Я иду искать
Я иду искать читать книгу онлайн
В этой приключенческой повести, посвященной славному юбилею пионерии, рассказывается о красных следопытах, о том, как разыскивая героев, ребята взрослеют, набираются знаний, становятся патриотами своей Родины.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Пионерам в Гданьск… — подсказывает Эмлемба.
— Именно. Только в Польше пионеры называются харцеры… Решено. Пишем в Гданьск!
Они записывают адреса, разговаривают, а я сижу и грею руки о жестяную кружку. И мне хорошо.
Хорошо оттого, что я снова в редакции и что Георгий Алексеевич так всё повернул, словно между нами ничего и не было. Хорошо оттого, что маленькая, но всё же появилась надежда… И опять мне кажется, что вот-вот, ещё за одним поворотом, ещё за одной закрытой дверью ждёт меня открытие…
— Можно? — со скрипом открывается дверь, и на пороге появляется тот, кого я меньше всего ожидал увидеть. На пороге стоит ушастый Петрович! Ну, нынешний председатель красных следопытов. А за ним в коридоре поблёскивает лысина Роберта Ивановича…
«Наш корреспондент встретился с участниками санно-тракторного поезда, только что вернувшегося из пятимесячного похода к Южному полюсу, задал несколько вопросов инженеру-механику Сергею Тимофеевичу Иванову.
Вопрос: Сергей Тимофеевич, ваши товарищи единодушно рекомендовали мне расспросить вас о всех особенностях этого похода. Потому что, как они говорят, вам выпали главные трудности. И благодаря вашей работе и работе вашей группы поход прошёл успешно…
Ответ: Всем досталось.
Вопрос: В чём же были трудности?
Ответ: Да как вам сказать! Во всём. В Антарктиде необычные для человека условия, температура около восьмидесяти градусов ниже нуля. Стало быть, в ведре с бензином гаснет факел… Горючее и смазка замерзают и становятся как мармелад… Не по вкусу, конечно, а по состоянию. Железный лом или труба, если по ним на морозе ударить кувалдой, разбиваются как стеклянные… Кроме того. Антарктида — купол. То есть это горы, а на них километры льда. Стало быть, все высокогорные прелести налицо: давление шалит, воздух разрежённый, кислороду не хватает… Десять раз кувалдой махнёшь — кровь из носу… Тяжело.
Вопрос: Что же вас привлекло в этой работе?
Ответ: Всё делается в первый раз. Интересно с инженерной точки зрения. Во время похода всем приходилось напряжённо думать, от этого зависела наша жизнь…
Вопрос: Несколько слов о себе.
Ответ: Родился в Ленинграде. В самом центре. Поступил в танковое училище. Воевать начал на Халхин-Голе. Потом на Карельском перешейке… Отечественную войну начал двадцать второго июня на границе. Отступал до Москвы, наступал до Балтики, брал Берлин… Несколько раз был ранен… Командовал полком. В сорок шестом году демобилизовался. Окончил институт, работал на Севере, теперь вот здесь…
Вопрос: Ваши планы.
Ответ: Для успешной работы необходима новая техника… Я, знаете ли, терпеть не могу эти разговоры о том, что нужно преодолеть себя, доказать себе… Дело нужно делать, а не в пуп себе смотреть… А дела здесь у нас у всех много. Мы здесь работаем. Мечтаю разработать новую модель вездехода…
Вопрос: В чём его отличия от нынешних?
Ответ: Во всём. Совсем другая машина должна быть… Ну то есть вездеход должен везде ходить…
Вопрос: Был ли у вас талисман или какая-нибудь памятная вещь?
Ответ: Был. Пионерский галстук. Он со мной всю войну прошёл.
Вопрос: Что бы вы могли сказать нашим читателям на прощание?
Ответ: Как там у Маяковского: «Планета наша для веселья мало оборудована». Не о веселье речь… Люди должны жить как люди. Мирно. Честно. По справедливости. А техника — это всего-навсего приспособление. Стальные мышцы, но главное всё-таки — человеческая рука. А рукой ум и сердце управляют. Вот они-то и должны быть честными. Я всю жизнь говорил и в Антарктиде лишний раз убедился: техника не выдерживает, а люди идут!»
Глава двадцать четвёртая
СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ…
— Вот! — сказал Петрович. И уши у него засветились малиновым цветом. — Я занимаюсь полярниками. И вдруг нахожу такую заметку. А когда Лена делала на заседании кружка сообщение о работе…
«Ого! — думаю я. — У них и сообщения, и всё такое».
— Вот это ещё раз говорит о том, что мы придумали правильно! — перебил его Роберт Иванович. — О поисках товарищей нужно знать! А то ругаетесь: кому это интересно! Извини…
— Так вот! — продолжал Петрович. — Я про Иванова запомнил. И тут, как мне кажется, первая часть вообще вся совпадает! Во-первых, Сергей Тимофеевич! Во-вторых, Иванов, в-третьих, ленинградец, да ещё из нашего района, в-четвёртых, танкист…
— В-пятых, — сказал я, — он убит. И вот похоронка…
— Он жив! — закричала Эмлемба. — Я верю: он жив!
— Многовато совпадений! Многовато… — потирая руки и поблёскивая глазами, хмыкнул Георгий Алексеевич.
— Во всяком случае, Институт Арктики и Антарктики у нас в зоне поиска, можем там и про Иванова спросить!
— А что ж ты сам-то не спросил? — не выдержал я.
— Так это же не моя тема! — Петрович так удивлённо вытаращил глаза и вообще так удивился, что у него чуть уши не захлопали, как у африканского слона. — Это же ваша тема.
Я даже этого Петровича зауважал. Я бы ни за что не выдержал, обязательно пошёл бы, всё узнал и потом бы принёс им в кружок всякие сведения… Мол, вот, лопухи! Нате, пользуйтесь. А Петрович даже об этом не подумал…
Я внимательно на его уши посмотрел и подумал, что, может, когда он против меня выступал на собрании, так он совсем и не собирался сам быть председателем. Кто его знает! Мне вообще раньше казалось, что все думают так же, как я. А теперь смотрю: все люди разные — что Васька, что вот этот Петрович. Я уж про Эмлембу вообще не говорю.
— Это не всё! — сказал Роберт Иванович. — Это не всё! Я тоже не пустой пришёл. — И он торопливо положил на стол папочку и развязал тесёмки. — Ага! — сказал он и, как фокусник, вытащил из папки фотографию. — Вот так вот! Духовой оркестр под управлением Сергея Иванова! Тысяча девятьсот тридцать шестой год!
Выпучив глаза и держа в руках трубы, смотрели в объектив двадцать пять пионеров в панамках. А в центре… И тут мне показалось, что я сплю! В центре, поставив трубу раструбом на колено и уперев руку в бок, сидел — я! Честное слово — я!
— Костя! — ахнула Эмлемба. — Это же прямо одно лицо с вами!
Значит, мне не показалось! Значит, мы, действительно, похожи!
— А действительно! — ахнул Роберт Иванович.
— А… — махнул рукой Петрович. — Если мне так чёлку постричь, я тоже похож буду.
«Тебе не чёлку постричь, а уши!» — подумал я, но встретился глазами с Георгием Алексеевичем, и он мне подмигнул — тоже, значит, про уши подумал.
— Так вот он какой! — сказал я.
— Оказывается, тебе было достаточно в зеркало посмотреться, чтобы увидеть Сергея Иванова, — засмеялся Георгий Алексеевич.
— Это ещё не всё, — сказал Роберт Иванович. — А как вам вот такой снимок? — И он вытащил из папки старинную фотографию с золотым тиснением, толстую и тяжёлую. На ней был сфотографирован молодой человек с усиками, в мундире и в украинской вышитой рубашке. — Это, — сказал Роберт Иванович, — Тимофей Васильевич Иванов. Отец Сергея. Человек достойный отдельного стенда в нашем музее. Во-первых, он был преподавателем биологии в нашей школе. До этого, ещё студентом, вступил в партию большевиков, был в ссылке. В первую мировую войну, вопреки всем законам того времени, прямо из гимназии, прямо с урока, который вёл, был отправлен на фронт, как неблагонадёжный элемент… Под пули, так сказать… Награждён тремя Георгиевскими крестами, встретил революцию в чине поручика пехоты, председателем солдатского комитета. До двадцатого года воевал в Красной Армии, затем был тяжело ранен, по состоянию здоровья демобилизован. Преподавать не смог: ранение задело голосовые связки… Стал заниматься научной работой. В тысяча девятьсот тридцать пятом году получил звание профессора, работал вместе с Вавиловым в Институте растениеводства… Заведовал в институте отделом зерна, умер в блокированном Ленинграде от голода…
