Виктор Вавич (Книга 3)

Житков Борис Степанович

Виктор Вавич (Книга 3)

ВИКТОР ВАВИЧ

Роман

КНИГА ТРЕТЬЯ

Велосипеды

В ОТДЕЛЬНОМ кабинете в "Южном" - и дверь на замке, и штора спущена Виктор сидел на диване. Расстегнул казакин, и стала видна рубашка - белая в розовую полосочку. Через стол в рубашку глянула Женя, прокусила конфету, и сироп закапал на платье.

- Ой, все через вас! - крикнула Женя и привскочила со стула. Сеньковский схватил в комок салфетку, стал тереть, больше тер по груди, нажимал с силой.

- Хы-хы! - Болотов с края стола давился куском, держал обе горсти у рта, раскачивался. - Как вы... того... с женским полом... по-военному.

- Э, а то не так бывало, - Сеньковский бросил под стол салфетку, сел, - а то... - он погрозил Жене пальцем, - мы и пришпилить умеем.

- Пришпилить! - и Болотов совсем сощурился. - Озорник, ей-богу!

- Гвоздиками! - и Сеньковский присунул лицо к Жене. Женя глянула и перевела по скатерти взгляд на Виктора. Виктор взялся за ус. - Жидовочек! крикнул Жене Сеньковский. - И жидов тоже. Ух, погодите, мертвым позавидуете! - И Сеньковский застукал пальцем по столу.

- Я жидовка, чего с жидовкой возитесь? Шли бы себе до русских. А что? Еврейка слаще?

- Конфета, скажите! - и Вавич выпятил губу.

- Может, горчица? - и Болотов налег на стол и глядел то на Сеньковского, то на Виктора. - А? - И вдруг один зароготал, откинулся, закашлялся. - Тьфу!

- Не! - и Болотов хитро сощурил глаз. - Не! Теперь вам повадки не будет. Теперь и мы поумнели. Жиды друг за друга - во! Огнем не отожжешь. А мы теперь тоже - союз! - И Болотов вскинул сжатым кулаком и затряс в воздухе. - Союз! - Болотов встал. - Союз русского народа! Православного! Болотов грузно поставил кулак на стол и вертел головой. И вдруг ляпнул пальцами по столу как скалкой: - Наливай! Витя! Наливай распроклятую. И ей, пусть пьет. Хочь и подавится.

Виктору пришлось полстакана.

- Требуй еще! - кричал Болотов. - А вы бы, прости вашу мать, - Болотов махал пальцем чуть не по носу Жени, - сидели бы вы смирно, ни черта бы! Целы были бы. А то забастовки! Ну? Несет он? - крикнул Болотов в двери. - А то я одного екатеринославского хохла спрашиваю, как, спрашиваю, забастовка у вас-то была? А он говорит, такую, говорит, забастовку зробили, говорит, что ни одного жида не засталося. Ни одного, говорит... Вот это молодец сразу две приволок, - Болотов стукал ладошкой в донышко, выбивал пробку.

- Куда? Куда? Стой! - Сеньковский ловил Женю. - Ну, садись! Подругу? Пошлем. Звони! - кивнул он Виктору, а сам давил Жене пальцы. Женя рванулась, юркнула вокруг стола, села Виктору на колени, ухватила под мундиром рубашку.

- Чего он мне пальцы выкручивает? Нина, Нина! - кричала она: в дверях стояла высокая блондинка, тяжелая, с густо намазанными бровями. Брезгливо отвела вбок крашеную губу. Подняла плечо.

- За царя, отечество и веру православную! - возглашал Болотов и, стоя, глотал водку из стакана. - Тьфу! - сплюнул Болотов и помотал головой. Бо-же, царя... - затянул Болотов. - Встать, встать, все встать! Боже, царя хра-ни! и! - и водил рукой, будто кота гладил. Оркестр за стеной сбавил голоса, Виктор тянул тенором, не попадал. - Ура! - крикнул Болотов. Он, стоя, ткнул вилкой в селедку, будто ударил острогой. - Во! И я пошел! Пошел, ребята, не могу. Дай поцелую! - и он тянул к себе через стол Вавича. - Гуляйте. А что? Дело молодое, а супружница в последнем интересе. Пошел я!

- Только ты, Сеньковский, смотри... - Виктор шатнулся и ткнул плечом Сеньковского. - Вместе гуляли и не лягавить! - Виктор остановился на мокрой панели и поднял палец. Сеньковский глядел через плечо.

- Пошли! - и он дернул Виктора за рукав. - Зюзя! Под фонарем стал.

- Ты за Женю на меня не обижайся, - Виктор икнул.

- Да с Богом, вали. Не жалко.

- Нет, не то "не жалко", - Виктор опять остановился, он толкал Сеньковского. - Нет, ты той не налягавь... - Виктор старался поймать глаза Сеньковского. - Ва-Варе... она, я говорю... не любит, чтоб с такими...

- Боится, чтоб не занес чего, - и Сеньковский мазнул глазами через Викторовы глаза. Повернулся, оставил Виктора.

Коротко позвонили четыре раза. Санька вскочил и пошел отворять. Он еще прихрамывал простреленной ногой. Больше по привычке уже, а еще больше для дорогой памяти. Но горничная уже отворила, и в двери просунулось сперва колесо велосипеда, легко вздрогнуло на пороге на упругой шине, и следом протиснулся человек с черными глазами - одни глаза эти и увидел Санька. Глаза ясно, твердо вошли в Саньку, и на миг Санька отшатнулся. Потом глаза отпустили, и Санька увидел, что человек небольшого роста и очень хорошо одет. С тоном одет, а не франтовато. А вон тоже с велосипедом, Подгорный Алешка.

- Здорово! Можно? - и Алешка двинул свой велосипед по коридору.

- Прямо, прямо! - Санька сторонился, давал дорогу. Подгорный завернул к Саньке в комнату. Санька вошел, запирал дверь за собой и все глядел на нового человека. А тот аккуратно и прочно устанавливал свой чистенький велосипед у Санькиной этажерки.

- Знакомься! - Алешка перевел дух. - Кнэк.

Кнэк быстро сдернул перчатку - какая перчатка! Как масленая, подал руку. Ручку! Но крепкая какая! И придавил по-железному.

- Садитесь! - Санька пододвигал стулья.

- Вот дело, - начал Алешка и глянул на Кнэка.

- Дело очень важное. - Санька всем ухом бросился на этот голос, скорей разгадать. С акцентом. С каким? И очень аккуратно выговаривает, как печатает. - Важное и спешное к тому же. - Кнэк полез в карман мягкого пиджака, вынул конверт. Санька не сводил глаз - толстый конверт. Кнэк двумя пальцами вытащил черный железный квадрат. Он был с четверть дюйма толщины. Кнэк легко, как бумажный, за кончик протянул его Саньке. - Видите, тут сверлили. - Кнэк мизинцем указал на углубление посредине - легкая щедринка. - Сверло не берет. Он гартованый, каленый значит. Возможно, его возьмет какая есть кислота? Вы химик.

Алешка поглядывал на Саньку и ловил на коленях пальцы в пальцы.

- Ну, одним словом, - гулким полуголосом договорил Алешка, - это шкап несгораемый. Нужно обвести вот такую дырку, - Алешка начертил в воздухе пальцем квадрат, - и сроку четверть часа. Вот и скажи, попробуй и скажи: можно кислотой или не возьмет она?

Санька смотрел то на стальной квадрат, то на Алешку, и каждый раз, как проволоку, пересекал взгляд Кнэка.

"Вон он Кнэк", - думал Санька и краснел. Про Кнэка давно слышал от Алешки. В первый же раз, как Алешка пришел вдруг в штатском, с русой бородкой. Теперь он Сергей Нехорошее.

Санька в ответ на свою красноту нахмурился и старался сделать солидное ученое лицо, вглядывался в щедринку на стали - пригнулся совсем.

- Хорошо. Испытаю. Есть, конечно, вероятие. Кнэк встал.

- Вам три дня достанет? - и он тряхнул Саньке руку и держал в своей, глядел в глаза. Санька мотнул головой. Кнэк выпустил руку.

- Я очень рад вам, - сказал Кнэк и уж поднял на дыбы велосипед, чтоб повернуть в комнате.

Танечка поднималась по лестнице к Тиктиным. На площадке молодой человек с велосипедом дал ей дорогу, прижался к стене и легко взмахнул вверх переднее колесо.

- Merci, - сказала Танечка и глянула боком глаза - другой, большой, поднял весь велосипед, как будто замахнулся им на Таню. Таня пригнулась и сделала быстрых два шажка.

- Не от вас двое, - спросила Саньку Танечка, - с велоси педами?

- Нет... - и Санька улыбнулся конспиративно.

- От вас, - и Таня медленно кивнула головой.

- Ну от нас. Пускай от нас, а что? - Саньку забавляло, что Таня не узнавала Алешку.

- Ничего. Один, поменьше который...

- Глаза? Да? - и Санька закивал головой - угадал, дескать.

- Нет, не глаза, а просто он очень красивый. Лицо замечательное. Не видала таких.

Санька отошел, будто к пепельнице, и хромал больше, чем всегда, увереннее.