Абрафаксы под черным флагом

— Уррра капитану! — крикнул кто-то, явно входя в раж от любимой песни. — Уррра! — подхватили остальные. — Уррра! — покатилось с попутным ветром над водой.

— Да здравствует Черная Борода! — зычно гаркнул кто-то еще, решив внести разнообразие в лозунги затянувшегося праздника пиратской души. Идея всем пришлась по душе.

— Да здравствует Черная Борода!

— Да здравствует…

Далеко не все на пиратском паруснике принимали участие во всеобщем веселье. Высокий статный седобородый старик стоял на верхней палубе и с тревогой вглядывался в даль. Шанти, так его звали, чувствовал себя одиноко среди этого сборища разгулявшихся буянов, за которыми ему приходилось присматривать по долгу службы. Его задача была удержать команду и капитана от участия в разбое.

Таково было требование Анне Бонни, правительницы острова Тортуга, где обосновались пираты. Только с этим условием корабль был выпущен из гавани. А Шанти был приставлен следить за тем, как исполняется ее приказание. Нельзя сказать что старый моряк с радостью принял ее предложение. Но отказать Анне он не мог. Слишком уж привязался Шанти к молодой пиратке, которая нашла в себе силы отойти от былых грязных дел и которую он любил, как родную дочь. Нелегко ему было сдерживать напор разбойничьей шайки, слепо подчинявшейся своему буйному капитану Черной Бороде. Ох и недаром пользовавшемуся недоброй славой на всех семи морях! Отправляясь в плавание, Черная Борода поклялся правительнице, что не будет нападать на корабли купцов и коммерсантов. Его выход в море — всего лишь прогулка, чтобы команда не заскучала на берегу. Они обменяют кое-какие товары на соседних островах, и сразу назад. Опытный Шанти прекрасно знал цену таким заверениям строптивого капитана и понимал: первая же встреча с купеческим судном может обернуться большой бедой. Оставалось только надеяться, что судьба будет милостива и убережет мирных мореходов от встречи с Черной Бородой и его фрегатом.

На нижней палубе тем временем пир шел своим чередом. Пираты развлекались как могли — кто пил, кто пел, кто плясал, кто играл в карты, а кто просто так куролесил. Изрядно нагрузившись ромом, благо на корабле его было в избытке, пираты затеяли пальбу. Сначала стреляли просто в воздух, потом решили поохотиться на больших американских тараканов, которых тут же повыгоняли из укромных уголков богатырскими ударами в переборки и балки рангоута. Нельзя сказать что охота продвигалась успешно. Не так-то просто попасть в быстро бегущее насекомое, тем более спьяну. Только одному пирату посчастливилось. Он, можно сказать, почти попал в одного жирнючего черного таракана, опрометчиво усевшегося перед его самым носом на нижнем ободе бочонка с ромом. Восьмилапый пристроился на липком потеке огненного напитка и с явным интересом обследовал привлекательную поверхность.

— Ишь, ходят тут всякие, — едва ворочая языком, пробубнил пират и прицелился.

Бабах! — раздался выстрел. Из бочки забил фонтанчик рома-жженки. Оглушенный таракан свалился на настил и, с трудом перебирая лапками, поковылял в сторону каютной полупалубы. Не обращая внимания на ромовый водопад, пират бросился в погоню за ним. Встав на четвереньки, охотник полз за жертвой следом. Обессилевший от всех несчастий — и от нервного шока, и от рома, таракан притулился у какой-то двери.

— Меня на жалость не возьмешь! — решительно заявил преследователь и вновь спустил курок. Пуля с треском прошила дверь, оставив безобразное входное отверстие. Тонкая щепа торчала во все стороны.

Не успел пират подползти поближе, чтобы самолично убедиться в окончательном поражении противника, как дверь, ударив со всего размаху по лбу незадачливого охотника, распахнулась. На пороге появился гигант с копною черных как смоль волос, собранных на затылке в конский хвост. С такою же черной как смоль бородою, тоже отчего-то собранной в хвост, но уже под нижней челюстью. По одежде он отличался от остальных пиратов, поголовно носивших какие-то обноски. На великане же была надета добротная темно-синяя куртка тонкого сукна, подпоясанная широким поясом с массивной золотой пряжкой. В распахе куртки — ярко-красная шелковая рубаха, открывавшая широкую волосатую грудь, и светло-серые штаны, заправленные в сапоги из кожи тончайшей выделки. Если бы не его перекошенная от ярости физиономия и налитые кровью бычьи глаза — этого человека можно было бы назвать даже красивым. Высокий, крепкий, косая сажень в плечах, он походил на атлета. В наших же обстоятельствах он скорее смахивал на черта, выскочившего из табакерки. Да и зол он был как три тысячи чертей. Еще бы, кто-то выстрелил в дверь капитанской каюты! Кому такое понравится? Черная Борода — а это был он собственной персоной — был вне себя.

— Совсем от безделья одурели! Канальи! Мерзавцы! Висельники! Куда ползешь, тварь? Поганец, тебе заняться нечем? Сейчас я тебе покажу, к чему приложить свои силы! — рявкнул на одном дыхании Черная Борода, сгребая пирата в охапку.

В гневе предводитель корсаров был ужасен. Это знали все. От страха у незадачливого снайпера затряслись коленки и лоб покрылся испариной.

— Я б-б-больше не б-б-буд-д-д-ду, — проблеял он жиденьким голоском, болтая ногами в воздухе.

— Это ты нам завтра расскажешь, чего ты будешь, чего не будешь, а пока в трюм, на отсидку! Чтобы неповадно было дурью маяться! — отрезал капитан и потащил бедолагу вниз.

Сопротивление было бесполезно.

Заперев нарушителя спокойствия в трюме, Черная Борода поднялся на палубу. Команда дружно продолжала расслабляться.

— Боцмана! Общий сбор! — гаркнул гигант. — Развели тут караван-сарай! Бездельники! Лоботрясы! Уроды! — поливал он своих подопечных, раздавая тумаки направо и налево. — Пошевеливайтесь!

Пираты плохо понимали, отчего так взбеленился их главарь. Подумаешь, отдохнули немного! Это же не повод, чтобы так орать. Команда джентльменов удачи все-таки построилась в шеренгу, старательно поддерживая друг друга, и стояла, покачиваясь, в ожидании дальнейших распоряжений.

Чернобородый окинул гневным взглядом палубу, напоминавшую скорее помойку: бутылки, кружки, объедки, разбросанное оружие…

— Шкипер! Боцмана! Авральная приборка! Пять минут — и у меня тут все блестит! — отдал он приказ и, развернувшись на каблуках, зашагал на мостик.

Вооружившись тряпками и швабрами, пираты принялись драить палубу. Сначала дело продвигалось плохо — выпитые бочонки вина давали себя знать. Но постепенно сказывалось целительное воздействие активного труда на свежем воздухе. По прошествии недолгого времени на палубе и следа не осталось от недавнего разгрома. Черная Борода покинул мостик и, удовлетворенный, пошел принимать работу. Все вокруг сверкало и блестело, будто перед большим смотром, а сами пираты выглядели даже приободрившимися. Гигант ухмыльнулся в бороду. «Могут, когда захотят, черти!» — подумал он про себя.

— Слева по борту испанский галеон! — послышался вдруг с грота крик смотрящего.

Капитан сорвался с места и в следующую секунду оказался на мостике. Рулевой и без его команды знал, какой маневр необходимо совершить пиратскому судну. Он резко крутанул штурвал, и фрегат, почти что черпнув забортной воды, завалился набок. От неожиданной смены курса флибустьеры горохом посыпались на палубу, и образовавшаяся куча-мала покатилась к левому фальшборту. Не успели толком разобраться, где чьи руки, где ноги, как парусник вновь тряхнуло по килю и крен пошел на другую сторону. При этом маневре вся компания поехала к противоположному фальшборту. Никто не понимал, что происходит. На мостике же, у штурвала, тем временем шла настоящая борьба. Две пары крепких рук вцепились в руль и не давали тому повернуться ни вправо, ни влево. Черная Борода был в ярости. Взбешенный проворством и дерзостью старика Шанти, его готовностью встать на пути такого грозного противника, каковым он считал себя, Черная Борода буквально кипел от гнева. Казалось, что воздух от мостика до бушприта раскалился от ненависти.

— Прочь отсюда! — прошипел Черная Борода, силясь оторвать тонкие жилистые пальцы старика от штурвала.