Едем на Вял-озеро

Вильям Козлов

Едем на Вял-озеро 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СУРОВЫЕ БУДНИ ВАНИ МЕЛЬНИКОВА И АНДРЕЯ ПИРОЖКОВА

1. ГОВОРЯЩИЕ БОЧКИ

Капитан рыболовного сейнера СТ-037 Федор Константинович Скородумов стоял на палубе и смотрел на пирс. Под ним глухо и монотонно бормотала машина, звучно шлепала в черный борт грязная, с нефтяными разводами волна. Свободные от вахты матросы тоже столпились у борта. Только швартовы и узкий трап связывали сейнер с берегом. Через час и эта последняя ниточка оборвется, и корабль надолго покинет ленинградский берег.

Стоял солнечный весенний день. В морском порту посвистывали и покрякивали мощные краны и лебедки, разгружая и загружая всякой всячиной бездонные трюмы кораблей. Над палубами кружили крупные головастые чайки; многие из них качались на маслянистых волнах, оставленных снующими взад-вперед чумазыми работягами-катерами. Большой серебристый ИЛ-18, креня сверкающее крыло, развернулся над Невой и пошел в сторону аэродрома, на посадку.

Взглянув на часы, капитан хотел было спуститься в каюту, чтобы сделать запись в вахтенном журнале, но тут увидел двух молодых женщин, бегущих по набережной. Моряки на пирсе останавливались и провожали их взглядом. «Попрощаться забыли…» — подумал капитан Скородумов и вдруг узнал в одной из женщин свою родную сестру Тамару. Она тоже увидела его и еще издали закричала:

— Какое счастье, Федя, что ты еще не уплыл… Это было бы ужасно!

Сестра тяжело дышала и говорила с трудом. На верхней губе ее блестели капельки пота. Вторая женщина достала из сумочки платок и стала прикладывать к лицу. Казалось, она сейчас расплачется.

— Где они, Федя? — снизу вверх глядя на капитана, спросила сестра.

— Кто — они? — уточнил капитан.

— Опоздай мы на час — и было бы уже поздно!

Капитан взглянул на часы и заметил:

— Мы отчаливаем через сорок две минуты.

— Федя, дай мне слово, что ты не уедешь, пока мы не найдем их, — потребовала Тамара.

Скородумов бросил смущенный взгляд на матросов и с достоинством сказал:

— Это поезда уезжают и приезжают, а корабли отчаливают.

— Уехали бы они или уплыли — нам все равно от этого было бы не легче.

— Убей бог, ничего не понимаю, — пожал плечами Скородумов. — Может быть, ты объяснишь в чем дело?

— Какое счастье, что мы все-таки успели! — сказала незнакомая женщина.

Видя, что они собираются в туфлях на высоких каблуках подняться на палубу по шатающимся сходням, капитан поспешил навстречу. Оказавшись на палубе, женщины стали озираться.

Матросы с любопытством смотрели на них. Скородумов предложил спуститься в каюту, но женщины и внимания не обратили на его слова.

— Они закопались в уголь, — сказала сестра. — Или еще куда-нибудь поглубже… Федя, где тут у вас самые потаенные места?

Незнакомая женщина, не дожидаясь, пока им покажут самые потаенные места на корабле, завернула брезент на баке и заглянула под него.

— Ванюшка сбежал? — наконец догадался капитан.

— И мой Андрей, — сказала женщина. — Они прячутся на вашем пароходе.

И хотя капитану было приятно, что его скорлупку назвали пароходом, он тем не менее заметил:

— Это исключено. Я, как капитан этого судна, с полной ответственностью утверждаю…

— Погоди, Федя, — перебила Тамара Константиновна. — Не утверждай… Они оба здесь. Вот почитай… — И она протянула скомканный листок бумаги.

На листке черным по белому было написано: «Мама и папа, меня не ищите. Когда получите это письмо, я буду в Атлантике селедку ловить. Целую. (Это слово зачеркнуто.) С матросским приветом. Андрей».

— Я случайно в кастрюле обнаружила эту записку, — сказала женщина. — Боже мой, а если бы я не наткнулась на нее!

— Будьте спокойны — уплыли бы, — сказала Тамара.

— Мы всю ночь глаз не сомкнули, — торопливо говорила женщина. — Звонили по всем знакомым, в больницы, подняли на ноги всю милицию… Спасибо, Тамара Константиновна догадалась, где они могут быть.

— Уж я-то своего Ванюшку как-нибудь знаю…

— На моем судне их не может быть, — сказал оглушенный водопадом слов капитан, но прежней уверенности в его голосе не было.

— Он наслушался твоих рассказов про эту Атлантику… Штормы, баллы, киты и акулы. И эти, как их… штили!

Матросы прыснули, но, поймав суровый взгляд капитана, стали с безразличным видом смотреть на пирс, хотя видно было, что разговор их очень занимает.

— Киты и штиль — это совсем разные понятия, — поправил капитан. — Ты же все-таки сестра моряка…

— Нашим мальчикам захотелось стать морскими волчатами, — ввернула мать Андрея.

— Мы их сейчас в два счета найдем, — сказала Тамара Константиновна. — Я думала, у тебя громадный пароход, а на этом корыте и спрятаться-то некуда.

— Это не корыто, а рыболовный сейнер, — обиделся капитан. — И сейчас я вам докажу, что никаких мальчишек на борту нет… Боцман! — позвал он.

К ним подошел невысокий худощавый юноша с черными тонкими усиками. Он вежливо поздоровался с женщинами и почтительно уставился на капитана.

— Моя сестра и… — Федор Константинович вопросительно взглянул на женщину.

— Анна Алексеевна, — подсказала она.

— …и Анна Алексеевна утверждают, — капитан не удержался и усмехнулся, — что на судне спрятались двое мальчишек. Один из них мой племянник. Что ты на это скажешь?

— Уважаемые гражданки просто над нами шутят, — с одесской интонацией бойко ответил боцман. — Без моего разрешения на сейнер и крыса не проскочит.

— Вы, молодой человек, не знаете моего Ваню, — сказала Тамара Константиновна. — Может, крыса и не проскочит, а он проскочит и без всякого разрешения, уж будьте уверены!

Капитан посмотрел на сестру, потом на боцмана.

— Это верно, — подтвердил он, — племянничек у меня шустрый… Ну, что же, Геннадий Федосеевич, раз дамы настаивают, осмотрим судно.

— Это и есть корабельный трюм, где хранится бочкотара, — открыв люк, словоохотливо сообщил боцман. — Сейчас, сами понимаете, бочки пустые, а когда мы вернемся в нашу прекрасную гавань…

— Не сглазь, — сказал капитан.

— Федя, чует мое сердце — они в этих бочках спрятались, — прошептала Тамара Константиновна.

Из люка в трюм падал яркий дневной свет. Снизу ударил в нос острый запах селедки. Огромное сумрачное помещение почти все было заполнено деревянными бочками. Сотнями бочек. Тут и дня не хватит, чтобы в каждую заглянуть. Видя, что лица женщин стали растерянными, капитан сделал знак, чтобы они молчали, и, спустившись на несколько ступенек по трапу, громко сказал:

— Боцман, мы уже два часа в открытом море, а ты не доложил: хорошо ли бочки принайтовлены? Только что принята срочная радиограмма: надвигается семибалльный шторм… Помнишь, в прошлый раз, когда началась большая болтанка, десять бочек вдребезги разбило. Сам знаешь, как они в бурю летают по трюму…

— Нижним ничего не сделается, а вот за верхний ряд не ручаюсь, капитан, — ответил сообразительный боцман. — В такой свирепый шторм корабль швыряет, как щепку.

— Что ж поделаешь, опять спишем… Команде приготовиться к шторму! Задраить все люки! — гаркнул капитан, и, приложив палец к губам, громко затопал вверх по трапу. Вслед за ним протарахтел по железным ступенькам и боцман. Он быстро вошел в роль и, поднявшись наверх, стал громко топать по палубе, изображая аврал. Затем вслед за капитаном снова потихоньку спустился в трюм. Матрос оглушительно захлопнул крышку люка, и стало темно, как в гробу.

Корабль покачивался, будто и впрямь дрейфовал в открытом море, явственно плескались в борт волны, которые вполне можно было принять за штормовые валы, клокотала машина. Наверное, хитрый боцман успел дать команду, потому что палуба сотрясалась от матросских башмаков. Кто-то на железной крышке люка выбивал настоящую чечетку.

В трюме же по-прежнему было тихо. Никто не шевелился. Даже не слышно дыхания стоявших рядом людей. Прошло несколько длинных томительных минут, пока, наконец, в дальнем углу трюма не послышалась какая-то возня, удар в днище бочки и не раздался глухой голос: