Возвращение в Террамагус

— И нам с Данилой, пожалуй, тоже пора, — взглянув на часы, сказала Улита.

— Может быть, вы переночуете у нас? — предложила Аникея, а Онисифор, Минадора и Артёмий её поддержали.

— Спасибо, бабушка, но нам с братом сегодня вечером обязательно надо быть дома. Вы все на меня не обижайтесь, я обещаю, что навещу вас на следующей неделе.

— Ну хорошо, — тяжело вздохнула Минадора, — прилетай, когда сможешь, но помни что мы все тебя очень любим и будем очень по тебе скучать. А ещё нам с тобой надо о многом поговорить. И вас, Данила, — молодая волшебница посмотрела на мальчика, — мы тоже всегда будем рады видеть в нашем доме.

— Спасибо, — чуть смутившись, ответил тот.

В этот момент в гостиную вошла горничная и сообщила, что экипаж подан.

— Ну что ж, давай прощаться, — сказала Аникея.

Улита поочерёдно обняла и поцеловала родителей, бабушку и дедушку.

— Надеюсь, вы не будете против, если я провожу вас до Золотой Поляны? — поинтересовался Амикус, плюхнувшись на руки к Улите.

— Конечно же нет, дружочек, — улыбнулась девочка, — втроём в дороге нам будет веселей.

Вскоре все трое, удобно расположившись в белоснежном ландо, которым управлял Эстасий, покинули замок Кинтианов.

— Странно, что никто из твоих не поверил, что Эрмоген — леший, — сказал Данила.

— Ну и ладно, не верят — и не надо! — в голосе Улиты чувствовалась обида. — Это, в общем-то, ничего не меняет. Ведь мы-то с вами в этом уже не сомневаемся. И это главное. Вот послушайте, к какому выводу я пришла, рассуждая об Эрмогене. Так вот, он скорей всего, родился с неправильными для потомственного лешего глазами, то есть они у него были не зелёные, как полагается, а чёрные, и к тому же они у него не светились. Увидев у своего сына такой существенный изъян, Агафия испугалась, что у неё из-за этого могут начаться неприятности с мужем, да и в общине её бы наверняка не поняли. Чтобы избавить себя от неминуемых неприятностей лесная ведьма каким-то образом подкинула своего сына в семью знатных горных волшебников. Она могла не опасаться, что её обман будет раскрыт. Ведь во время объявленного по всему Террамагусу розыска искали младенца, основной приметой которого были лешачьи глаза, а подкидыш этому условию не соответствовал. Вот и всё. Тогда по этой моей версии всё сходится. Фотиния была Эрмогену приёмной матерью, а Агафия — настоящей.

— Да, складно это у тебя получилось, — согласился Амикус. — Тогда действительно всё сходится. Но мне всё-таки немного не понятно, откуда это у тебя такая уверенность, что всё дело именно в его глазах?

— В том, что у Эрмогена лешачьи глаза, я окончательно убедилась в тот момент, когда увидела его в минуту сильного гнева в Долине Статуй. Тогда в них на некоторое время появилось то характерное для лешего свечение, которое у Силвестриуса и у Гальбия присутствует всегда.

— Да, я тоже заметил, что тогда, в Долине Статуй, они у него прямо-таки загорелись как два фонаря, — поддержал сестру Данила.

— Ну хорошо, я охотно вам верю, — проворчал зверёк. — Наверное, я в тот момент смотрел куда-то не туда. Теперь становится понятно, в кого Гальбий уродился лешёнком. Только у него, в отличие от своего «неправильного» папаши, с глазами всё в порядке.

— А мне вот что ещё не понятно: — сказал Данила, — почему Эрмоген не хотел, чтобы ты посещала Террамагус до сдачи экзамена?

— Я долго думала над этим вопросом и вот, что у меня получилось: совершив тринадцать лет назад серию преступлений, Агапиты получили Шар и диадему, но добраться до заветного рецепта увеличения волшебной силы сразу не смогли. Череда неудач в открытии Шара постепенно охладила их интерес к этому делу, и они, возвращаясь к нему всё реже и реже, занимались более насущными для них проблемами. Шло время; ни диадемы, ни Шара так никто и не хватился — мама была надолго заключена в Долине Забвения, бабушка боролась за жизнь дедушки, папа и Евтихиан в их состоянии вряд ли смогли бы когда-либо заговорить — в общем, спокойствию и благополучию Агапитов ничто не угрожало. И они, решив, что события тех лет надёжно похоронены в прошлом, с головой погрузились в работу в Совете, растили детей и принимали участие в светской жизни — были, так сказать, добропорядочными жителями Террамагуса. И тут — как гром среди ясного неба — моя бабушка подаёт прошение о разрешении мне пройти экзамен на звание волшебницы. Понаблюдав за мной через магическое зеркало, Агапиты, увидев мой независимый характер и природную любознательность, поняли, что я, оказавшись в Террамагусе, сразу же начну интересоваться той давней трагедией, чего им, естественно, не хотелось. Увидев во мне прямую угрозу их спокойной жизни, Агапиты занервничали, результатом чего и стала их наиглупейшая просьба не привозить меня в Террамагус до экзамена, на котором, как вы знаете, они собирались со мной расправиться. Вот и всё.

— А что, — заметил Амикус, — твоя теория очень даже похожа на правду.

— А откуда Агапиты узнали, что вы с Корнилием собираетесь посетить Долину Статуй? — спросил Данила. — Ведь как они ловко придумали устроить там для вас ловушку.

— Я не сомневаюсь, что уважаемые Эрмоген и Фулвиана подслушали это в тот момент, когда Корнилий отпрашивался у Феодотии на прогулку.

— Как ты думаешь, сестрёнка, а они бы сегодня нас убили, если бы не Евтихиан?

— Очень может быть. Наше посещение Дворца настолько рассердило и испугало Агапитов, что они были готовы на всё.

— А почему ты не рассказала родителям и бабушке с дедушкой, что тебя хотели убить ещё на экзамене?

— А зачем? Чтобы бабушка с дедушкой разволновалась? А маме и папе я когда-нибудь обязательно всё расскажу.

Эпилог

Во время суда над Фулвианой удалось доказать её соучастие в покушении на жизнь Артёмия, Евтихиана и Корнилия. Все остальные обвинения, в числе которых были соучастие в краже Шара и диадемы — остались не доказанными, а подслушанную и подсмотренную Улитой и её друзьями информацию суд рассматривать не стал.

Придать вес показаниям девочки мог бы рассказ Лардомуса о том, что он видел, как тринадцать лет назад Агапиты забрали из хранилища диадему Минадоры, но призрак предпочёл помалкивать. Без его свидетельств Улите не имело смысла официально признаваться в ночном посещении Дворца, так как тогда её благородный по отношению к родителям поступок мог обернуться для неё обвинением в незаконном проникновении в важное государственное учреждение, а ещё, чего доброго, её бы саму вполне могли обвинить в краже Минадориной диадемы. На такой поворот событий, кстати, очень рассчитывала Фулвиана, но без лепестков чудо — папоротника, которые она потеряла во время событий в Долине Статуй, доказать присутствие девочки во Дворце ей не удалось. Следующим действием, превращавшим версию Улиты на суде в полную бессмыслицу, стало решение семейства Кинтианов не сообщать на суде о хранившейся в Шаре важной информации.

— Это наша семейная тайна и посторонние о ней знать не должны! — было сказано девочке.

Хотя заявление о пропаже Шара Аникея всё-таки подала.

Но даже после того, как большая часть обвинений была отклонена, Фулвиане за те из них, что были доказаны, полагалось провести пятнадцать лет в Долине Забвения, куда она и отправилась прямо из зала суда в сопровождении четырёх Чёрных Стражников.