На воре шапка горит

— Ну давай, давай договаривай, — подбодрил его Никита. — Ты про Алену хотел сказать. Дурак ты, Димон, понял. Ты думаешь, ты очень умный и все про всех знаешь. Ни фига ты не знаешь. Ни фига.

— Ну почему, — не согласился Митя. — Я многое про вас знаю. И то, как вы Ленина, о котором я вам рассказал, у Петровича через забор утащили, а чтобы кобелей отвлечь, Ладу Людкину к забору привязали, когда у собаки течка была. Самый дальний угол выбрали. Потом Ленин на баллонах до самого Бузырина поплыл. Вот где он теперь, правда, не знаю. То ли на пункте сбора цветного металла, то ли в том же гараже, где и я сидел. Не приметил, темно было, да и не до этого. Еще я знаю, как вы мотобайк по доскам из овражка через забор перекатили, опять же, все у меня насчет этой тачки выведав. И сколько он стоит, и где стоит, все я вам выложил. Для этого я и был вам нужен, а потом еще для того, чтобы знать, как воров ищут. И я знаю, что это ты все придумал, даже как меня посильнее еще раскрутить, ведь это ты Мишку уводил, чтобы я с Аленой остался в Зараеве. А то, что я дурак — это точно, потому что я верил, что вы друзья. А вы… Суки вы все, а не друзья.

Никита терпеливо проглотил оскорбление, только желваки заходили у него под тонкими скулами.

— Нет, Димон, — немного придушенным голосом ответил он на Митино выступление, видимо, и ему теперь приходилось давить эмоции. — Ты дурак не поэтому. А потому, что ничего не заметил. Я заметил, а ты нет. Ведь я когда Мишку стал уводить? Когда увидел, что Алена сама этого хочет. Ты думаешь небось, что я ее о чем — то просил. Ни о чем я ее не просил. Все у вас само собой получалось. А я только не мешал, понял. Нет, вру, то есть забыл. Об одном я ее просил. Чтобы она тебя на дискотеку не приглашала, чтобы ты там не мешался. Но ты хитрей оказался, чем я думал. Но она еще и друзей твоих на дискотеке спасла. Серега, брат мой и дурак, собирался того парня — танцора избить. Аленка просекла и пошла ментам в машине стукнула, что бить их собираются. Ну менты твоих друзей и прибрали, чтобы ничего не было. Вот так. Дурак ты, Димон, дурак и есть.

Никита помолчал, не отрывая взгляда от Митиного лица, которому тот тщетно пытался придать выражение бесстрастности. Это у Мити не получалось, и он сам это чувствовал. Теперь он действительно мог только молчать, чтобы не сорваться.

— Ладно, — выждал нужное время Никита, — оставим. И давай по — другому. Сначала я скажу, что я хочу, потом ты. Так вот, я хочу, чтобы все, о чем мы с тобой говорили, осталось бы между нами. И чтобы никто вообще больше никогда не узнал, что ты про нас знаешь. Ну, про мотобайк, Ленина этого, про того пацана, про гараж… Тогда… То есть я хотел спросить, что ты за это хочешь? Потому что лучше нам все — таки договориться. Хочешь, будем друзьями.

Митя рассмеялся громко и почти весело.

— Нет, я все — таки не думал, что вы меня за такого придурка держите. Ясно уже, что за придурка. Но за такого… Ох, прав Бэн, права Ангелевская.

Митя посмеялся еще, только уже повесив голову, потом согласно ею покивал.

— Хорошо, — сказал он, — давай торговаться, раз вы ничего другого не можете. Значит, хочешь, чтобы я ничего никому. А я хочу за это совсем немного. Во — первых, никто из вашей компании никогда нигде не подходит ко мне и не заговаривает. Во — вторых, никто ни в Зараеве, ни в Бузырине, ни где — то еще никогда пальцем не трогает меня и моих друзей. Моих настоящих друзей, — поправился Митя. — Это касается и моих соседей. Я хочу гулять, где хочу. И жить, как хочу. Что еще? Ленина верните Петровичу. Все.

Митя встал. На этот раз Никита его не удерживал и даже не смотрел на него, глаза вожака зараевской компании были устремлены на угасающий костер, в пекле которого лишь два небольших языка желтого пламени лениво полизывали с двух сторон уже черную сверху, но еще красную снизу головешку. Митя медлил, не уходил.

— Ты принимаешь мои условия? — слишком уж напыщенно спросил он.

— Согласен, — скрипуче и как — то лениво отозвался Никита. — Считай, торг состоялся, — при этом говоривший не изменил позы.

Таким его Митя и оставил. Сам же пошагал не к Дубкам, не к реке, а в поле за кладбищем подышать, побыть одному. Ему было тяжело, даже впервые щемило сердце. Но дышал он недолго. Остановившись на просторе и посмотрев несколько секунд в черные и звездные небеса, вдруг сорвался с места и побежал. Быстрее, чем бегал обычно, и прямо в Зараево. В руке Митя сжимал перочинный ножик. А в голове держал одну мысль: "Надо его вернуть. Если возьмет…"