Ночь белых вампиров

— Братцы, вы как хотите, а я туда больше ни ногой, — заявил Аксель. — Можете считать меня трусом, но я — пас.

— Я тоже! — поддержала его Поппи.

Да и Лило не испытывала особенной радости при мысли о новой встрече с вампиром. Хотя она сгорала от любопытства — кто же он такой, этот вампир.

Кровь

— Кровь! Все было в крови! — рассказывал Доминик срывающимся голосом. Он сидел, завернутый в толстый купальный халат Клауса Юргена, прихлебывал чай, но все еще трясся от испуга и никак не мог успокоиться. — Спальный мешок, ковер, даже стены — все в крови!

— У него шок, — сочувственно сказал Пятачок кникербокерам, которые только что вернулись со своей ночной вылазки. То-то еще, подходя к дому, они удивились, что во всех окнах горит свет.

— Откуда взялась кровь? — то и дело повторял Доминик. Он был не в себе.

Лизелотта положила ему руку на плечо, пытаясь успокоить:

— Это не настоящая кровь, а киношная. Тебе ли не знать, какую «кровь» применяют в театре и на съемках!

— Да-да, ты права. Наверно, так и есть. Иногда артист берет капсулу с красной жидкостью в рот, кладет под язык. И в нужный момент она льется изо рта.

— Кто-то над тобой подшутил, — сказала Лило.

Доминик в ярости вскочил с места.

— Ничего себе шуточки! — прорычал он. — Ты что, не понимаешь, это было предупреждение! Не считай меня полным идиотом!

Он снова сел на место и немного успокоился. Но тут на него напала зевота и апатия. Он перестал дергаться, глаза его начали слипаться.

Клаус Юрген взял его за руку и повел в спальню. Доминик не сопротивлялся.

Вскоре Клаус Юрген вернулся к юным сыщикам и объявил:

— Я добавил ему в чай снотворное. Иначе бы он не успокоился. Теперь он уже спит.

Розовая физиономия Пятачка приобрела не свойственное ей серьезное выражение.

— Ну как идет расследование? — спросил он.

Лизелотта в нескольких словах рассказала ему о перипетиях этого дня и ночи и под конец заметила:

— Ты был прав, Наташа впуталась в нехорошую историю. Каким-то образом она связана с тем вампиром. Но вряд ли нам удастся узнать, что кроется за всем этим. Мы случайно попали в логово злодеев, и вот пожалуйста: нас теперь ругают, предупреждают…

Поппи глядела на них расширенными глазами:

— Но как эта кровь… как она попала в комнату?

— Негодяй мог взобраться по водосточной трубе, — предположил Клаус Юрген. — Она как раз проходит возле окна. Сидеть сложа руки и хлопать ушами я больше не буду. Завтра же сообщу в полицию, а пока требую прекратить слежку, иначе это может плохо кончиться. Иначе живо отправлю вас по домам! Ясно?

Аксель, Лило и Поппи кивнули. После этого Пятачок, немного успокоившись, ушел спать, а кникербокеры расстелили в гостиной свои спальные мешки, но еще долго не могли уснуть.

Наутро Акселя разбудил телефон. Аппарат имел форму «роллс-ройса» и вместо звонка издавал автомобильный гудок.

Аксель сонно прошлепал к аппарату.

— Ты что, забыл? — послышался взволнованный женский голос. — Проспал, лентяй противный? Чтобы в восемь тридцать был на площадке!

— На какой площадке? — ничего не понимал Аксель.

— Это же я, Бетти! — напомнила ему девушка. — Живо вылезай из-под одеяла, иди в душ и сразу же сюда, на площадку! Мы снимаем сегодня у дворца, как договорились! — И Бетти положила трубку.

Минут через сорок четверо кникербокеров стояли перед роскошным дворцом баварских королей.

Территория вокруг портала, напоминающего триумфальную арку, была огорожена. Толпа любопытных теснилась за толстым канатом.

Какой-то человек, обращаясь к ротозеям, говорил в мегафон:

— Прошу тишины, господа! Нам нужна абсолютная тишина!

Аксель подошел к нему и требовательно заявил:

— Привет! Я ищу Бетти, где она?

— Тсс!.. — ответил этот распорядитель.

— Аксель! — послышалось откуда-то из глубины огороженного пространства. Появилась и сама Бетти с зелеными волосами и бледным лицом. — В темпе, малыш! Поэнергичнее, иначе из тебя никогда не выйдет настоящей звезды.

Распорядителю велели пропустить на съемочную площадку Акселя и его друзей. Бетти как взяла Акселя за руку, так уже не отпускала, чтобы он больше не улизнул. Она подвела его к щуплому человеку с черными кудрями до плеч и непроницаемым лицом. Впрочем, оно могло казаться непроницаемым просто потому, что его не было видно из-за густой бороды и усов. Поверх густой шевелюры каким-то чудом держалась маленькая кепочка.

— Не-ет! — прогудел он, увидев Акселя. — Нет! Не может быть!

Лило неприязненно заметила:

— Чего он зарядил как попугай — «нет, нет, нет!»?

— Это, конечно, режиссер. Актеров подбирает он, — поучающе объяснил Доминик. В нем затеплилась надежда: если Аксель — нет, то, может быть, он, Доминик, — да?

— Нет, Бетти, ты не преувеличивала: мальчишка вылитый Бенни. Ну прямо братья-близнецы! Живо загримируй его, одень и сделаем пробу. А вы отойдите в сторонку, — недовольно ворчал режиссер на остальных кникербокеров. — Можете забраться на прожектора, можете лечь на землю, только не вертитесь под ногами!

Поппи, Лило и Доминика оттеснили куда-то в сторону, и они не заметили, как ушли Аксель и Бетти и как за ними проскользнул еще один человек…

Вездесущий Оттокар

Бетти привела Акселя в обшарпанный вагончик, некогда окрашенный в синий цвет. К вошедшим обернулся рослый мужчина средних лет, заслонив собой гримершу. Он подмигнул, улыбнулся и сказал, обращаясь к Бетти:

— Ну-с, мадам, когда же вы научитесь стучаться, прежде чем войти?

— Когда вы, господин Шлямпф, перестанете целоваться на работе с гримершей, — парировала Бетти.

Игривая улыбка тотчас исчезла с его лица, и он надменно поднял голову:

— Я Гуго Эгон Шламицки. А прозвище мое — только для друзей, к числу коих вы не принадлежите, госпожа Мотцмайер!

— Тротцмайер! — поправила его Бетти, тоже, видимо, рассердившись.

Тут господин Шламицки заметил Акселя, который выглядывал из-за спины Бетти. Желая снова все обратить в шутку, он сказал Акселю:

— Бенни, я тебя предупреждаю: остерегайся этой ядовитой дамы!

Он прошествовал мимо них и вышел из вагончика. Гримерша торопливо поправляла перед зеркалом прическу. Аксель мысленно обозвал ее козой крашеной и ждал, что с ним будут делать.

Гримерша наконец повернулась к нему, удивленно оглядела с головы до ног и сказала:

— Бенни, а я думала, что ты в больнице!

— Ну если даже Вильма не заметила разницы, считай, что ты уже утвержден на роль! — ликовала Бетти. Она передала растерянного кникербокера гримерше, увешанной, как рождественская елка, разными украшениями: — Быстро подготовь его! Кстати, это вовсе не Бенни, его зовут Аксель!

Когда лицо Акселя покрыли темным гримом, а сверху напудрили, ему стало не по себе. Он всегда считал, что краситься — не мужское дело.

Потом Вильма стала приклеивать ему огромные острые уши и хотела капнуть из флакона клей, но нечаянно пролила его на подлокотник кресла. Аксель с ужасом увидел, как в кожаной обивке кресла расползается дыра. Гримерша, оцепенев, тоже глядела на дыру, прожженную, видимо, сильной кислотой.

— Наверно, я перепутала флаконы, — пробормотала она. — Не обращай внимания. — Вильма улыбнулась и продолжила работу.

Она закрепила наконец его накладные уши и отвела его на съемочную площадку.

Режиссер с нечесаными кудрями объяснил Акселю, что он должен делать:

— Мы снимаем сцену, как маленький баварец на том свете ищет своего покойного дедушку. Сейчас ты подойдешь к бронзовому льву, который держит в лапах щит с гербом. На щите ты должен разыскать изображение льва и носом потереться о него. Старинное поверье гласит, что это приносит счастье. О него терлось уже столько носов, что он отполирован как зеркало! Сыграй, что ты ждешь обещанного счастья.