Последняя тайна пещеры

Вторая осыпь была выше первой. Она поднималась до самого свода пещеры. Мы с Мишкой влезли на гребень и больно ударились об острые выступы. Потирая головы, зажгли десятую спичку. Чтобы проникнуть за вторую баррикаду, нужно было пролезть в узкий промежуток между гребнем и «потолком» пещеры. Это было очень трудно — Мишка чуть не застрял. Наконец и это препятствие позади. Я чиркаю одиннадцатую спичку. Сера отскакивает и с шипением гаснет. Не зажигается и двенадцатая и тринадцатая — что такое?

— Отсырели, — говорит Мишка.

Я весь похолодел от ужаса. Вытащил сразу несколько спичек и резко провел по коробку… Спички вспыхнули с сильным шипением. Я взглянул вперед… Там внизу между каменных глыб чернела узенькая речка. Слабое пламя осветило ее, и она блеснула черным глянцем.

— Вода, Мишка, ползем туда!

Опять тяжелый спуск в полном мраке. Но вот мои руки уперлись в липкую глину, а потом погрузились в холодную воду. И сразу заболели все порезы и царапины. Мишка чиркал спичку за спичкой — все напрасно.

Мы остались без света.

Ночь во мраке

Мы сидели и слушали, как перед нами чуть слышно журчит вода. Было холодно. Я вспомнил слова дяди Жени, что в пещерах Абхазии всегда ровная невысокая температура — двенадцать тепла. Замерзнуть нельзя, но и согреться трудно. У нас стучали зубы.

— Нам надо пойти по течению речки, — сказал я. — Это можно сделать и без света. Идти по воде — и все тут…

— А если глубоко? — спросил Мишка, и я услышал, как он подвинулся и сунул в воду руку. — Здесь неглубоко… До чего же есть хочется! Давай пить воду — все-таки легче будет!

— Говорят, что без пищи можно жить — была бы вода, — ответил я, — а воды хватает.

Так мы подбадривали друг друга, стараясь заглушить страх. Я осторожно вошел в речку. Было по колено. Мишка перешел ее и сразу уперся в стену — второго берега не было. Мы взялись за руки и осторожно пошли. Шаг, еще шаг… стало глубже.

— Что делать с фонариком? — спросил Мишка. — Может, выбросить? Он только мешает.

Но я не согласился. Взял у него злосчастный фонарик и сунул к себе за пазуху, чтобы руки были свободны. Вода уже доходила до пояса. Но вот мы уперлись в стену.

— Черт! — выругался Мишка. — Куда же бежит вода?

Речка уходила под стену.

— Это называется «сифон», — вспомнил я. — Чтобы дальше идти, надо поднырнуть…

— Поднырнуть?

— Да. Проползти под водой, а вынырнуть уже за стеной.

— Нет, я не полезу, — сказал Мишка. — Я боюсь…

Мы были так измучены, избиты и подавлены, что нырять во мраке под каменную стену нечего было и думать. Мы пошли против течения, но очень скоро опять уперлись в стену. Речка выбегала из нескольких трещин. Тут было мелко, но выхода мы тоже не нашли…

— Который сейчас час? — вдруг спросил Мишка.

Мы сидели спина к спине — так казалось теплее — и молчали.

— Не знаю, — ответил я. — Не смотрел на часы, когда можно было, а теперь как узнаешь? Они идут, тикают…

— Наверно, уже вечер. Дядя Женя хватился, ищет нас, как думаешь?

Так мы сидели и медленно разговаривали. Тело у меня болело, оно как-то окостенело от холода — не разогнуться. Мишке было не легче. Он жаловался на тошноту и головокружение.

Но мы все-таки уснули. И спали, наверно, несколько часов. А пробуждение было удивительное. Мне снилось, что я сижу на мокрой зеленой траве. Она вся в росе — и моя одежда мокрая до ниточки, а в глаза бьет яркое желтое солнце. Но оно совсем не греет, только глаза слепит… я с трудом открываю глаза. Желтый сноп света действительно колет зрачки. Фонарик!! Он светит! Мишка!

Мы вскочили на ноги и… тотчас упали, охая и ругаясь. Все суставы нестерпимо болели. Но черт с ней, с болью. У нас был свет — это важнее!

И вторая неожиданность. Речка за ночь стала мельче и в стене открылся проход. Не велик он, придется согнуться в три погибели, может быть, наглотаться воды с глиной, но пролезть можно.

Я взглянул на часы — семь часов. Значит, я проснулся точно в свой срок. Именно в семь утра я просыпался дома.

— Лезем! — решительно заявил Мишка и зашлепал по речке.

Я с фонариком пошел позади. Мишка лег в воду и просунул голову в пролом…

— Ползу, — глухо прозвучал его голос.

Я тоже лег и, держа фонарик в зубах, двинулся за ним.

Проход был очень узок. Если застрянем — нам конец.

В подземном дворце

Мы не застряли.

Мы стояли в огромном подземном зале. Своды из угловатых серых плит уходили высоко-высоко к гигантской люстре. Я назвал эту странную штуку люстрой, хотя, конечно, никаких ламп в ней не было. Это просто сросшиеся огромные белые сталактиты. Я видел сталактитовые пещеры на картинках в учебниках, но никак не думал, что они так красивы. Может быть, вы мне не поверите, но на несколько минут я забыл о голоде, холоде и страшной опасности остаться под землей навсегда.

— Вот это да! — протянул Мишка. — Смотри, Толя, там настоящие макароны висят.

И вправду с каменного уступа свисали тонкие длинные стеклянные трубочки. Они ломались со слабым звоном у нас в руках, хрустели под ногами…

— Макароны, — повторил я и проглотил слюну, представив тарелку с горячими промасленными макаронами. Сразу навалилась слабость. Хотелось лечь и закрыть глаза.

— Надо идти, Толя, — сказал Мишка. — Пока фонарь горит.

Правильно. Отдыхать сейчас нельзя. Я едва поднялся на ноги. Но чем больше я слабел, тем бодрее держался Мишка. Мы поменялись ролями — теперь он шел впереди с фонарем в руке, а я тащился за ним по холодной черной воде.

Речка сперва сделала петлю по подземному залу, а потом вошла в мрачный узкий коридор.

Мишка вдруг попятился и остановился:

— Паук, — сказал он хрипло.

— Где?

— Вон, на стене… ух, страшилище!..

Но я так отупел от холода и голода, что пошел вперед, взяв у Мишки фонарь.

Да, на стене желтело что-то огромное, многолапое…

Несколько шагов отделяло меня от паука. Отступать было некуда. Путь по речке — наша последняя надежда. Может быть, он нас не заметит? Я сделал еще шаг, и еще шаг. Мишка схватил меня за руку.

— Толя!

Паук не шевелился. Я прошел мимо, стараясь не смотреть на него. Но не удержался и все-таки бросил взгляд на страшилище.

— Мишка! Это не паук! Это просто натеки такие!

— Ух, и испугался же я, — признался Мишка, разглядывая «паука».

Это приключение меня как-то оживило. Опять я пошел вперед. Галерея сузилась, а речка стала глубокой — вода доходила до пояса, а иногда мы погружались по грудь. И высота галереи менялась. Чаще всего мы шли, почти не наклоняя головы, но были место, где потолок опускался к воде. Там приходилось ползти на коленях.

Начались вторые сутки нашего путешествия. Опять речка привела нас в подземный дворец. Тут не было люстры, но зато стоял целый лес колонн. Колонны слабо просвечивали в лучах фонарика — совсем как на станции метро «Автово». Между колоннами на каменном полу стояли глубокие лужи чистой воды.

— На первое — вода, на второе — вода, на третье — вода! — говорил Мишка.

Мы напились и даже умылись. На дне лужи перекатывались маленькие белые шарики.

— Смотри, Мишка, — сказал я. — Подземный горох.

— А ну тебя, — ответил Мишка, — то макароны, теперь горох…

Он отвернулся, а я, не знаю зачем, положил в карман куртки пригоршню подземного гороха…

Усталость росла с каждым часом. Мишка жаловался, что его валит сон. Коридор был так узок, что мы шли, обдирая боками стены. Но мы сумели пролезть в третий зал. В нем была только одна, но толстая, как вековой дуб, колонна. Пол пещеры покрывала вязкая глина. И вдруг…

Сон, бред… или явь?

…и вдруг Мишка закричал:

— След! Толя, смотри! След человека!