Огонь юного сердца

На следующий день наша рота выступила. Впереди, как всегда, командир. За ним тихо и бесшумно, словно тени, двигались минеры. У каждого за спиной был рюкзак с толом. Я шел за Филипповым, стараясь ступать по его следам, боясь, чтобы нечаянно не наступить на партизанскую мину.

Чудесно было в лесу, словно в сказке! С деревьев с шумом осыпались пожелтевшие листья, падали на плечи, рюкзаки, приятно щекотали лицо. Сквозь поредевшие стройные березы с золотыми верхушками пробивались лучи солнца. Прохладный осенний воздух освежал лицо, бодрил душу. Идти было легко и приятно.

Но вот зашло солнце, в лесу сразу стемнело. С севера подул холодный ветер. Где-то неподалеку жутко завыли волки. Наступала суровая партизанская ночь. Люди шли молча, часто закуривали, пряча в рукав самокрутки. Через некоторое время командир роты остановился и шепотом подал команду: «Привал». Партизаны, разбившись на небольшие группы, начали снимать с плеч тяжелые, набитые толом рюкзаки, о чем-то тихо советовались. А Филиппов тем временем, взяв с собой командиров отделений Евтушка и Мотренко быстро пошел с ними вперед.

Вскоре они возвратились, и Филиппов предупредил:

- Осторожно, ребята, мост!-и повел нас дальше.

На фоне черного неба четко вырисовывалась громада моста. Командир приказал пулеметчикам занять оборону, а сам с отделением минеров пополз к проволочным заграждениям.

Метрах в пятнадцати - двадцати маячила фигура немецкого часового.

- Снять! - приказал Филиппов Волкову, который уже держал наготове винтовку со специальным бесшумным прибором - глушителем.

Затаив дыхание Волков прицелился. Еще секунда, и часовой тихо свалится мертвым. А там дело пойдет: все у Ивана Федоровича рассчитано, вон ребята уже проволоку режут. Но вдруг раздался выстрел, часовой пошатнулся и полетел под откос… взлетели в небо ракеты… Застрочили из дзотов пулеметы…

Иуда, что ты наделал? - крикнул Филиппов и с пистолетом бросился на Волкова.

Товарищ командир… товарищ… я… я случайно перепутал специальный патрон с обычным…

Подползли командиры отделений.

- Спасайте людей! - приказал комроты, передавая Волкова пулеметчику Поплавскому.

Завязался неравный бой. Гитлеровцы осветили поле прожекторами, пустили в ход минометы. Ослепленные партизаны стреляли наугад. И, кроме того, что можно было сделать автоматами и пулеметами против массивных, вкопанных в землю дзотов?

Едва мы выбрались из этого пекла. Многие наши товарищи навсегда остались там.

На первом же привале Иван Федорович стал допрашивать Волкова. Тот повторял одно и то же: случайно, дескать, перепутал патрон. Но во время тщательного обыска в одном из его ботинок под подошвой нашли в непромокаемом конверте удостоверение личности офицера германской разведки Курта Гельзнера.

- Расстрелять собаку! - крикнул командир отделения Евтушок.

- Мало! На куски порезать гада,- предложил Мотренко.

- Повесить! - закричал пулеметчик Поплавский.

- Правильно, товарищи,- поднимаясь, сказал командир. - Он заслуживает тяжелого наказания. Но шпиона необходимо немедленно отправить на допрос в штаб отряда. Возможно, наше командование получит от него немаловажные сведения.

И «Волкова» в сопровождении двух автоматчиков направили в штаб отряда. Но по дороге случилось несчастье: шпион сбежал.

Было это так. Пройдя километров пять, ребята-конвоиры присели перекурить, но ни один, как назло, не нашел у себя махорки.

Если хотите, возьмите у меня в правом кармане,- любезно предложил Гельзнер.

А-а, подлизываешься, пес, думаешь, и тебе дадим,- сказал один из конвоиров, доставая из кармана шпиона самосад.

- Воля ваша,- вздохнул шпион,- я пленный.

Выкурив по толстой самокрутке, ребята-партизаны неожиданно вскоре заснули крепким сном. Наверное, какой-то особенный был самосад у Гельзнера… Что было дальше, они не помнят. Однако нетрудно было догадаться: шпион вскочил и бросился в глубь леса. Хорошо хоть, что руки у него были связаны, не то он непременно бы расправился с конвоирами.

Узнав, что шпион сбежал, командир собрал нас и сказал:

- Наша ошибка стоит крови многих лучших товарищей. А почему все так произошло? Потому, что мы иногда недооцениваем своего врага и вместе с тем, сами того не замечая, ослабляем бдительность. Враг не спит… Шпион мог еще больше причинить нам зла - весь отряд погубить. Стыдно должно быть нам за такую неосторожность, а особенно мне. Как теперь мы вернемся в лагерь, как в глаза посмотрим своим товарищам?..

- Надо хоть мост подорвать! - подсказал Евтушок.

- Верно, товарищ Евтушок, надо подорвать! Надо. Хотя это очень тяжело, почти невозможно, так как охрана уже насторожена. Но попробуем…

Командир взял нескольких опытных минеров и вечером пошел с ними к железной дороге.

…Немецкая дрезина полным ходом мчала в сторону моста. В ней сидели три офицера-эсэсовца. Они громко разговаривали

между собой, смеялись. Но внезапно колеса пронзительно завизжали, и дрезина остановилась: на рельсах лежала груда камней. В ту же минуту из-за кустов выбежал Филиппов с минерами. Офицеров быстро обезоружили, связали и позатыкали им рты. Дрезину нагрузили взрывчаткой, завели мотор и пустили на мост. Дрезина не вызвала никакого подозрения: офицеры сидели на своих местах, только сбоку торчала двухметровая палка. Часовой, стоявший возле моста, понятно, на ходу не заметил, что его начальство едет связанным, он только выпрямился и отдал честь офицерам! А если бы даже и знал, в чем дело, все равно не успел бы ничего сделать. Дрезина с большой скоростью выскочила на мост и, ударившись палкой о перила, через секунду вместе с махиной моста взлетела в воздух…

Мы, словно дети, радуясь, обступили своего низенького, щупленького командира и, подхватив его на руки, начали подбрасывать вверх.

НА ПОЛЯНЕ ПОДГАЛЬСКОЙ

- Я вас вызвал, Владимир Никитич, по очень важному делу,- сказал командир роты, внимательно осматривая стройного, подтянутого минера Хильчука, брата комиссара отряда. - Вы человек местный, хорошо знаете Олевский район. Скажите, как нам лучше добраться с обозом в Голыши?

Через Каменку, Зольню.

Сколько туда километров?

Тридцать, не больше.

- Тогда, товарищ Хильчук, собирайтесь в разведку. Проедете верхом Каменку, Зольню и, если ничего подозрительного не заметите, возвращайтесь ночью назад. В помощники даю вам Петра Вишняка.

У минера радостно заблестели глаза:

- Товарищ командир, если можно, позвольте заодно проведать семью; она ушла из села, спасаясь от оккупантов, и сейчас находится в Большом лесу на поляне Подгальской, под Каменкой.

Дети есть?

Трое, товарищ командир, две дочки и сынок.

Ну что ж, вы человек дисциплинированный, разрешаю.

Только знаете как сделайте? Сперва проверьте села, нет ли там врага, а потом уже на ночь в Подгальскую. Ждите нас там, мы завтра подъедем, и вы поведете нас дальше. Дорогу в Подгальскую я знаю: когда-то там у лесника я воду пил из «живого» колодца! Не забудьте, Хильчук, взять у старшины детишкам что-нибудь в подарок. - И Филиппов горячо пожал нам руки.

Через полчаса мы тронулись в путь. Как и было намечено, за день объехали нужные нам села и, не обнаружив там гитлеровцев, вечером добрались до поляны Подгальской, посреди которой стояли две старенькие хатенки. Из труб поднимался дымок, медленно расстилаясь над лесом. В хлеву хрюкали поросята, кудахтали куры, возле колодца с журавлем кто-то гремел ведрами. Было заметно, как Владимир Никитич заволновался. Передав мне повод, он молодцевато соскочил с коня, поправил на груди автомат, пригладил рукой русый чуб. Навстречу шла молодая полная женщина, в руках она держала ведра с водой и, глядя себе под ноги, не замечала нас. Я посмотрел на Хильчука, тот немного побледнел, но с места не тронулся.

- Ева! - воскликнул он и бросился к ней.

Женщина вскрикнула и, выпустив ведра, пошатнулась. Но тут ее подхватили крепкие руки мужа. Прижимаясь к его груди, она расплакалась. Из хаты выбежали две маленькие девочки.