На воре шапка горит

— Лысый! Лысый! Держи его, Лысый!

"А пусть догонит!" — обрадовался Митя и повернул в другую сторону.

Ровная дорога кончилась, начались ухабы проселка.

Митя срочно включил фару. Он скакал по колее, подлетая порой на полметра, уже стоя и пружиня на полусогнутых ногах, чтобы не отбить зад и не вылететь прочь из седла. Он мчался в ночи и смеялся. Сбылась мечта идиота, он мчался на мотобайке! Только в этот момент Митя признался себе, что давно хотел этого.

И у него сразу здорово получалось, когда он на мгновенье обернулся, то увидел ныряющую фару мотоцикла далеко за спиной.

"Как же, — позлорадствовал Митя. — Догнали на колымаге".

И все же Лысый держался неплохо, он сел на хвост. Зацепился. Расстояние между ними не уменьшалось, но и не увеличивалось. Стоило теперь Мите ошибиться, не то что врезаться куда — нибудь, а только заглохнуть ненадолго — все, Лысый догонит. И тогда кто кого. Почему — то Мите казалось, что в рукопашной победителем выйдет Лысый. Поэтому он собрался и еще внимательнее стал следить за дорогой.

Эта был один из тех путей в Бузырино из Дубков, который он отвергал из — за его длины. Вся дорога полем да лесом — ни деревень, ни ментов и почти вообще никого, а уж ночью — то и подавно.

Вот он и в лесу. Как быстро! Здесь Митя потерял на время своего преследователя из виду. Даже рокот заглушила зеленая масса. Две черных стены по краям дороги — ели, сосны, осины, а кажется, что в ущелье. Он уже остерегался гнать, как по полю, много поворотов, и не видно, что там, за изгибом дороги. Если Лысый сумеет прибавить, может догнать. Скорее бы лес кончился. Но лесная дорога была не только извилистой, а еще и длинной.

Один раз Митю на повороте так кинуло в сторону на кочке, что он проехался несколько метров на двух боковых колесах. К счастью, не перевернулся.

— Еще немного, да кончайся ты, — бормотал он себе под нос, беседуя на ходу и с собой, и с лесом.

Митя выскочил из лесного ущелья, и сразу все стало светло, гладко и хорошо. Потому что на небе луна, потому что там, где кончался лес, сразу начиналась шоссейка, потому что он понял, что победил. А еще через несколько мгновений он увидел крыши Дубков и отдельно ферму Петровича. Он свернул к ним опять на проселок, больше напоминающий бездорожье, но это уже не имело никакого значения. Вон освещенные ворота, вон какая — то машина возле них, и громогласно брешет Нерон на звук мотобайка..

У проходной Митя остановился, заглушил мотор и спрыгнул на землю.

"Ба — а! Да это же менты на "УАЗе".

И они тоже удивились и обрадовались Мите.

— А ты откуда взялся, такой красивый? — спросил невысокий сержант, выскакивая из правой дверцы автомобиля. — Стой — ка, стой — ка, что это у тебя за драндулет?

— Это не мой, — тут же сознался Митя. — Но я его

не угонял. Наоборот, возвращаю.

А потом чудеса начались такие, что Митя не знал просто, что и думать. Ворота открыл Толян, а не Виктор — это было, конечно, не чудо, хотя Толян должен быть в отпуске. Потом пришел подгулявший Петрович на пару с таким же Кобзарем, добрым — добрым, и это выглядело много чуднее. Но когда из милицейской машины вылезли Бэн и Тоша, Митя присел на мотобайк от изумленья. Силы ему изменили.

Глава XIV

МОЛЧАНИЕ БОЛТУНА

— Ты дурак, Попандопуло! — громко ругался Бэн. — Они подставили тебя, а ты сидишь и молчишь!

Митя сидел и молчал.

— Ты дурак… — в который раз начал Беньяминов.

— Не кричи на него, — осекла Тоша.

И Бэн после этого тоже замолчал, будто только и ждал, чтобы его остановили. Теперь они молчали втроем, потому что Тоша тоже ничего больше не говорила.

До приезда автобуса оставалось еще минут десять. Еще вчера Митя мечтал бы в такой момент, чтобы автобус опоздал, а лучше, чтобы вообще не пришел. Но сегодня он был даже рад, вернее, не столько рад, сколько внутренне согласен, что его друзья уезжают. Он хотел остаться один. "Ну вот, все закончилось", — сказала Тоша, когда они вчера, нет, уже сегодня ночью заняли после всех многочисленных событий и последующих объяснений свои раскладушки под тентом. Митя смолчал, но уже тогда он знал, что для него еще закончено не все. Но только для него одного, и тут ему никто не поможет.

Вообще — то объяснения Митя выдал этой ночью скудные. Катковым вообще ничего почти не сказал — забирайте мотобайк, и "спасибо" не надо. На вопросы милиции — чуть больше. Где взял? В лесу нашел, с той стороны и приехал. Как так — нашел? Возвращался с дискотеки, шел через лес, зашел в кустики, а там мотобайк тот самый. Место не помню — темно было. Как узнал тогда, что тот самый, если темно? Луна была. Зачем в кустики, если в лесу и один? По — другому не умею, стесняюсь. Как завел без ключа? Провода на зажигании оторвал, соединил, как надо, и приехал. Откуда знаешь, как надо? В кружок ходил, вот и все. Почему морда битая? С мотобайка навернулся.

Конечно, не поверили. Ну и что? Ему — то какое дело.

Были еще сбивчивые объяснения у ворот и даже благодарности от Кобзаря и Петровича. Потому что "Витька прокололся", когда Петрович по Митиной наводке пришел продавать ему "задешево" несуществующую зимнюю резину. После своего прокола Витька сознался под нажимом Кобзаря и Петровича, что вынес и спрятал шины заранее, в ночь своего последнего дежурства перед отпуском, и еще сделал так, чтобы все подумали, будто кража случилась в дежурство напарника. Какие другие методы давления на вора использовали Петрович и Кобзарь при получении показаний, осталось тайной. Но в результате всего Виктор в Дубках сторожем уже не работает. Кобзарь вернул свою зимнюю резину. А дяде Толе пришлось вернуться из отпуска почти на полторы недели раньше положенного времени.

Хуже всего было с бабушкой. Нет, когда Любовь Андреевна увидела Митину расписанную физиономию, она только губы поджала и сделала ему на скулу холодную примочку, хотя все равно уже было поздно. Но вот когда она узнала, что они все вместе были на дискотеке и Бэна с Тошей забрала милиция, — тут казалось, что Любовь Андреевна в один миг потеряла веру во все человечество. И вообще вот — вот наступит конец света. От внука она ничего другого уже не ожидала, но чтобы такое учудил Алеша Беньяминов! Однако и она легко успокоилась, когда выяснилось, что Тошу и Бэна задержали вроде бы по недоразумению, вообще ни за что, и даже довезли потом до Дубков.

Спать после всего этого они легли очень поздно, то есть рано, потому что уже светало.

Уезжали Тоша и Бэн пятичасовым. Вот он и появился, пока вдалеке, но с каждой секундой все ближе. Потом постоит еще минут десять на остановке, все — таки конечная, и повезет Митиных друзей в Москву. А он останется.

— Дмитрий, — 'совсем необычно обратился Алексей Беньяминов к своему страдающему другу, — ты подумай, что может получиться, если ты так никому ничего и не расскажешь. Ваську побили, ты следующий. А меня и никого вообще рядом нет.

— Больше не побьют, — убежденно ответил Митя.

— Я это уже слышал. И вот — факт на лице.

Бэн указал на "факт" пальцем, а Митя невольно пощупал распухшую скулу и провел языком по длинной ране на внутренней стороне губы, рассеченной при ударе о зубы.

— Больше не побьют, — упрямо повторил Митя.

— Не побьют, — горячо и в то же время немного насмешливо вмешалась вдруг Тоша, причем обращаясь не к Мите, а к Бэну. — Знаешь, что будет? Он к ним сам побежит. Они с ним поговорят и купят. Не за деньги купят, а как дурачка, за него самого. Покаются, он их и простит.

— Мить, но ведь они ж тебя за придурка держали… — затряс рукой Бэн.

— Оставь его, — второй раз вмешалась Тоша. И Бэн опять замолчал.

Митя с благодарностью посмотрел в глаза девочке, которые та и не подумала прятать, глаза уже не смеялись. "Кажется, она все понимает, — подумал он. — Ну да это же Ангелевская".