Кораблики, или «Помоги мне в пути»

– Пит, не волнуйся только. Теперь уже опасность позади...

– Что случилось?!

– Только без нервов. Петьку ранили. Вчера вечером, из арбалета, стальной стрелой. Он шел из школы, и вот у самого дома...

Слабея, проваливаясь в тартарары и понимая, что все это должно было случиться, я вытолкнул слово:

– Он... живой?

– Да не бойся! Теперь он почти в порядке. Хорошо, что он был в твоей куртке...

– Почему... хорошо?

– Ну, там же датчик вшит! Аварийный! Если что, сразу сигнал на базу. Мы подобрали его через десять минут. Яд со стрелы не сработал полностью, не успел... Сейчас Петька в госпитале космослужбы, скоро все будет нормально.

Понимая, что ничего не будет нормально, я еще спрашивал о чем-то, а Юджин что-то объяснял. Потом, чтобы встряхнуть меня, заорал, что я расхлябанная баба и ударяюсь в истерику, когда нет для этого причины.

– Не хнычь, а приезжай скорее. Тут и будем думать, что дальше...

Было далеко не так "нормально", как уверял меня Юджин.

Было гораздо хуже.

Первый раз я увидел Петьку в госпитале в таком состоянии, что лучше бы и не видеть. Он лежал под прозрачным колпаком, будто в саркофаге. Весь в каких-то присосках, датчиках, проводах. Бледный, неподвижный. Будто и не живой. У меня аж в глазах поплыло.

Но знаменитый профессор Кудрявцев, который лично и неустанно возился с Петькой, дал мне самое честное слово, что угрозы для жизни уже нет. Подтвердил это и Митя Горский, который сейчас был при профессоре кем-то вроде ассистента и адъютанта. Ради Петьки.

Юджин, конечно, смотрел виновато, говорил покаянным тоном. Был помят и небрит больше обыкновенного.

– Ну дай ты мне по морде, что ли! Конечно, мерзавец я, не уследил...

Но разве была у него возможность ходить за непоседливым мальчишкой по пятам? И кто мог подумать, что у самого дома случится такое? Нашелся же какой-то гад...

Юджин показал мне стрелу. Вернее, стрелку – длиной в ладонь. Стальная, тонкая, как спица, с зазубренным наконечником и перышками из пластмассы. Стрелявший почти промахнулся: наконечник только зацепил плечо – порвал куртку, рассек кожу. Но был в наконечнике сильный яд...

Если бы не зашитый в куртке аварийный датчик, не видать бы мне больше Петьку...

А я про этот датчик и не вспомнил, когда подарил куртку Петьке... Вот удача-то, что подарил! Крошечный прибор сработал мгновенно, базу сотрясло сигналом тревоги, на плане города кровяной каплей набухла координатная точка. Санитарная машина и Юджин с Митей примчались на Шкиперскую улицу одновременно.

Все это я узнал, когда мы сидели в кают-компании базы и Юджин с Митей отпаивали меня какой-то пахучей жидкостью. Гадость была невероятная, но действовала безотказно. Скоро я чувствовал себя измотанным, но достаточно спокойным.

Митя еще раз сказал, что все обойдется.

– Но почему он до сих пор без сознания?

– Да просто спит! В него же то и дело всякие снадобья вгоняют... Вот сделаем еще одно переливание крови и будем приводить парня в чувство. Жаль только, что кровь искусственная. От живого донора – это было бы лучше.

– Так возьмите у меня! Я не похудею!

– А в самом деле! – Митя хлопнул себя по лбу. – Как я раньше-то... Давай, только анализ сделаю, годится ли твоя группа...

– Митя, ты откуда упал? Что значит – годится ли? Его кровь – моя кровь! Уж более одинаковой не может быть ни у кого!

Митя опять огрел себя по лбу. Засмеялся:

– В самом деле! Все забываю... Но, знаешь, закон есть закон, я обязан проверить все равно. Железное правило... Не бойся, это не больно.

– Дурень, – вздохнул я.

Митя принес белый чемоданчик, безобидно кольнул мне палец, удалился куда-то, а через четверть часа явился взъерошенный и озабоченный.

– Ну, Пит! Под монастырь меня хотел, да?

– Что с тобой?

– У тебя третья группа, у него вторая! И резусы разные!

Я вскочил:

– Не может такого быть!

– Значит, может, – отозвался Горский официально. – Прибор никогда не врет.

Я сел и обалдело замолчал.

Разная кровь. По-че-му? И... плохо это или хорошо? Значит, Петька не дубль, не слепок, не близнец?

– Ничего не могу понять...

– Ты только это не можешь понять? – спросил Юджин язвительно. – Иди-ка поспи...

И я лег на диван и уснул. Но успел подумать: "Кто же ты, Петька?"

Петьку привели в чувство на следующий день. Без утайки рассказали ему, что случилось. Петька не испугался. Слабо улыбнулся:

– Вот приключение...

Меня даже злость взяла: "Приключение! Дурья башка. Все бы тебе играть..."

Кстати, стрелявшего быстро нашли. Оказалось – подонок, наркоман, пошел на это дело за несколько порций порошка.

Признался, что подговорил его тип, похожий на Полоза.

О Полозе по линии Международной полицейской службы ушли в Старотополь всякие телеграммы и предписания. Об этом Петьке тоже сообщили: не бойся, мол, теперь этого гада точно найдут.

А Петька и не боялся. Его интересовало другое:

– А где Кыс?

В прежние времена такое было бы невозможно (помнил я о неумолимых медиках), но сейчас Кыса полили каким-то антисептиком и пустили к Петьке в отдельную палату. Надо было видеть эту трогательную встречу!

Впрочем, и меня Петька удостоил своим вниманием. Не меньше, чем Кыса. Я часами сидел на его кровати, и мы разговаривали.

Я, ничего не скрывая, поведал о дуэли. Эта история Петьку восхитила.

– А ты научишь меня темпоральной коррекции?

– Этому учатся не один год. Ты сперва хотя бы поднимись с постели.

– Я бы давно поднялся, да не велят. Говорят, еще одно переливание надо... А правда, у нас группы крови разные?

– Увы...

– Почему – увы? Наоборот – ура! Значит, я полностью настоящий!

– А до сих пор ты сомневался, балда?

Он подышал тихонько и признался:

– Маленько...

– Бестолковое ты создание...

– Ну и пусть... – Он завозился, придвинулся ко мне, ухватил за локоть. – Это ничего, что группы разные. Так даже у отца с сыном бывает, мне Митя говорил. Теперь я тебя еще больше люблю...

Я замигал и стал смотреть в окно. Как это Ефрем Георгиевич тогда высказался насчет сентиментальности-то?

Я рассказал Петьке, что памятник восстановили. В прежнем виде. И что бумажный кораблик я там оставил.