Блин и клад Наполеона

Старший Блинков успел раньше. Расшвыривая крыс ногой, он без видимой спешки пошел к Дудакову, который уже примеривался сорвать люстру, и врезал ему сочную оплеуху.

– Это тебе даром не пройдет! – жалким голосом пробулькал корреспондент «ЖЭ». – Ты замахиваешься на свободную прессу!

– Добавить? – заботливо спросил папа.

Совсем поникший Дудаков замотал головой.

– Игорь, сейчас не до твоих глупостей. Если будешь мешать, я тебя свяжу.

Старший Блинков решительно снял с плеча ремень с нанизанными топорами без топорищ. Дудаков понял его по-своему: отшатнулся, вжал голову в плечи. Но папа уже не смотрел на него. Походя захлопнув ногой холодильник, он шел к двери. В холодильнике сразу же поднялся крысиный визг и скрежет.

– Прогрызутся. Сквозь металл прогрызутся, – сказал папа. – Вот что, друзья и гражданин Дудаков: оставаться нам здесь нельзя. Хуже нет, чем голодные крысы. Сначала они сожрут все, что не сопротивляется, потом возьмутся за нас.

Митек не понимал, зачем папа взял с собой топоры. Здесь же дверь не дубовая, а стальная, как ее рубить? А старший Блинков черкнул топором по бетону в том месте, где дверной косяк соединялся со стеной.

– Поддается! – уверенно сказал он.

Все смотрели на белую царапину в бетоне. Мелкая она была. Не глубже толщины спички.

Глава XXV

Бриллианты светлейшего князя

– А потом что? – спросила Ирка.

– Разобрали топоры, поделились, кому в каком месте ковырять… За час эту дверь выставили. Нас же было много.

– И Полина ковыряла?

– И Полина, и Дудаков, – Митек хотел добавить что-нибудь отчаянное и героическое, вроде «На карте стояли наши жизни», но это было ясно и так.

– А кругом крысы… – передернулась Ирка. – Я бы залезла на потолок и орала.

– Заранее таких вещей никто про себя не знает, – заметил Митек. – Вот Полина сначала испугалась, а потом всех спасла.

– Это когда?! – ревниво спросила Ирка.

– Когда мы к лифту прорвались. У нас же не было ключа от секретной кнопки, а без него кабину не вызовешь. Она стояла на самом верху, в магазине. Полина скинула валенки и полезла по шахте, а мы за ней. До верхнего подвала там всего ничего, метра три. Душмана потом подняли на веревках.

Ирка фыркнула:

– Ну, это не спасла. Может, наоборот, она первая от крыс удирала.

Лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы развел руками. Что здесь ответить? Все удирали от крыс, и тот, кто удирал первым, показал остальным путь к спасению.

Они стояли на обрыве у синеносовского магазина. Ветер гулял по болоту, надувая брезентовые палатки. Там работала археологическая экспедиция. На месте затопленной ямы возвышалась ни на что не похожая конструкция из стальных балок, моторов и покрытых инеем труб.

– Говоря попросту, это холодильник. Его у метростроевцев одолжили, – объяснял каким-то любопытствующим боровчанам Виталий Романович. Археологи обещали позвать его, когда болото промерзнет на всю глубину и пора будет выдалбливать пушку. Но боровковский Леонардо все равно бегал на обрыв каждый час, боясь, что раскопки начнут без него.

Вообще, на обрыве побывал весь Боровок. За реку посторонних не пускали, боясь, что лед проломится под толпой, и любопытствующие боровчане наседали на Виталия Романовича:

– Уже что-нибудь нашли?

– Пушку, французскую, системы Грибоваля, – в девяносто седьмой раз отвечал боровковский Леонардо.

– А она дорогая?

Первые сорок два раза Виталий Романович говорил: «С точки зрения истории – бесценная». Но любопытствующие боровчане все равно спрашивали, сколько это по деньгам, и он стал отвечать:

– Если мерить на деньги, то не очень.

Рекордным был вопрос «А сейчас что ищут?». Его задавали сто сорок девять раз, если Блинков-младший не ошибся с подсчетами.

– Еще одну пушку, – вздыхал Виталий Романович, – тоже не очень дорогую.

Любопытствующие боровчане уходили разочарованными. Никто не догадался задать главный вопрос: А ЧТО В ПУШКАХ?

Эта история начиналась много раз и не кончится никогда. Прав был Виталий Романович, когда говорил, что один человек не может быть хозяином исторических ценностей. И ценности, и саму историю создают ВСЕ люди, сколько их ни жило и сколько еще ни будет жить на свете. Один тут не пляшет. Он может купить, отобрать, украсть, спрятать историческую вещь. Все равно когда-нибудь она вернется.

Итак, с какого же из начал мне начать?

С самого последнего? «Когда лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы догадался повнимательнее рассмотреть фотокарточку Ник-Ника…» Неплохо. Не хуже остальных начал. Только я сперва объясню, почему Ник-Ник показал фотокарточку Виталию Романовичу. Дело в том, что он поверил лейтенанту Дюбуа…

Это еще одно начало. «Лейтенант наполеоновской армии Дюбуа, приговоренный маршалом Даву к повешению на первом суку и доживший до глубокой старости…» Спросите, как Ник-Ник мог ему поверить? С привидением разговаривал, что ли? Я отвечу, пожалуйста, но тогда придется начинать с того, кто такой Ник-Ник…

Нет, чтобы не путаться, начну с самого-самого первого из начал.

Был у Петра Великого близкий друг – талантливый полководец, мудрый царедворец, неграмотный прощелыга и великий казнокрад светлейший князь Ижорский Александр Данилович Меншиков. Такая уж это историческая личность – и позор, и гордость России в одном лице.

Меншиков не раз отличался в многолетней Северной войне со шведами. В 1706 году кавалерия под его командованием решила исход битвы при Калише, подарив русской армии одну из самых крупных побед. Обрадованный Петр придумал особую награду для своего любимца. Меншикову была пожалована усыпанная алмазами и крупными изумрудами трость с его гербом. Стоила она царской казне три тысячи шестьдесят четыре рубля шестнадцать алтын. Много это или мало? Точно пересчитать петровские рубли на нынешние невозможно. Скажем так: если бы Александр Данилович решил продать царский подарок, то получил бы за него больше килограмма золотых червонцев.

С этой трости начинается загадочная история бриллиантов светлейшего князя.

Меншиков очень дорожил царской наградой и никогда с ней не расставался. Но «дорожить» и «не расставаться» – это совсем не одно и то же! В военном походе полководцу нужна шпага, а трость – дорогая обуза, которую боязно потерять или сломать. Поэтому дорожил Меншиков НАСТОЯЩЕЙ тростью. Хранил ее под семью замками. А не расставался с ее КОПИЕЙ.

Никто не знает, сколько таких тростей было у Меншикова. Он-то утверждал, что одна. Только драгоценные камни на царском подарке почему-то стали расти. Меншиков богател, и богатела трость.

После смерти Петра Меншиков возвел на престол его вдову Екатерину I и сделался истинным правителем России при этой бездарной царице. Вот тогда-то на трости появился бриллиант с грецкий орех.

Каждый бриллиант такого размера известен во всем мире. Они носят собственные имена. Об их судьбах пишут книги. Но этому, получившему имя «Меншиков», не повезло.

Впервые он мелькнул в российской истории 28 января 1726 года, в день коронации Екатерины I. А 8 сентября 1728 года, вскоре после смерти императрицы, светлейший князь был арестован и сослан. Когда Меншиков уезжал в ссылку, трость со сверкающим бриллиантом была у него в руках. Никто не посмел отобрать награду Петра Великого.

Вслед за тем громадные богатства Меншикова были конфискованы. В списке драгоценностей числилась и трость с бриллиантами и изумрудами. Но это была НЕ ТА трость. Бриллиант «Меншиков» исчез из истории на полтора столетия.

Серьезные историки решили, что его вообще не было в природе. Несомненно, что у Меншикова, богатейшего человека России, хватило бы денег на любой драгоценный камень. Бриллиантами поменьше он мог бы пулять по воронам для тренировки меткости. Вопрос в том, где Меншиков взял «Меншикова». Ведь все такие камни известны наперечет. Поэтому серьезные историки считали, что тщеславный Меншиков вправил в царскую трость ограненный кусок горного хрусталя, чтобы пустить пыль в глаза придворным.