоне.

- Да-с, - полицмейстер совал руку в карман брюк, - а зачем это в Московский понадобилось сдать - довести не мог? Тигра, подумаешь, поймал, полицмейстер доставал деньги, глядел в кошелек, - а револьвер, видите ли, вам понадобилось сдать лично мне, - и он глянул на Вавича.- Как эти фестоны понимать прикажете? - он передавал бумажки Варваре Андреевне. Она заправила их в разрез перчатки, пошла к двери, не глядела на Вавича. - Да! Что это за финтифлюшки, - сквозь зубы заговорил полицмейстер. Он встал и стукал по столу пальцем. - Что? Боялся, что в Соборном отпустят? Что же это? Где слу-жи-те?

Виктор боялся, что могут слезы сами брызнуть, от злости слезы.

- Где служите? - шагнул из-за стола полицмейстер, сделал шаг к Вавичу. - Ступайте вон! - сказал, как проплевал, в самое лицо Виктора полицмейстер.

Вдруг Вавич ударил глазами в полицмейстера, как камнями бросил, весь наклонился боком и ногу сзади отставил, в самой вольной, в самой дерзкой позе. Полицмейстер голову назад вскинул, брови прыгнули.

- На точном основании приказа, - и голос у Вавича, как молотком по железу, - его высокопревосходительства генерал-губернатора генерала-от-кавалерии Миллера - отвести в ближайший участок! Найденное при обысках оружие сдавать в канцелярию полицмейстера или в комендантское управление.

А служу я Его Императорскому Величеству Государю Императору Николаю Второму Александровичу. Присягал! - и Виктор круто повернулся и вышел в двери.

Виктор без дыхания прошагал всю канцелярию - к генералу и застрелюсь!

"Ваше высокопревосходительство! Приказ вашего высокопревосходительства в законной точности, и подвергаюсь", - и Виктор видел, как он стоит по-военному, - а он сразу увидит - военный, - и генерал смотрит строго и поощрительно. - И Вавич быстро стукал по ступенькам лестницы, уже взялся за дверь - и вдруг сверху:

- Надзиратель! Вавич!

Виктор хотел уж не слышать, сунулся в двери и взглянул назад: служитель канцелярский с медалями тарахтел каблуками по лестнице.

- Просят назад господин полицмейстер. Просят. - Запыхался, бежал, видно. Виктор шел назад, весь напружился.

- Вы, кажется, обиделись? - полицмейстер улыбался. - А вы садитесь. Да садитесь же, потолкуем. Виктор сел, вертел головой по сторонам.

- Ведь мы на службе иногда и повздорим, без этого нельзя. Не надо все к сердцу. Вы наверно знаете, что этот номер? Как вы записали? - и полицмейстер шарил глазами по столу.

- 287940! - сказал Виктор.

- Да ведь этот номер был у Сороченки? Так это уж кончик. Подумать только - Тиктин и этакое уж знаете... Вавич кивал головой, глядел мимо, в окошко.

Виктор посидел на бульваре. То сидел, ноги расставив, избочась. То крепко скрестив руки, и ноги вытягивал одна на одну. Заходил обедать в "Южный". Спрашивал самое дорогое. Вечером к одиннадцати часам - пришел домой.

- Ждут уж часов с восьми, - шептала Фроська в передней и кивала на дверь в кабинет.

Но дверь уж приотворилась. Сеньковский выглянул в просвет.

Виктор снимал шинель, будто не видел.

- Ага! Что скажешь? - Виктор, стоя, тер руки и глядел строго на Сеньковского.

- Да черт тебя! Три часа тут, чуть не заснул. А супруга твоя... Что, у вас военное положение?

- Не нравится, я ведь не звал, - и Виктор подошел к столу, открыл коробку с табаком.

- Ты не запускай! - шепотом говорил Сеньковский. - Я и не сидел бы здесь, черт с тобой совсем.- Он подошел к Виктору вплотную. - Она велела, чтоб пришел, до часу будет ждать. Слышал?

- Угум? - промычал Виктор и глядел, как набивалась папироса. Набитая папироса отскочила от машинки.

- Merci-c, - и Сеньковский подхватил папиросу.

- Положи! - крикнул Вавич.

- Пулемет какой! - и Сеньковский положил на стол папиросу. - Ты знаешь что? Черт с тобой, я пойду, а ты петухов не запускай лучше, а то - прямо тебе говорю, живо, брат, тебя, - и Сеньковский оскалился и тер в воздухе между ладонями, - фють! - дунул Сеньковский. - Фють и готово.

- Я рапорт подаю генералу Миллеру, - размеренно сказал Виктор и чиркнул спичку.

- Ну и шут с тобой! - и Сеньковский шагнул в прихожую. Виктор слышал, как он сказал: "Не нажгись" - и прихлопнул за собой дверь.

Я унесу

АННА Григорьевна сидела на Надиной кровати и раскладывала на одеяле карты: уж который раз раскладывала на червонную даму, все выходили "дороги", "дороги"... В прихожей позвонили. Анна Григорьевна пугливо дернулась и быстро накрыла карты подушкой. Выглянула в коридор: Башкин стоял, он держал шляпу на уровне лица и шепотом спрашивал Дуню:

- Никого нет? Гостей нет?

- Я одна, одна! - зашагала к нему Анна Григорьевна. - Семен Петрович.

Башкин шел, тихо стукал, озирался.

- Анна Григорьевна! Вы ничего не знаете? - Башкин говорил шепотом. Пройдемте к вам, я с поезда, на даче живу. Идемте, идемте, - шептал Башкин.

Он взял Анну Григорьевну за руку. Рука Башкина дрожала, и он крепко зажимал руку Анны Григорьевны.

- Сядемте, - все шепотом говорил Башкин. Плотно запер дверь. - Не зажигайте, так довольно света. Он сел против Анны Григорьевны.

- Вы знаете, ваш сын арестован. АннаГригорьевна вся дернулась вверх и как от боли закусила губу.

- И очень скверно арестован, - Башкин не мог смотреть на это лицо, глядел вбок. - Его арестовал квартальный на улице, и у него в кармане нашли револьвер. - Башкин слышал, как мелко тряслось кресло под Анной Григорьевной. - Это ничего, ничего! - говорил умоляющим голосом Башкин. - А квартальный, Вавич, что арестовал его, говорит, что револьвер, - еле слышно шептал Башкин, - с убитого городового.

Анна Григорьевна вдруг схватилась руками за виски, пригнула голову к коленям и тыкалась головой в колени и стукала об пол ногой в отчаянном такте.

- Что ж это? Что ж это? Что ж это? - все громче и громче повторяла Анна Григорьевна.

- Анна Григорьевна! Нельзя! Нельзя! - вдруг крепко сказал Башкин, почти крикнул. Он толкнул в плечо Анну Григорьевну. - Надо сейчас же действовать, действовать!

Анна Григорьевна раскрытыми сумасшедшими глазами смотрела на Башкина.

- Ведь сейчас же, ночью, могут сделать обыск. Надо все, все в его комнате пересмотреть. Сейчас же! Анна Григорьевна встала.

- Боже, Боже! - говорила она и быстро шла с Башкиным в Санькину комнату.

- Дуняша! - крикнул Башкин в кухню. - Никого кроме барина не впускать! Я буду просматривать, а вы складывайте обратно, - шептал Башкин.

- Боже! Боже! - повторяла Анна Григорьевна. Она стояла посреди комнаты, давила ладонями виски, расставив вбок локти.

Башкин зажег обе лампы в Санькиной комнате. Он выдергивал незапертые ящики стола, судорожно быстро перебирал, пересматривал.

- Укладывайте! - командовал шепотом Башкин. И выдергивал другой ящик.

Анна Григорьевна с раскрытыми настежь глазами укладывала аккуратно вещи - ручки, кисточки, стеклянные трубочки - и дышала все с тем же: