Экспедиция идет к цели<br />(Приключенческая повесть)

— О динозаврах?

— Нет, разумеется. Пусть динозаврами займутся специальные экспедиции. Нас интересует одно: вода в Гоби!

— Мы нашли воду. Чего еще?

— Мы намерены найти море пресной воды. Именно море, которое, по нашим предположениям, тянется от Заалтайской Гоби на западе до восточных границ Монголии, то есть на тысячи километров!

— Ничего не понимаю, — сознался Тимяков. — А при чем здесь динозавры?

— Они имеют самое непосредственное отношение к гипотезе: динозавры пили воду, плескались в воде, многие из них вели полуназемный, полуводный образ жизни…

Сандаг заинтересовался, сразу же развернул на столе карту Гоби, стал водить по ней карандашом, делая пометки.

— Замечательная идея! — воскликнул он. — Все гениальное просто: идея, можно сказать, лежала на поверхности. Да, проверкой ее следует заняться. Разошлем во все концы озерной впадины партии и отряды гидрогеологов! Внесем в план работы Ученого комитета как задачу номер один, подключим Восточную экспедицию. Вы удовлетворены?

— Не совсем. Мы хотели бы с Басмановой непосредственно участвовать в проверке нашего предположения.

— Вы согласны оба остаться здесь?

— Об этом и пришел просить и от себя и от ее имени. Здесь наш основной горизонт. Кроме того, я не завершил дело с находкой природного газа.

Сандаг даже крякнул — так неожиданна была просьба геолога.

— А кто будет вести работу в геологическом кабинете Ученого комитета, составлять сводную карту минерально-сырьевой базы МНР? Это дело государственного значения.

— Не знаю, — простодушно сказал Пушкарев.

Сандаг и Тимяков переглянулись.

— Вам придется перейти в полное подчинение начальству Восточной экспедиции, а там народ сугубо практичный, они не станут относиться к вам как к автономной единице.

— Я согласен.

— Значит, вы отказываетесь от будущности ученого и хотите остаться просто инженером?

— Именно так.

Сандаг покачал головой.

— А раскаиваться потом не будете?

— Нет, не буду.

— Это удивительно, — подал голос Тимяков. — Ему, можно сказать, подносят карьеру ученого на блюдечке с голубой каемочкой — сиди в кабинете, обобщай результаты всех экспедиций, а он рвется на узкий участок инженера-практика!

— Рвусь, Андрей Дмитриевич. И другой жизни для себя не мыслю. Пусть обобщают другие, у кого есть дар обобщения, а я хочу найти море пресной воды в Гоби, большое месторождение газа или нефти, свой вечный огонь, который всегда согревал бы мою жизнь. Отпустите!..

Тимяков положил ему руку на плечо, сказал с непонятным волнением:

— Я понимаю вас. От этого нельзя уйти, как нельзя уйти от самого себя. Ищите большую воду, ищите газ, ищите нефть, ищите алмазы, ищите всё, что найдете!

— Возьмите мою трубку, вы ее давно выиграли, — сказал Сандаг и протянул Александру свою трубку с перламутровым мундштуком.

Пушкарев заколебался было, не решаясь взять трубку у не совсем еще выздоровевшего начальника экспедиции, но тот насильно втиснул ему трубку в руку.

— Трофей победителя. Ну, а если найдете алмазы, то отдам все свое имущество и все свои коллекции.

— Это оказалось мне не по зубам, товарищ Сандаг.

— Найдите хотя бы пиропы.

— Пиропы нашли другие…

— Кто, где?! — Сандаг впился взглядом в лицо Пушкарева. — Это правда?

— Сущая правда. Вот они, пиропы!

Порывшись в геологической сумке, Александр неторопливо вынул из нее кусок породы, усеянной крупными темно-красными камнями. Ученые с восторгом и изумлением разглядывали гнездо красных, налитых винным цветом камней. Первым пришел в себя Тимяков.

— Они самые. Рассказывайте!

— Рассказывать, собственно, нечего. Пограничники получили задание выловить кое-кого из заговорщиков, все еще скрывающихся в горах. Ну, нашего общего знакомого Тумурбатора поставили во главе операции как знающего эти места. Они обшарили все ближайшие горы. Нашли останки бедного Дамдина. Заговорщиков выловили. Полчаса назад встречаю Долгор, а она разворачивает какую-то тряпицу и протягивает мне кусок породы с пиропами:

«Тумурбатор просил тебе передать. Никому, говорит, из посторонних не показывай. Он очень торопился. Бадзара ловит. И японца».

Тут мне показалось, что я сплю, и побежал к вам. До сих пор не уверен, что эти пиропы наяву, а не во сне.

— Успокойтесь, — сказал Сандаг. — Тумурбатор рано или поздно наведается к нам и расскажет все о пиропах. Я вас понял, Пушкарев: в придачу к морю пресной воды и нефтяному газу вы намереваетесь все же найти и алмазы. Решили всё заграбастать. Жадный вы человек!

— Жадный, товарищ Сандаг! Да имею ли я моральное право после находки пиропов уезжать отсюда?!

— Всё! Вы остаетесь. Решено. Этак вы никогда не выберетесь из Гоби.

— А нам и здесь неплохо.

Он вроде бы неторопливо вышел из юрты, потом стремительно бросился к большеголовому коньку, прыгнул в седло и аллюром помчался на буровую.

Он скакал и скакал без устали, подставляя лицо ветру. Грудь распирало от радости и счастья. Прекрасная жизнь, удивительная жизнь!.. Серебристая от ковы-лей степь — и нет ей ни конца, ни края, как самой жизни. И безграничное ощущение свободы, не покидающее его все последние дни…

Пушкарев стал тихонько напевать на монгольский мотив песенку, которую не раз слышал в здешних местах:

Итак, они остаются с Валей в Гоби! Полная самостоятельность: дерзай, открывай, бесконечно разъезжай по горам и степям, дыши вольным ветром… Разве не к этому рвался всегда? Он даже не верил в такую легкую победу: пришел, сказал — и пожалуйста!

Страх возмездия гнал Бадзара и Накамуру в Ноян-Богдо. Только в этом затерянном в горах месте они могли чувствовать себя в безопасности. Во всех аилах уже знали о событиях, и знакомый Бадзара перепугался насмерть, увидев беглецов. Он, правда, ничего не сказал аратам, но верблюдов и коней дать отказался. Бадзару, обладателю несметных стад и табунов, пришлось воровать чужих верблюдов. Всюду беглецов подстерегала опасность. К колодцам они подъезжали только ночью. Бадзар был без шапки, его халат изодрался, лицо высохло, щеки ввалились.

Но самое страшное было впереди. Предстояло пересечь безводную степь, усеянную черной галькой. Там не было ни юрт, ни колодцев. В раздобытых воровским способом бурдюках плескалась вода. Но ее могло хватить только на половину пути.

— Ничего, — ободрял японца Бадзар. — Будем пить по глотку, может, хватит. Я знаю один колодец на полдороге к Ноян-Богдо. Как-нибудь доберемся. Колодец Дзагиин-усу.

Японец хмуро молчал: трудная дорога пугала его. Он решил, что, встретившись с Карстом, сразу же назовет себя, и этот контрабандист будет относиться к нему как к равному.

Воду пили по глотку, и все же она поразительно быстро убывала.

— Ты слишком много пьешь, — сказал Накамура Бадзару. — Я сам буду выдавать тебе воду.

Тяжелый зной лежал над черной, сверкающей от пустынного загара равниной. В ушах стоял неумолчный шум, глотку сводило судорогой от страстного желания пить, и нигде не было заметно ни признака жизни.

Накамура ощущал безвыходность своего положения и делал все, чтобы только спастись. Теперь он совсем не давал пить Бадзару. На привалах старик умолял его, становился на колени, плакал.

— Если будешь приставать, размозжу тебе голову! — крикнул японец.

— Убей меня, убей, но дай глоток воды…

Бадзар был пока нужен Накамуре: он знал дорогу в Ноян-Богдо, и Накамура иногда поил его.

Но судьба, в которую так верил японский разведчик, на этот раз изменила ему. Когда беглецы спустились в глубокий сайр, где, по словам Бадзара, должен быть колодец Дзагиин-усу, то обнаружили, что вода из него ушла. Глубоко внизу блестело высохшее дно.