По следам Ворона

— Пацаны, я спа-а-ать ложусь, — зевая, протянул он и звонко похлопал по животу. — Наелся, напился, и спать завалился. Вы помойте посуду, а я все — устал, сил нет шевелиться, — и быстро исчез в шалаше.

— Эй-эй, во, обнаглел, — поперхнувшись, сказал Славик. — Слышь, графинёнок, вылезай.

— Отстаньте, мальчишки, — донесся сонный голос, — я хочу спа…, - и в шалаше наступила тишина.

— Ух, отпрыск! — буркнул Славик и взглянул на небо, где медленно надвигались темные тучи. — Санька, я сбегаю на речку. Посуду сполосну. А ты сложи под кусты дрова. Чую, дождь скоро начнется. Все быстренько уберем и тоже спать завалимся. Занимайся, а я побежал, — и, собрав грязную посуду, он торопливо пошел к реке, скрывшись за кустами…

Глава 4

Заскулил Грэй и, загремев крепкой цепью начал кидаться на высокий забор.

— Грэйка, успокойся, — ласково сказала тетя Аглая, посматривая на калитку, — вижу, вижу, что ты радуешься. Да, Николаша вернулся. Твой хозяин приехал.

Распахнулась калитка, и во двор зашел дядя Коля, поглаживая рукой холеную бороду.

— Грэй, на место! — нарочито нахмурив густые брови, сказал он собаке.

Но Грэй, не слушая команды, бросился к нему, заюлил хвостом, заскулил и, поднявшись на задние лапы, влажным языком лизнул дядю Колю в нос.

— Фу-у-у, нельзя, — пробасил дядя Коля, вытирая лицо, — хватит целоваться. Иди, матушку благодари — свою кормилицу, — и, отстегнув цепь, махнул рукой, — к матушке!

Собака огромными скачками понеслась по ухоженному саду к беседке, где сидела тетя Аглая.

Она внимательно смотрела на несущегося Грэя и, дождавшись, когда собака подбежала, тихим ласковым голосом сказала:

— Грэйка, не балуй. Ишь, бесстыдник! Ну-ка, посмотри мне в глаза. Что голову опускаешь? Ну, хорошо, можешь зайти. Куда полез? Нет, Грэйка, нельзя. Сиди возле входа. Молодец, собачка. Умница!

Грэй заюлил, застучал хвостом по деревянному полу беседки. Прижав уши, смотрел на тетю Аглаю, тихонечко поскуливая. Радовался, что его похвалили.

— Как съездил, Николаша? — спросила она, когда дядя Коля зашел в беседку и сел на скамейку, продолжая по — привычке поглаживать бороду. — Ребятишкам понравилось место?

— Конечно, — усмехнулся старик и придвинул чайную чашку, — остолбенели, когда увидели сделанный шалаш. Эх, балуем ребятишек. Живут на всем готовом. Приучать надо их, приучать, — нахмурился он.

Мелко, дробно засмеялась тетя Аглая, взглянула на насупившегося мужа и тихо сказала:

— Научатся, Николаша, не волнуйся. Никуда не денутся.

— Чего удумала? — подозрительно взглянул на нее старик, — ты же всегда защищаешь их.

— Ребятишки-то повзрослели, — сказала тетя Аглая, улыбаясь, — ты по-своему их муштруешь, с утра до вечера гоняешь. И я решила, чтобы три дня не прохлаждались зря на готовых харчах, а немного поработали, если кушать захотят. Взяла и положила только хлебушек, соль, всякой травки и сырые овощи. Голод — не тетка. Никуда не денутся. Хоть картошку, но сварят, лишь бы сытыми быть.

— Ну, матушка, — гулко расхохотался старик, — ну, выдумщица! Надо же такое учудить. А я подумал еще, что мешок-то слишком большой с продуктами. Решил ополовинить, да забыл. Представляю лица юношей, когда они в него посмотрят. Особенно — Серёженькино. Слабоват паренек. И духом, и телом слабоват.

— Были бы кости, а мясо нарастет, Николаша, — сказала тетя Аглая. — Наблюдаю за ними и вижу, что крепчают ребятки. То, что в начале каникул с трудом выполняли, сейчас легко справляются. Силушка прибавилась и не малая. Хорошие ребята, серьезные. Умнички! А то, что балуют иногда, так возраст же такой. Из детства вышли, а во взрослую жизнь еще не вошли. Не ругай их, Николаша, не надо. Не заслужили они. Все будет хорошо, все.

— Я специально ворчу, — сказал дядя Коля, с шумом отхлебнув горячий чай, — нельзя юношей баловать. Они обязаны все тяготы переносить. Не слабовольными войти в жизнь, а с характером закаленным. Тогда и будет толк. Тогда и вспомнят нас добрым словом, что на правильный путь их наставляли. А баловство… Пройдет со временем. Столкнутся с трудностями, опасностями — сразу повзрослеют. Главное, чтобы не испугались, не сломались, если судьба приготовит им испытание на прочность. Согласен, Аглаюшка, серьезные ребятишки, хорошие. Дай бог, чтобы и по жизни такими пошли, — и размашисто перекрестился.

— Все будет, как задумали, — тихим голосом произнесла тетя Аглая, — доброе и нужное вложим, а шелуха сама отпадет. Ничего, Николаша, справимся. Я пойду ужин готовить, а ты чем-нибудь займись, пока ребят нет. Что-то косточки побаливают. Видать, гроза приближается, — и, взглянув на безоблачное небо, добавила: — на душе как-то неспокойно, словно беду чувствует…

— Не придумывай, Аглаюшка, — перебил ее дядя Коля, — не успел увезти ребят, ты заскучала. Да, Грэйка? Где наши мальчишки?

Услышав, что говорят про ребят, собака вскочила, заметалась по беседке и, выскочив в сад, громко завыла, подняв голову.

— Тьфу, ты! — пробормотал старик и скомандовал: — Грэй, молчать! На место, шельмец!

Но собака продолжала носиться по саду, принюхиваясь к следам, и громко лаяла, словно звала за собой.

— Сердце — вещун, Николаша, — покачала головой тетя Аглая, — вон, и Грэйка мечется…

— Перестань, — медленно, с расстановкой произнес дядя Коля, — ничего с ними не случится. Дождем в речку не смоет, не волнуйся. Готовь ужин, а я схожу в монастырь, посмотрю, как работа продвигается, да заскочу на заводик, помогу вагонетки в сушилку загнать. Хорошо работают наши мужички. Не успеваю лес для них заготавливать. Юноши вернутся, определю на практику. Полдня, но будут работать. Все пойдет на пользу. Хватит, матушка, хватит волноваться. На тебе лица нет. Успокойся. Ладно, завтра съезжу, проведаю ребят. Ничего с ними за одну ночь не случится.

— Дай-то бог, дай-то бог, — тихо сказала тетя Аглая, поднимаясь. — Ты же знаешь, сердце никогда меня не обманывает. Может, сегодня поедешь?

Дядя Коля досадливо закряхтел, взглянул на вечернее небо и покачал головой:

— Нет, матушка. Пусть переночуют возле реки да костерка, а утречком лошадку запрягу и поеду. Все, занимайся домашними делами, а я схожу в монастырь. Грэйка, на место! Хватит, набегался, — и грузно шагая, направился к калитке…

Глава 5

Саша проснулся от оглушительного раската грома и яркой вспышки молнии. Раздался протяжный треск, и он увидел, как взметнулось пламя над сухим деревом, стоявшим возле реки. Саша посмотрел на ребят, которые продолжали спать, не обращая внимания на гром и блики огня, отвернувшись к плотным стенкам шалаша.

Поднявшись, Саша осторожно, чтобы не разбудить мальчишек, присел возле входа, надев куртку, и вздрагивая при особо сильных ударах грома да ярких вспышек, с волнением и восторгом наблюдал за разбушевавшейся стихией.

На мгновение наступила тишина.

Затем пронесся вихрь ветра по верхушкам деревьев. Опять наступило небольшое затишье. Саша почувствовал влажный запах, услышал ровный приближающийся гул и увидел, как плотная стена ливня закрыла горящее дерево и обрушилась на их стоянку, затушив сразу тлеющий костер.

— Ничего себе, — тихо пробормотал Саша, отодвигаясь от входа. — Ух, силища!

Обняв колени, он сидел, наблюдая за ливнем, тугие струи которого сбивали листву с деревьев и кустарника, смешивая их с раскисшей землей, не успевающей впитывать в себя потоки воды, с шумом падающих с ночного темного неба, укрытого плотными грозовыми облаками.

Вдруг Саше показалось, что сквозь плотную пелену ливня и густые заросли кустов, мелькнул тусклый луч света. Снова приблизившись к выходу, он внимательно стал всматриваться в ночную мглу, освещаемую лишь яркими всполохами молний. Думая, что ему показалось, хотел уже вернуться на место, но снова заметил желтоватый свет, пробивавшейся через кусты. «Неужели дядя Коля решился в такую погоду добраться до нас?»- подумал он, быстро разыскал в рюкзаке фонарик и только хотел в ответ просигналить и крикнуть, как сквозь ливневый шум донесся чей-то чужой разговор двух человек. Затаившись, Саша стал вслушиваться, стараясь понять, что за люди здесь появились и о чем у них идет разговор.