Сумхи

АМОС ОЗ

СУМХИ

ПРЕДИСЛОВИЕ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

Это было естественно раньше — любимые и зачитанные до дыр в детстве книги переходили к нашим детям, и так же, как нам когда-то читали наши родители, — читали мы сыновьям «Муху-Цокотуху» и "Аленький цветочек", а потом уж они сами доставали из книжного шкафа "Двух капитанов " и "Алые паруса".

Но Израиль — это другая страна. Это страна, в которой дети подчас учат родителей языку… Что они читают, наши дети? О чем говорят на уроках литературы? Не прервалась ли естественная цепочка передающихся из поколение в поколение интересов, привязанностей и любимых книг? Не останется ли нам теперь лишь общение на уровне "Куда ты опять уходишь так поздно?" и "Дай денег, пап"?

Перед вами книга, выдержавшая много переизданий и вошедшая в программу по литературе многих школ (в Израиле нет единой общеобразовательной программы по литературе: каждая школа, а порой и каждый учитель составляют эту программу сами — с учетом особенностей контингента учащихся и исходя из рекомендаций Министерства просвещения). Возможно, именно эта книга, прочитанная вами на русском языке, а вашими детьми — на иврите, станет одним из первых звеньев восстанавливающейся культурной цепи поколений…

"В конце концов, все мы возвращаемся в собственное детство", — писал Януш Корчак. В собственное детство, туда, где истоки всего написанного (а написанное ведь и есть судьба), возвращаются художники; да полно — уходили ли они из него? Скажем иначе: наступает момент, когда писатель должен сказать о своем детстве с позиций прожитой жизни, а может быть, наоборот, оценить прожитую жизнь, исходя из собственного детства, и так рождаются произведения о начале жизни, иногда — сказки. А примеров — множество: в литературе, где сказка становилась последним и главным творением, как это случилось у многих, от Антуана де Сент-Экзюпери до Василия Шукшина; в кинематографе — фильмы, вспоенные детскими ассоциациями, радостями, утратами, к примеру, «Зеркало» Андрея Тарковского или «Амаркорд» Федерико Феллини.

Груз — или богатство — опыта и знаний, вывезенных из России, заставляет при знакомстве с новым для нас явлением израильской культуры подыскивать параллель в культуре русской. В конце концов, у всех литератур мира гораздо больше сходства, чем различия. Может быть, в наибольшей степени это относится к литературе еврейской и русской…

Но вопреки всем межнациональным параллелям первой пришедшей на ум ассоциацией при чтении книги Амоса Оза «Сумхи» стала повесть еврейская — хотя и опять не без русских корней — "Песнь песней" Шолом-Алейхема.

Сравнить хотя бы первые строки «Сумхи»: "У нас на улице Зхария жила девочка по имени Эсти. Я любил ее".

И "Песни песней": "Имя ее сокращенное: Эстер-Либа, Либузя, Бузя. С нею вместе я рос… И мы любили друг друга".

Проходят поколения — и вновь повесть о детской любви еврейских мальчика и девочки. Но… С первых слов "Песни песней" ощущается безысходность, и светлое начало повести готовит нас к печальному концу, который не зависит от любящих, ибо не властны они над судьбой своей. История же любви Сумхи и Эсти определяется только поведением и чувствами самих детей, а потому — в ней возможно все: и радость, и печаль…

А в советской детской литературе существует целый пласт, посвященный первой любви.

Но ни прекрасный рассказ Ильи Зверева "Второе апреля", ни ставшая классической повесть Рувима Фраермана "Дикая собака Динго", ни какое-либо другое произведение о первой любви сравнению с книгой Амоса Оза не подлежит, ибо «Сумхи» — это повесть о любви не просто к девочке, а к еврейской девочке, не просто мальчишки, а маленького иерусалимца, тогда как у героев большинства советских произведений о детской любви изолированность от национальных корней и национальных проблем возведена в абсолют.

"Сумхи" — детская книга и книга о детстве «взрослого» писателя Амоса Оза. «Сумхи» — это его возвращение в иерусалимское детство.

Есть истины, всем ведомые.

Истина первая: дети всего мира похожи друг на друга.

И потому, как многие мальчишки в разные времена и в разных странах, Сумхи, влюбившись в девочку, начинает дергать ее за косы.

Всегда любили мальчишки и девчонки меняться: и Сумхи меняет велосипед на игрушечную железную дорогу, железную дорогу — на собаку; а в конце концов оказывается с маленькой точилкой, которая может быть "танком в сражениях пуговиц" и которая становится — подарком для любимой.

Во всем мире мечтают дети (и не только дети) о далеких, иногда выдуманных странах. Дети убегают в свою страну — Швамбранию Льва Кассиля, Страну Дураков Карло Коллоди, Страну Оз Франка Баума. И Сумхи, как и мальчишки России, Италии или Америки, хочет убежать далеко-далеко, в землю Убанги-Шари, "через саванну и непроходимые леса, куда еще не ступала нога белого человека".

Истина вторая: дети всего мира не похожи друг на друга.

Сумхи — израильский мальчик. Он — иерусалимец.

И потому он придумывает для Эсти прозвище «Клементайн» — нельзя сильнее обидеть еврейскую девочку из подмандатной Палестины, чем назвав ее английским именем.

А приятеля и одновременно недруга Сумхи зовут Бар-Кохба Соколовский; в странном этом сочетании — эпоха, эпоха энтузиастов из Польши и России, приезжавших в Эрец-Исраэль, где становились Иоцмахи — Цемахами, а Янеки — Бар-Кохбами.

Вот они стоят и деловито меняются — вчерашние враги, Сумхи и Гоэль Гарманский. Не прислушайтесь: одно из условий этого обычного мальчишеского обмена — прием Сумхи в группу «Мстители», ту самую, которая пишет на стенах лозунги против англичан и требует «атставки» Бен-Гуриона…

Они живут в Святом городе — но они мальчишки. Они мальчишки — но они живут в Святом городе. И сплетаются: молитва "Шма Исраэль" — с неудачным спуском на велосипеде; история царя Саула — с нахождением точилки; имя библейского пророка — с улицей, на которой живет девочка-одноклассница.

И все, о чем рассказывает Сумхи, случилось с ним теплым иерусалимским вечером. Ругаются с балконов — по-польски! — соседки. Иногда протарахтит английский джип. Орет от переполняющей ее любви кошка. Над древним городом, над великим городом, над пророками и солдатами несется "запах квашеной капусты, смолы, подсолнечного масла, мусорных ящиков и выстиранного белья, еще теплого и влажного… Над Иерусалимом плыл вечер".

Сумхи не задумывается о своем еврействе. Просто англичане, враги евреев, — и его враги. А молитва "Шма Исраэль" — первое, что приходит ему в голову в минуту опасности. И вечер, плывущий над Иерусалимом, — его вечер…

Еврейские мальчики возвращаются к своим корням: именами, молитвами, борьбой против англичан.

Пройдитесь по Иерусалиму. Зайдите в тенистые прохладные дворы улицы Цфания. Загляните на улицу Зхария. Поднимитесь на улицу Ха-Невиим (Пророков). Куда-то мчатся по своим делам сегодняшние иерусалимские мальчишки — и среди них ваши дети. Они меняются своими сокровищами и обсуждают политику Израиля. Они цитируют Библию и задирают девочек… Повесть «Сумхи» написана и о них тоже.

Возможно, в Сумхи немало от того мальчика, которым некогда был Амос Оз, автор этой книги, не скрывающий своей любви к Сумхи, относящийся к своему герою с большим уважением, без высокомерия, адресуя эту книжку "детям от двенадцати до девяноста девяти лет".

Амос Оз, родившийся в Иерусалиме в 1939 году, жил всегда жизнью израильского писателя, ибо в ней, в этой жизни, было все: родители, приехавшие в Эрец-Исраэль из России, детство в подмандатной Палестине, жизнь и работа в кибуце «Хульда», служба в Армии обороны, участие в Шестидневной войне и войне Судного дня, учеба в Еврейском Университете в Иерусалиме, в Оксфордском университете в Англии. Сегодня Амос живет в Араде, он профессор литературы и философии в университете Бен-Гуриона в Беэр-Шеве и пишет книги, любимые Израилем и переведенные на двадцать три языка в двадцати восьми странах. Среди этих взрослых книг — «Сумхи», лиричный и добрый рассказ о детстве, в которое все мы, в конце концов, возвращаемся.