На воре шапка горит

Все ж он довольно быстро до кустов у гиблого места дошел. Потому что недалеко было. Удачно на сей раз миновал заросли крапивы и очутился там, где вчера. На той самой площадочке. Никого ни на ней, ни на противоположном берегу, ни в реке не было. Только валялся у самой осоки его перочинный нож, как раз в том месте, где он вчера прятался.

А ведь он и не заметил, что потерял эту нужную и совсем не дешевую вещь — настоящий швейцарский нож с двумя лезвиями, с маленько, но острой пилкой и отверткой, — и дома не заметил, и утром не спохватился. Удивительно. Раньше он не был таким рассеянным.

Подобрав ножик, Митя сунул его в карман, еще раз огляделся и сам улегся на траву, скрывшись за стеночкой осоки. Нет, он не собирался тут лежать и ждать, будто в засаде, — может она сюда больше и не придет никогда или объявится через неделю. Он просто лежал и думал, как теперь быть и где искать? Других мыслей почему — то и не было.

Видел он ее впервые вчера в Зараево. В Зараево и надо идти. Да ведь ему и так туда надо!

От удивления Митя сел. Надо же, он уже забыл, что собирался сегодня позвонить Бэну. Еще просил его мамашу передать, чтобы тот никуда не ушел. А сегодня… Отсто — ой. Интересно, сколько сейчас времени? Может уже пора? Он сказал, что позвонит Бену около часа. Даже если еще рано, все равно пора, потому что ему «вот так» надо в Зараево. И все к одному. Митя опять вскочил.

В Зараеве он был уже минут через пятнадцать, самое большее — двадцать. Для скорости форсировал реку вброд, держа узел с кроссовками и одеждой над головой. Так он сэкономил огромный крюк, который делал обычно на велосипеде. Пожалуй, он не мог даже припомнить, когда последний раз появлялся на улице этого села в пешем порядке, без железного коня о двух колесах.

Пыльные улочки Зараева, как и обычно, не изобиловали людьми. Все те же бабки, не местные смуглые и темноволосые строители, следующие к магазину за покупками на всю бригаду. От силы парочка встречных всклокоченных каких — то, зараевских уже, мужиков — не то спросонья, не то с похмелья. Ну, еще ребятня. Этих — то достаточно, все же летние каникулы. Но только самые младшие, остальные на речке.

Шествуя по главной улице Зараева, Митя то и дело озирался по сторонам. Увы, тщетно. Той, которую он искал, нигде не было. Вскоре Митя оказался там, где был вчера — на площади с магазинчиками и навесной полукабинкой телефона — автомата. И здесь пустынно. Лишь чей — то автомобиль у дверей продуктового.

Позвонить, что ли Бэну? Авось, на этот раз он дома. Честно говоря, Митя вдруг заскучал. Как — то расстроился. Сразу навалилась на него досада, пустота и усталость.

Бэн оказался дома, сам подошел к телефону. Разговор получился довольно коротким, но содержательным. Леха Беньяминов заверил своего друга, что обязательно приедет к нему в гости на день рождения, но Тоше от имени будущего новорожденного звонить не захотел. Сказал: «Сам звони. Я не могу. И ты должен знать почему», конечно, Митя знал. Бэн Тоше нравился, но он влюбился в другую девочку. И это бы еще ничего, только Бэн тогда повел себя не самым красивым образом. И хоть извинился потом перед Тошей, да осадок в душе остался, и прежде всего у него самого. Ну и сам виноват! А не позвать Ангелевскую на свой день рождения Митя Попов не мог. Попрощавшись с Бэном, не вешая трубку, он надавил на рычажок телефона — автомата, да так и застыл на мгновение, вспоминая Тошин телефон. Вечно он путает — двадцать три — тридцать два, или наоборот?

— Ну ты, давай, или — или… — заставил Митю вздрогнуть чей — то голос у него за спиной. Митя оглянулся. Без улыбки, но с насмешкой в глазах, на него пялился один из вчерашних спутников той девочки, которую он искал.

— Чо, не понял? Ты или звони, или дай мне брякнуть.

— Пожалуйста, — Митя повесил трубку и вежливо отошел в сторонку.

Парень занял его место у телефона. Митя отошел еще дальше, чтобы не мешать чужому разговору, но совсем не ушел, хотя, по его мнению, это было бы сейчас самым разумным. Не к чему дальше испытывать судьбу, крутым героем Митя себя никогда не ощущал. Однако что — то его удерживало. Не позволяло уйти просто так. Скорее всего самолюбие, потому что трусом он тоже себя не считал.

Парень дозвонился сразу, и, пока он беседовал, Митя топтался у закрытого ларька с прессой и книгами, делая вид, что изучает разнообразные, но одинаково цветастые обложки печатной продукции. На парня он старался вообще не смотреть, но нет — нет да и поглядывал. И как — то раз встретился с ним взглядом. Почему — то Митя почувствовал, что в этот миг парень говорил про него. И Митю это не порадовало. Он поскорей отвернулся к ларьку. До его слуха долетали лишь редкие, самые громкие обрывки фраз, отдельные слоги или слова. Митя старался и вовсе не слушать, поэтому, наверное, и пропустил, когда парень закончил свой разговор.

— Ну ты будешь звонить — то? — опять заставил вздрогнуть Митю все тот же голос.

— А? Буду, — зачем — то отчитался Митя.

У Тоши опять никого не оказалось дома, и Митя даже с некоторым облегчением выслушал не самую долгую серию длинных гудков. Парень — то не уходил. Это Митя спиной чувствовал. Когда повесил трубку и повернулся, так и оказалось. Тот стоял в трех шагах и ждал.

— Что, не дозвонился? — спросил парень.

— Не дозвонился, нет никого, — опять отчитался Митя.

— А ты откуда? — Новый вопрос незнакомца не дал ни опомниться, ни уйти.

— То есть? — Митя не понял смысла.

— Живешь где? К кому приехал в Зараево?

— А — а… Нет, я в Дубках. Дача.

— Значит, дачник, — подвел итог парень. — Много вас тут дачников летом. — И добавил скороговоркой потише: — Слышь, дачник, помоги починить мотоцикл. Ты вроде рубишь?

Такое предложение Митю застало врасплох.

— Ну — у, я — а—а, — совсем уже было стушевался он и вдруг согласился: — Ладно, а где?

А в груди вдруг как екнет: «Может, это судьба?»

Парень же явно остался доволен Митиным ответом и быстро продолжил:

— Здесь недалеко, на Учительской.

— Ну пошли, — для верности кивнул Митя. Он знал, что это соседняя улица.

Уже по дороге, когда они молча пылили по жесткой, угаженной курицами колее поперечного безымянного переулочка, Митя на секунду испугался, а вдруг он не сможет починить этот мотоцикл? Не справится. И сразу же подумал: «А какая разница? Дело — то не в мотоцикле».

Двор, куда привел его новый знакомый, выходил на Учительскую самыми обычными для Зараева деревянными воротами, не глухими, а такими же, как и остальная ограда, зарешеченными штакетинами. Через такие ворота всегда все видать и внутрь, и наружу. Во дворе никого не было, и дверь в самый обычный деревенский дом тоже была закрыта. Казалось, что хозяева вовсе куда — то ушли.

— А собаки там нет? — спросил Митя, когда парень взялся за верхнюю перекладину маленькой калиточки, присоседившейся сбоку к воротам.

— Нет, — буркнул парень, не оглянувшись и пробормотал: — Был бы дома.

Они обогнули бурый неприметный домишко — расстроенный сруб, обшитый вагонкой, — и прошли по дорожке, мимо каких — то неизвестных Мите цветов на неухоженной клумбе и немногим более ухоженного огорода к неказистому дощатому сараюшке с плоской односкатной крышей. Вот в это строение дверь была распахнута настежь, а изнутри доносились звуки тихой возни.

— Лысый! — не заходя в темное нутро, с улицы окликнул кого — то парень.

Внутри сараюшки что — то металлически звякнуло, и на пороге, щурясь на солнечный свет, появился худой, высокий и сутулый, весь какой — то лохматый приятель нового Митиного знакомого. Митя узнал его, этот парень тоже был вчера на площади, когда Митя чинил драндулет.

— Ты че привел его? — невежливо поинтересовался тот, кого только что несправедливо окликнули Лысым. — На хрена?

— А ты что, починил уже? — последовал ответный вопрос.

— Не — ет.

— Ну, а чо тогда? Где спасибо?

— Он еще ничего не сделал.

— Сделает, обещал. Верно? — Парень быстро обернулся и глянул Мите прямо в глаза.