Берегись снеговика

Старый стишок не давал мне покоя с самого приезда в деревню. Старый стишок из детства последовал за мной к моему странному новому дому.

Почему я вспомнила его именно сегодня?

Что он пытается до меня донести? Почему эти холодные слова возвратились ко мне после стольких лет забвения?

Я должна найти остальное. Я должна найти второй куплет.

Ужасающий вой, пронзительный, как сирена скорой помощи, прозвучал так близко за спиной, что я обернулась.

Я окинула взглядом дорогу и промерзшие дворы. Никого. Ни волка, ни человека.

Новый вой прозвучал еще ближе.

Неужели кто-то меня преследует?

Я зажала руками уши, чтобы не слышать этих пугающих воплей; оставшуюся дорогу до дома я буквально пролетела.

Я подбежала к узкой передней двери, когда еще один протяжный вой пробил мое тело ознобом.

Как близко! Этот прозвучал совсем рядом, поняла я.

Кто-то и впрямь меня преследует!

Я вцепилась в дверную ручку. Повернула. Толкнула.

Нет!

Дверь не шелохнулась.

Я повернула снова. Сначала так. Потом эдак.

Толкнула дверь. Потянула на себя.

Заперто.

Я оказалась заперта снаружи!

12

Еще один устрашающий вой.

И как близко! У самой стены дома!

Меня всю трясло. Горло сдавило паникой. Я отшатнулась от двери.

И увидела, что переднее окно — единственное окно на этой стороне дома — слегка приподнято. Снег облепил стекло и набился в узкую щель.

Я смотрела на эту крошечную щелку.

Потом набрала в грудь побольше воздуха — и бросилась к окну.

Я вцепилась в облепленную снегом деревянную раму. И с громким стоном принялась толкать, изо всех сил толкать ее вверх.

К великому моему удивлению, она с легкостью поддалась.

Я подняла ее до упора. Потом обеими руками ухватилась за подоконник. Я подтягивалась — наверх, наверх! — когда еще один вой разнесся в ночном воздухе.

Как близко!

Как страшно…

Я ввалилась в дом — головою вперед. Тяжело стукнулась коленями и локтями о деревянный пол.

Задыхаясь, я вскочила на ноги. Схватилась за раму и рывком захлопнула окно.

А потом стояла, прислонясь к стене, и прислушивалась. Ожидая, когда смогу восстановить дыхание.

Не разбудила ли я тетю Грету?

Нет. В доме царили темнота и покой. Единственным звуком, который я слышала, было собственное учащенное дыхание.

Еще один вой, на сей раз — где-то в отдалении.

Может быть, мне лишь показалось, что за мною гонятся? Может быть, тот, кто выл, находился на вершины горы, и его вопли разносил ветер?

Все еще тяжело дыша, я отошла от стены. Осторожно пробираясь в темноте, я направилась в маленькую заднюю комнатку, где мы свалили в груду все не распакованные коробки.

В одной из них все еще лежали мои книги.

Я была совершенно уверена, что вместе с остальными упаковала и старую книгу стихов, что читала мне мама.

На черном фоне стены ослепительно белело озаренное лунным светом окно. Я обнаружила коробку с книгами на вершине груды и стащила ее на пол.

Мои руки дрожали, когда я сражалась с упаковочной лентой.

Я должна найти это стихотворение, говорила я себе. Я должна прочесть второй куплет.

Я распахнула коробку и принялась вытаскивать книги. Наверху лежали книжки в мягких обложках. Под ними обнаружилось несколько учебников и школьная хрестоматия.

Как только я вытащила их и бережно разложила на полу, послышался кашель.

Потом — шаги.

Тут кто-то есть! — поняла я.

— Тетя Грета! Это ты? — воскликнула я.

Но голос мне ответил отнюдь не тетин.

— Что ты делаешь? — тихо прохрипел голос.

13

Зажегся свет.

Я заморгала.

С трудом сглотнула.

Подняла глаза и уставилась на тетю Грету.

— Ты меня напугала, Жаклин! — прокаркала та.

Я вскочила на ноги.

— Ты сама меня напугала! — парировала я, подождав, пока сердце перестанет отчаянно колотиться. — Что у тебя с голосом?

Тетя Грета потерла бледное горло.

— Потеряла, — прохрипела она. — Горло болит ужасно. Застудилась, наверное. Я еще не привыкла к местным морозам.

Ее прямые белые волосы рассыпались по спине. Одной рукой она откинула их за ворот фланелевой ночной рубашки, а другой пригладила выбившиеся пряди.

— Что ты тут делаешь, Жаклин? Зачем возишься здесь среди ночи? — прокаркала она.

— То старое стихотворение, — ответила я. — Я хочу его найти. Я не могу вспомнить второй куплет. Я…

— Книги мы распакуем завтра, — отрезала она.

Она зевнула.

— Я дико устала. И горло болит ужасно. Давай попробуем наконец лечь спать.

Внезапно она показалась мне такой маленькой и хрупкой…

— Прости, — сказала я, выходя из комнаты следом за ней. — Я не хотела тебя будить. Мне не спалось, и вот…

Тут ее взгляд упал на мою куртку, брошенную на кресло в прихожей.

— Ты что, выходила?! — воскликнула она, обернувшись ко мне с испуганным лицом.

— Ну… да, — созналась я. — Я думала, если немножко пройдусь…

— Тебе нельзя гулять посреди ночи, — сказала тетя. Она потерла свое больное горло и сердито прищурилась.

— Прости, — пробормотала я. — А что тут, в сущности, такого? Что ужасного в том, чтобы выйти куда-то ночью?

Она замялась, покусывая нижнюю губу, как делала всегда, когда задумается.

— Это попросту опасно. Вот и все, — прошептала она наконец. — Ну как провалишься в снег или еще что-нибудь случится? Ну как ты ногу сломаешь? Здесь никто к тебе на помощь не выйдет.

— А я докачусь колбаской! — пошутила я и рассмеялась, но она ко мне не присоединилась.

Я буквально чувствовала, что у нее на уме что-то еще. Ее волновало вовсе не то, что я могу упасть. Ее волновало нечто совсем другое.

Но говорить об этом она не хотела.

Неужели это как-то связано с дикими завываниями?

Неужели это как-то связано со снеговиком на вершине горы, о котором предупреждал меня Конрад? Со снеговиком, о котором тетя сказала, что это всего лишь местные предрассудки?

Я зевнула. Меня наконец-то потянуло в сон. Хотелось спать, а не ломать над всем этим голову.

Я обняла тетю Грету за изящные плечи и проводила через холл в ее комнату.

— Прости, что разбудила, — прошептала я. Затем пожелала спокойной ночи и поднялась по лесенке в свою комнатенку на чердаке.

Зевая, я сняла джинсы и свитер и бросила на пол. Потом запрыгнула в постель и натянула одеяло до подбородка.

Бледный свет луны по-прежнему лился в круглое окошко на другом конце комнаты. Я закрыла глаза. Снаружи больше не было слышно завываний. И вообще не доносилось ни звука.

Я зарылась головой в мягкую подушку. Новая постель все еще была жесткой. Но я настолько вымоталась, что мне уже стало все равно.

Я уже засыпала, когда чей-то шепот вплыл в комнату.

— Берегись снеговика, Жаклин… Берегись снеговика…

14

Ахнув, я села на постели.

— А? Кто здесь? — выдавила я.

Я посмотрела на окно. Неузнаваемые очертания моей мебели призрачно серебрились в лунном свете.

— Берегись снеговика… — повторил шепчущий голос. — Жаклин, берегись снеговика…

— Кто вы? — крикнула я. — И откуда знаете мое имя?

Сидя в неудобной кровати, я обеими руками вцепилась в край одеяла, стискивая его, сжимая изо всех сил.

И прислушивалась.

Воцарилась тишина.

— Кто вы? — мой голос был тоненьким и пронзительным.

Тишина.

— Кто вы?!

Тишина…

Не знаю, как долго я так сидела, ожидая ответа. Но в конце концов я все-таки провалилась в сон.

На следующее утро я рассказала тете о ночном шепоте и его предостережении.

Она отхлебнула кофе, прежде чем ответить. Потом потянулась через стол и сжала мою руку.

— Мне и самой кошмары снились, — сказала она шепотом; ее горло еще не прошло.