Блин и клад Наполеона

Он сидел рядом с Митькиной раскладушкой и вертел в руках парабеллум. Ярко светила люстра, а Дудаков себе похрапывал. Конечно же, он только притворялся спящим – и сейчас, и когда подглядывал, как Блинков-младший возился с парабеллумом! Предатель!

– А что такое реинкарнация? – невозмутимо поинтересовался Блинков-младший. Про себя он орал, он кидался на Дудакова с кулаками! Но лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы не имел права терять лицо.

– Переселение душ. Мне кажется, в прошлой жизни ты был каким-то шкодливым зверьком – хорьком или скунсом, -купец первой гильдии вцепился пальцами в затвор и – клац-клац – взвел его с потрясшей Митьку легкостью. – Почему ты не стрелял в меня?

– А вы кем были в прошлой жизни? – вместо ответа буркнул Блинков-младший.

– Бараном. Но сейчас не хочу, надоело. – Бездонный зрачок дула уставился в лоб сыщику. – Я считал, что Шпагин под присмотром нашей доблестной милиции, и был спокоен. Через неделю я бы уехал и устроил так, чтобы его выпустили. А ты что наделал?! Как мне теперь поступить – может, перестрелять вас всех, чтоб не мешали?

Блинков-младший старался смотреть не на парабеллум, а в глаза преступнику. Если хочет стрелять, то пускай стреляет в лицо! Предатель Дудаков тоже свое получит: уж конечно, убийца не оставит в живых свидетеля.

– У вас все равно нет недели, – сказал он. – У вас ее не было с самого начала. Если бы Ник-Ник не похвастался Виталию Романовичу фотокарточкой, а сказал, что едет отдохнуть за границу, то никто бы вам не помешал.

Взгляд купца первой гильдии метнулся. Конечно же, он проклинал длинный язык сообщника.

– Думаешь, я ему не говорил?! – вздохнул он, опуская пистолет.

– Как вы взвели затвор? – осмелел Блинков-младший.

– Обыкновенно… А-а-а, – купец первой гильдии усмехнулся, – значит, вот почему ты не стрелял! Это старый пистолет, здесь флажок предохранителя сработался и прокручивается впустую. Надо немного прижать его пальцем, только и всего… А если бы смог взвести, то шлепнул бы злого дядьку Синеносова?

– Сначала я выстрелил бы в воздух.

– А почему не в лоб? Чтоб кровь по всему экрану, как в стрелялке?!

– Я знаю, что такое оружие, – серьезно ответил сыщик. – Поэтому мне было страшно, когда вы целились. Не как в игре, а по-настоящему страшно. И я вам этого не прощу!

Купец первой гильдии выслушал его с пустым, как маска, лицом.

– Отдыхай, Дима. Скоро тебе будет гораздо веселее.

И, отпустив это непонятное замечание, он ушел так же тихо, как появился.

– Неосторожно ведешь себя, старичок, – как ни в чем не бывало заметил Дудаков. – Ты бы видел, как он разозлился, когда нашел у тебя под подушкой пистолет!

– Когда вы ему сказали, что у меня под подушкой пистолет, – уточнил Блинков-младший.

– Сказал, – не смутился Дудаков. – Ты еще маленький и не все понимаешь. Я спас тебе жизнь, старичок! Ты должен мне спасибо говорить.

– Нет уж, – отказался Блинков-младший, – пусть вам Синеносов спасибо говорит. А вы – ему за халявный видяшник.

– Зачем же так, старичок? Ты ведь тоже себе кое-что попросил, и правильно сделал. Из каждого неприятного положения нужно извлекать приятные моменты.

– Спасибо за подсказку. Когда заснете, я со всей приятностью стукну вас чем-нибудь по башке.

Обменявшись любезностями, пленники отвернулись каждый в свою сторону. Дудаков сразу же включил видик и стал чем-то чавкать. Можно было не сомневаться, что теперь он долго не заснет.

Глава XXIV

Рухнувшие надежды – II

Прошло не больше получаса, как вдруг в двери завозили ключом. Зачем еще вернулся Синеносов – пугать или задабривать подарками? Блинкову-младшему было все равно. Он даже не поднял голову от подушки. И вдруг… Клацанье когтей по полу, горячее дыхание, запах псины. И в довершение всего большой слюнявый язык умыл Блинкова-младшего от подбородка до лба.

Душман! Смеясь и отплевываясь Блинков-младший скатился с раскладушки. А в подвал уже входили Виталий Романович, прихрамывающий папа и почему-то Полина. Это было так здорово, что Митек испугался: а вдруг я сплю?!

– Вот видите, жив и здоров ваш Дима, – с улыбкой приговаривал купец первой гильдии, подталкивая застрявшую в дверях Полину.

Блинков-младший встретился с ним глазами, все понял и метнулся к двери:

– Папа-а!

Поздно.

Дверь захлопнулась, повернулся ключ. Никто еще ничего не понял. Полина ошалело вертела головой, Виталий Романович с научным интересом рассматривал старинные своды. Папа шел к Митьке, протягивая руки, и лицо у него было строгое, а глаза смеялись.

– Добро пожаловать, присаживайтесь, – залебезил Дудаков. Хитрый предатель уже сообразил, что перевес теперь на Митькиной стороне.

Блинков-младший добежал до папы и обнял. Надежды на спасение, которые он строил еще недавно, рухнули, но это казалось нестрашным. Все равно с папой было хорошо и надежно.

– Откройте! – ударился в дверь Виталий Романович.

Старший Блинков первым из вошедших разобрался, что к чему.

– Бросьте, – сказал он боровковскому Леонардо, – не для того же нас сюда заманили, чтобы выпустить.

– Здорово мы влипли?! – охнула Полина.

– Да нет, – сказал Митек, – это Разгильдяй влип. Нас тут долго не удержишь.

Услышав эти слова сыщика, Дудаков сжался в комок на своей раскладушке.

– Это ты для бодрости говоришь или по делу? – спросил старший Блинков.

– По делу. Только нужно дверь забаррикадировать, а то Синеносов войдет и помешает. У него пистолет.

Папа с Виталием Романовичем дружно схватились за холодильник и под протестующие вопли Дудакова уронили его поперек двери. Дверца распахнулась, посыпались замороженные продукты. Несчастный Дудаков кинулся подбирать и запихивать, но только стронул готовые обрушиться пакеты и бутылки, и они горой вывалились на пол.

– Сойдет, – заметил папа, – в одиночку он холодильник не сдвинет. Игорь, а ты почему так убиваешься?

– А это его жратва и его холодильник. Игорь староста в нашем бараке, – мстительно заметил Митек. – Надо взять его с собой, чтобы он Синеносову не помог.

– Я никуда не пойду! У меня имущество! – быстро сказал Дудаков.

Папа взял его под правый локоть, Виталий Романович под левый; Дудаков повис у них на руках, но его пинком поставили на ноги.

– У меня там деньги! – рванулся назад корреспондент «ЖЭ».

– Милиция разберется, чьи это деньги, – безжалостно пообещал Митек, надвигая на лоб резинку с фонариком.

Пленники двинулись в зияющую темноту подвала. Дудакова почти несли, он только перебирал ногами.

– Тюремщики! Вы нарушаете права человека! – фальцетом выкрикивал корреспондент «ЖЭ».

– Интересная постановка вопроса, – заметил папа. – Напомни мне потом, обсудим.

Впереди бежал Душман и недовольно взлаивал.

– Крыс чует, – предупредил Митек Полину.

– Ну и что?

– Ничего, я только заранее сказал, чтобы тебя подготовить.

– А я и не боюсь. Что я, крыс не видала? Это вы у себя в Москве от каждой мышки шарахаетесь, – завела любимую песню Полина и без паузы спросила: – Москвич, а у тебя с Ирой любовь?

– Скорее всего, – честно ответил Блинков-младший. Он еще сам до конца не разобрался.

– Жалко. А то бы я тебе письма писала.

– Ты даже не знаешь, как меня зовут.

– Я бы спросила.

– Спроси сейчас.

– Зачем? Я нарочно не знакомилась, а то ты уедешь, а мне будет жалко. Пускай ты будешь Москвич, а я буду Рыжая. Так легче.

Блинков-младший ждал, что Полина заговорит про крестик. Если бы она была в обиде, то с этого бы и начала. А раз помалкивает, то, скорее всего, папа ей крестик и не вернул. Иван Сергеевич успел ему объяснить, что единственный сын не спекулировал драгоценными металлами, а проводил оперативное мероприятие. А Полина… Влюбилась она, что ли? Блинков-младший давно смирился с тем, что девчонок трудно понять. Если не влюбилась, то почему Ирка мешает ей письма писать? А если влюбилась, то когда успела?