Давно закончилась осада...

и обратно… Прибегаю, а он сидит, ждет. Я ему протянул барабан: «Вот… Может, пригодится? Он не такой большой, как настоящий, зато палочки хорошие…» Видел бы ты, как он обрадовался! Схватил его, надел на плечо поскорее. «Самый подходящий! Спасибо, товарищ! Храни тебя Бог!» Махнул рукой и пропал…

– Как же ты с ним беседовал? – ослабевшим голосом спросил Коля. Не для того, чтобы уличить Славутского, а желая успокоить себя. – Ты не знаешь, французского, а он едва ли говорит по-нашему.

Женя сбил шаг.

– А ведь правда… Я и сам не понимаю, как… Но разговаривали! Вот как мы с тобой сейчас…

Конечно, это была Женькина сказка. Немного печальная и, если бы днем, то очень даже славная. Но сейчас, как всегда при мыслях о темных развалинах, стало Коле тошновато. А Женя, видать, не почуял его страха. Сказал: «Ну, до завтра», и запрыгал вниз по ступеням.

С верхней площадки лестницы Коля помахал Жене вслед и торопливо зашагал к дому.

Солнце к тому времени быстро свалилось в море, и закат раскинул в полнеба разноцветные перья. Прекрасный закат! Ну, прямо для какой-нибудь Женькиной картины!.. Только эта красота мало радовала Колю. Огненные перья стремительно тускнели, из переулков стекались лиловые сумерки.

Коля до сих пор не мог привыкнуть, как быстро здесь наступает после захода темнота. Над Петербургом зори всегда тянулись часами. А тут, у южного моря, несколько минут закатных красок – и сумрак!

И Коля оказался в этом сумраке.

Нет, кромешной тьмы, конечно, не было. Смутно светились побеленные изгороди. Даже разбитые, пустые дома отражали остатки рассеянного света, потому что сложены были из белого инкерманского камня. В отдалении светились два желтых окошка. В небе разгорались звезды. Да много ли проку от этих окошек и звезд!

Все страхи сразу ожили в душе у Коли. И каждый шаг он теперь делал с усилием, как среди черной душной ваты. А потом остановился совсем – укрылся в нише глубокой, прорезанной в ракушечнике калитки. Потому что впереди, там где окна, мелькнули невысокие тени. Может быть здешние псы, а может быть… Если собаки, то ладно. Он добродушные, а некоторые даже и знакомые. Но от собак бывает хоть какой-то шум, а тени скользнули беззвучно.

Может, трюмники?

«А что они тебе сделают? – попытался образумить себя Коля. – Они же безобидные и к людям относятся по хорошему!» Но сердце ухало как припадочное. Оно боялось не какого-то определенного зла, а замирало перед неведомым…

Калитка, в которую Коля вжимался спиной, была целая. Но двор за ней – заброшенный, и дом в нем -пустой, с проваленной крышей. И в той заброшенности тоже мог бродить кто-то… Эта мысль как бы толкнула Колю в спину. Он на цыпочках побежал через кремнистую дорогу, зацепился сапожком за камень, упал, расшиб колено, расцарапал ладони, вскочил и спрятался у другого забора. Но забор был светлый, и, разумеется, Коля был виден на нем всем ночным существам, которые водились здесь…

Презирая и ненавидя себя, Коля свернул узкому каменному трапу, чтобы