Тихая бухта

Опушка тайги подходила к самой реке. Глядя на кусты волчьей ягоды, на низкие деревья рябины и дикой черемухи, теснившиеся близко к воде, Димка никак не мог себе представить, чтобы это была та самая тайга — великий лес, без конца простирающийся на три стороны света: на север, на запад, на юг.

Но чем дальше входил он вглубь, тем сумрачней становилось в лесу. Ели и пихты заслоняли землю от солнца, и на ней уже не росла трава. А ведь это было совсем близко от стойбища! Еще сквозь шум деревьев было слышно, как звенит на перекате река.

Но на всякий случай Димка снял с плеча ружье и понес его в руках, держа перед собой наперевес.

Он все ждал, что вот сейчас вылезет из-за бурелома медведь или прыгнет с дерева рысь, и, насторожившись, округленными от ожидания глазами осматривал каждую ветку, каждый куст. Но они никого не прятали.

Один только бурундук встретился ему на пути. Димка узнал его по темным полоскам на спине, о которых рассказывал Шурка.

Бурундук черными блестящими глазками поглядывал на Димку и вовсе не собирался удирать. Он сидел на задних лапках, а передние сложил на светло-коричневом животе. Пушистый хвост его медленно двигался.

Димка оторопел.

Но стоило ему шевельнуться, как бурундук исчез. Димка не успел даже увидеть, в какую сторону он прыгнул. Только веточка, на которой секунду назад сидел зверек, раскачивалась перед самым носом Димки. Это было единственным свидетельством, что зверек не померещился.

«Ну и пусть удрал! — подумал Димка, хотя и пожалел, что не выстрелил. — Разве это дичь? Настоящий охотник и пачкаться бы не стал о такую мелочь!»

Крохотная, птичка с красной грудкой пролетела мимо Димки и чирикнула. Он цыкнул на нее. Но красногрудая птица еще несколько раз облетела вокруг, как бы готовая без сил упасть на землю. Димка догадался, что она только отманивает его от гнезда.

И он не стал стрелять: жалко.

Он повернул обратно к стойбищу, так и не встретив в тайге ни одного страшного зверя.

Вдруг что-то бурое замаячило поблизости в кустах. У Димки захолонуло сердце:

«Медведь!»

По правде сказать, первое, что ему захотелось сделать, — это удрать с быстротой, на какую только способны были его ноги. Но они точно приросли к земле. Он не мог пошевелить ими. Сердце отчаянно колотилось.

Потом Димке стало жарко…

Кто-то удалялся от него.

Тут Димка ощутил прилив отчаянной храбрости. Убежать или дать медведю уйти, даже не поглядев на него вблизи? Димке стало стыдно за свой страх. Он пригнулся к земле, пополз вслед. Молодая поросль мешала Димке хорошенько рассмотреть предмет своей погони. Но вот они вышли на опушку леса, и Димка увидел, что это человек.

«Вот тебе и раз! — подумал с огорчением Димка. — А почему он на корточках по лесу ползает?»

В это время человек опять нагнулся, потом распрямился, рассматривая что-то в руках. Вдруг он обернулся и увидел Димку, глядевшего на него. Большими шагами он пошел прочь, в тайгу. Димка успел лишь заметить, что это был молодой китаец с большим родимым пятном на лбу, одетый в меховую куртку.

Китаец скрылся меж деревьев.

Димка поопасился преследовать его дальше. Как знать, кто этот человек, передвигающийся по лесу на корточках!

Но, вернувшись в стойбище, он тотчас же сообщил Шурке об этой таинственной встрече в лесу. Шурка усмехнулся.

— Просто китаец черемшу собирал, — сказал он. — Тут ее целая пропасть растет! — Потом помолчал секунду, что-то соображая, и спросил: — Ты говоришь, у него было черное пятно на лбу? Это, наверное, Колька-китаец. Он одному старику свою кровь проиграл…

— Кровь?! — испуганно спросил Димка.

— Да, денег у него не хватило: он стал играть на свою кровь, ну, значит, на жизнь, что ли… Проиграл. Теперь этот старик с ним делает что захочет.

— Как так?

— А вот так. Уж я это знаю.

И Шурка рассказал другу, что в поселке живет много китайцев и что работают они артелями, а распоряжаются артелями старшины — джангуйды, которые подыскивают китайцам работу, нанимают для них фанзы и за это забирают себе большую долю заработка.

По ночам же, когда китайцы не работают, они играют в карты. И карты у них совсем не похожи на наши — в одной колоде штук сто. До самого утра в китайских фанзах светятся огоньки, и часто слышится оттуда шум споров и драк. А если и бывает тихо, значит они курят опиум.

Где берут они этот яд, неизвестно. Только у джангуйдов он всегда есть.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Неподалеку от стойбища орочи мастерили лодку. Такой Димке еще не приходилось видеть. Она была сделана из пяти огромных кедровых досок.

— Вот видишь, — сказал Шурка, с гордостью показывая на эти доски, почти в метр ширины, — какие у нас деревья растут. А ты как думаешь, что в этой лодке самое интересное?

Димка осмотрел лодку. Нос ее был высоко вздернут в воздух и с двух сторон защищен широкими досками, точно забралом. Снизу выступало бревно, на котором был сделан помост из досок, точно панцирем одевающий нос лодки.

— Она на рыбу походит… — неуверенно сказал Димка.

— А вот и не это! — сказал Шурка.

— Ну, тогда я не знаю.

— В ней нет ни одного железного гвоздя? — торжественно заявил Шурка.

— Врешь! А как же она держится?

— А ее скрепляют деревянными гвоздями. Понимаешь, чем больше она в воде стоит, тем лучше размокает. Если железные гвозди поставить, они будут ржаветь и воду пропускать. Вот. И называется она по-ороченски «тымкты».

К вечеру лодка была закончена, и охотники спустили ее на воду, чтобы испытать, как она будет ходить в море.

На этой тымкты Шурка и Димка уехали домой, привязав к корме свою оморочку.

Ребята взгромоздились на носовой помост лодки. Он высоко поднимался над водой, и на нем было удобно лежать. Мальчики, растянувшись, смотрели в воду. Савелька — молодой ороч, сын Софрона — тоже поехал с ними.

Орочи взмахнули веслами, и тымкты плавно двинулась по реке. На берегу собралась толпа. Женщины смотрели молча, дети же бежали вприпрыжку вдоль берега и кричали. Потом они отстали. Тымкты вышла на Майдату.

Солнце багровым кругом, почти без лучей, висело над морем. Было тихо-тихо. Словно никогда ветер не залетал в эти края; будто вечно не шевелясь, стояли деревья по берегам. И вода стала темной. Озаренные мертвенным красным светом заходящего солнца, борта лодки отражались в воде пылающими полосами. Димка взглянул на Шурку. Тот, не мигая, смотрел на солнце, и оно красными точками горело у него в зрачках. Димка толкнул друга под локоть. Тот обернулся, и огоньки в его зрачках исчезли.

— Ты чего толкаешься? — спросил он с удивлением.

— А ты чего уставился на солнце? — сказал Димка.

— Люблю смотреть на него, когда оно такое. Красиво!

Вдруг нижний край солнца точно кто-то обрезал ножом. Свет становился тусклее. Темнота выступила из всех уголков и поползла на реку, на берега, в лес. И Савелька, взглянув вверх, вдруг сказал про солнце.

— Его домой пошел. Двери закрывай. Его боиса ночи. Спать хочу.

Солнце исчезло. Тотчас же наступила темнота. Лишь на западе в непостижимой высоте пылало багровое облако. Края его колебались, точно вздуваемые ветром. Савелька, теперь совсем невидимый в темноте, сказал:

— Это солнце печка топи. Огонь труба ходи. Его тама очень холодно.

Впереди засветились огоньки. Это был поселок. Тымкты тихо причалила к высокому берегу. Орочи, привязав ее к березе, свисавшей над водой, отправились к избе Савелия Петровича. А Димка помчался домой.

Стремительно распахнув дверь, он влетел в комнату. Он собирался единым духом рассказать отцу обо всем, что произошло за эти три дня. Но отец был не один. Возле него стоял приказчик Накано с чемоданом в руке.

Димка насупился и прошел в свою комнату, не ответив на приветствие приказчика. Отец вполголоса говорил:

— Извините, Накано-сан, я сказал, что ничего не возьму. И передайте господину Наяме, чтобы он ничего мне больше не присылал. Я ничего брать не буду. До свидания, Накано-сан!