Давно закончилась осада...

акой…

– Кто сочинил-то? – наконец небрежно спросил Фрол.

– Француз один. Шарль Дюпон…

– Разве французы могут сочинять по-нашему? – не поверил Макарка.

– А он по-своему… Вот тут написано. «Недавно в наших краях побывал французский литератор месье Шарль Дюпон, который во время Крымской кампании служил офицером в дивизии Мак-Магона и принимал участие в штурме Малахова кургана, где и был ранен штыком в плечо. Нынче он посетил в Севастополе памятные ему места, а оказавшись в нашем городе, принес в редакцию свои стихи. На русский язык их перевел, с любезного разрешения автора, преподаватель мужской гимназии г-н Раздольский…»

– Ну и глупо перевел, – сумрачно сказал Фрол. – «Палисад» какой-то… На бастионах никаких палисадов не было, а были бруствера…

Коля заступился:

– Это ведь не только про здешние бастионы, а вообще про войну. У некоторых крепостей внешнее ограждение называется палисадом. Здесь так для рифмы сказано, чего придираться-то…

– А про бомбы всё правильно, – вдруг подал голос Федюня. – Лежат, лежат, а если зацепишь ненароком… Помните, как на Третьем бастионе в том году? Сразу двоих…

– Кабы только там… – вставил слово Макарка. – Мы раньше на Аполлоновке жили, у меня там дружок был, Васятка Тихий. Нашел такой шарик, катнул по ступенькам да сам же за ним и побежал…

Федюня вздохнул по-взрослому:

– Всех случаев-то и не сочтешь…

– Каких случаев, – разом осипнув от страха, спросил Коля. Хотя спрашивать было глупо: и так понятно.

– А вот таких, значит, интересных, – привычно хмыкнул Фрол. – Идет человек с головой, и бах – нету головы… Ты, Николя, тут человек новый, потому запомни. Будешь летом лазать по траншеям, так на ядра гляди с умом. Когда совсем гладкое, тогда не страшно, а ежели в нем дырка или торчит какая-нибудь писька, лучше обойди стороной…

– Ты, Фрол, совсем бессовестный со своим языком, – сказала Саша.

– А чего… Торчит и торчит. Это, значит, остатки трубки или фитиля. А внутри начинка…

Коля съежил плечи, накрытый новой волною страха. Вот, значит, как здесь бывает! До этого часа он про такое и не думал. Когда прочитал в газете стихи Шарля Дюпона, то слова про спящие в полыни бомбы он воспринял не по правде, а в переносном смысле. Ну, как бы про судьбу. Будто о том, что во время войны смерть пощадила боевого офицера, но не отпустила совсем, а ходит по пятам. Может открыть в нем старые раны или ударить по сердцу такой памятью, что оно не выдержит… А выходит – бомбы на самом деле. Рядом…

Но страх накатил, сдавил холодом на минуту и милостиво растаял… Ведь здесь-то и сейчас, слава Богу, никаких бомб не было. А потом Коля будет осторожен, не станет задевать шары с дырками и с… этими… Он нерешительно глянул на Женю. Тот смотрел ободряюще и ласково. Кажется, он все понимал: «Не бойся…» – «Да я уже и не боюсь. Почти…»

Наверно, чтобы увести разговор от страшного, Женя вдруг спросил совсем о другом:

– А правду говорят, будто тендер «Курган», что у Федоса Макеева, это бывший