Виктор Вавич (Книга 3)

- Обождать! - крикнул Грачек.

Виктор, топая, прошел в дежурную. Сеньковский стоял у барьера.

- Ты уходи совсем из участка на час на целый, сам велел. Виктор сердито глядел мимо Сеньковского, будто и не слышит, однако прошел к выходу и бросил за собой дверь.

- Здесь не Московский! - крикнул сверху Сеньковский. Виктор еще крепче хлопнул наружной дверью, и задребезжали стекла, парадные, мытые.

- А к чертовой рвани матери!

В половине десятого Виктор на извозчике подкатил к полицмейстерскому дому, запыхавшись, вбежал на лестницу. Он стоял перед дверьми. Топнул по коврику и повернул назад.

Спустился до пол-лестницы, повернул, подошел с разгону к дверям и ударил пальцем в кнопку звонка.

В прихожей он уж слышал голоса, чинное звяканье посуды. Виктор вошел: полицмейстер, Грачек, Сеньковский, чиновники из управления, какие-то дамы шикарные. Виктор шел к ручке, к Варваре Андреевне.

Варвара Андреевна стояла с чайником в руках и издали замахала свободной рукой.

- Опаздывать невежливо! - и мотала назидательно головкой. - Это что? Уездная важность?

Руку дала левую, глядела в чашки.

Горничная посадила Виктора рядом с каким-то мальчиком в матросской курточке.

- Господин Вавич! Угощайте соседа, - говорила через стол Варвара Андреевна, - вы не в отдельном кабинете.

Вавич покраснел до слез. Сеньковский сощурился через стол.

- Да-с, - бубнил Грачек, - а та, вот что на похоронах была, бомба как бы, вот что вы говорите моя-то - это вестовая была. Предупредительная.

- Вот видишь, - говорила Варвара Андреевна, - Адам Францевич всегда все наперед... Колдун! - кивнула она Грачеку и улыбнулась приветливо. Грачек наклонился и весь пошел щелками.

- Так-с! - и полицмейстер откачнулся на стуле, поглядел на дам. Значит, теперь пойдут настоящие!

- Да-с, да-с, да-с, - Грачек искал глазами по столу, соседка протянула сыр. - Да-с, скоро и образчик, Бог даст, получим.

- Ужас какой! - говорили дамы. Обводили всех глазами.

Полицмейстер довольно улыбался и улыбкой показывал дамам на Грачека. Грачек укладывал сыр на бутерброд, смотрел в стол.

- А эта, сегодняшняя? - и полицмейстер глянул на дам - слушайте мол.

- Какая? - Грачек устроил бутерброд.

- Да эта, барышня-крестьянка, как ее. В шали и в ботинках от Вейса.

- Кудрявцева? - Грачек бровями повел на Вавича. Виктор подрагивающей рукой положил в рот кекс.

- Кудрявцева ли? - спросил раскатисто полицмейстер.

- Да наверно Кудрявцева и есть. Дура, извините, она. Ей носки штопать. Выпустил. Без толку. Не богадельня.

- Xa, xa! Богадельня! - полицмейстер закинул голову, потряхивался.

Смеялись следом и чиновники, негромко, в меру.

- Да вы подливайте в чай коньяку, - говорила Варвара Андреевна. Доня! Подлей коньяку Адам Францевичу. Полицмейстер занес графинчик.

- Не-не! - прикрыл рукой стакан Грачек. - Никаких спиртов. Увольте.

- Ну, для новорожденной! - Варвара Андреевна наклонила головку набок.

Когда Виктор прощался, Варвара Андреевна довольно громко сказала:

- А ваш-то старичок, мне говорили, кажется того - попивает. - И она внушительно кивала головой.

Виктор смотрел, приоткрыв рот. Хотел сказать. Но чиновник подполз к ручке и оттеснил Вавича.

Виктор дома приказал Фроське:

- Собирай ужинать.

Но ужин уж стоял и ждал, прикрытый опрокинутыми тарелками. Фроська зажгла свет, ушлепала к себе в кухню. Виктор двигал с шумом стульями, уронил громко ножик. Груня не выходила.

- Аграфена Петровна, - громко сказал наконец Виктор, - на пару слов.

Виктор отпер дверь в Грунину комнату и крикнул:

- Очень важно, тут поговорить надо, а не...

Он оборвал речь, слышал, как в темноте заскрипела кровать, заворочалась Груня. Вышла, морщилась на свет, опять в этом желтом капоте, шаркала незастегнутыми ботинками, села напротив.

- Ну что?

- А вот то, - начал Виктор и подергал бровями вверх-вниз, - а вот то, что папаша-то ваш того!

И Виктор отогнул голову на плечо и щелкнул себя пальцем под скулой. Вышло хлестко, громко: шпок!

- Да-с! Говорили мне: по-па-хивает. - И Виктор несколько раз мотнул от губ и напирал глазами на Груню. Груня хмуро поглядела себе в колени.

- А ты письмо от мамаши получил? - и Груня сонно прищурилась на Виктора.

- Да, ну да, - дернулся Виктор.

- Она и мне писала. Пишет, чтоб рожать к ним ехать.

- Ну? - Виктор зло глядел на Груню, на отекшее лицо, на сонные постельные волосы с пушинками.

- Что ну? - ровным голосом говорила Груня. - Тебя я спрашиваю.

- Да я?.. - и Виктору на миг страшно показалось, и вдруг ярко ударила надежда - один! и вот глаз бы этих прищуренных, на него прищуренных... иной раз так бы и трахнул тарелкой через стол. Тьфу! Еще угадает, что рад, - и Виктор нахмурился в пол и чувствовал, как смотрит ему в лоб Груня, нащупать мог бы это место. - Да как хочешь, голубушка, - сказал через минуту Виктор и из-под бровей подглянул на Груню.

Груня медленно поднялась и, откинувшись назад, прошла, шаркая каблуками, к себе. Плотно и тихо притворила дверь.

Пиф-паф!

БЫЛО совсем рано. Коля встал первый и тихонько чистил под краном зубы. И вдруг звонок. Коле показалось, что так и ждал, что сейчас позвонят. Коля положил на плиту щеточку и на цыпочках побежал отпирать.

Башкин с силой вмахнулся боком в дверь.

- Коля! - уличным голосом вскрикнул Башкин.

- Тсс! - Коля поднял мокрый палец, мотнул головой назад - спят.

Но в комнатах уже зашевелились.

- Идем, идем! - шептал Башкин и тянул Колю в кухню. - Коля! У меня к тебе просьба, величайшая просьба, - Башкин топтался от окна к плите. Коля! Проводи меня на вокзал, сейчас. Я сейчас уезжаю. Может быть, навсегда, навеки, как покойник. Насовсем! - и Башкин, глядя в окно, притопнул ногой.

- Мне к обедне, - вполголоса говорил Коля, - записывают, кто не был. Коля взялся за щеточку.

- Но я тебя прошу! - Башкин шагнул к Коле и с размаху прихлопнул, прижал руками плечи, потряс с судорогой. - Поспеешь, милый мальчик мой, в половине восьмого поезд. - Башкин вынул часы и совал их Коле, чуть не мочил под краном. - Мне непременно, непременно, чтоб ты!

- Мы тоже, может быть, едем. К папе. В Сибирь. И все продаем. - У Коли басовито даже вышло, и все устанавливал щетку в стаканчик, не глядел на Башкина. Не спеша, закрывал порошок. Все вниз глядел.

- Мне нельзя ни минуты оставаться, - Башкин снова затоптался у плиты. Он схватил с плиты поваренную ложку, прижал к груди и глядел в окно. Коля! Ведь есть Бог? - вдруг повернулся Башкин. - Ну, хоть еврейский, хоть какой-нибудь Бог?

Коля тер нахмуренное лицо полотенцем. Башкин все стоял, весь наклонившись вперед.

- Соломончика убили и папу его тоже. Тех, что в лавочке тогда, когда прятался. Насмерть.

И Коля кинул на плечо полотенце и вышел.

- Коля! Коля! - почти взвизгнул Башкин и бросился вслед.

- Что такое? Что такое это? - и Колина мать, полуодетая, морщилась из темной прихожей на Башкина. - Ах, - она сунулась назад в двери, - а я слышу, ничего понять не могу, с кем это он?

- Да я не хочу с ним, - слышал Башкин Колин голос из комнаты, - опять какой-нибудь. И мне в церковь все равно. Воскресенье.

- Можно? Можно? - стучался Башкин в дверь.

- Войдите.

Башкин рванулся в комнату, как был, в шапке, в пальто, в калошах.

- Коля! Мы на извозчике поедем. Никого не будет. Тот в тюрьме сидит, ей-богу, в тюрьме. Коля! Он просто сумасшедший и мерзавец, он и там про меня гадости говорит... всякие гадости. Коля! И назад поедешь на извозчике, честное слово. Колечка!

- Что такое, Семен Петрович? Что случилось? Я сейчас! - из-за двери голос Колиной мамы - булавки, должно быть, во рту, одевается.

- Дорогая моя!.. - с жаром начал Башкин и вдруг замолчал и с размаху сел на диван. - Да ничего, - вдруг веселым голосом заговорил Башкин. Он наклонился, положил локти на колени. - А я в шапке, как дурак! - и Башкин снял шапку, подержал, улыбаясь, и подбросил к потолку. Поймал неловко, захлопнул между ладошками, как моль. - Фу! - и он снова отвалился на спинку, откинул ногу.