Тайна шляпы с сюрпризом

ПОНЕДЕЛЬНИК

Сейчас узнаем

Я намеревалась спасти виолончелиста тем же воскресным вечером, но из этого ничего не вышло. Мы не смогли найти Франта. Его не было ни в гостинице, ни в кафе, ни на пирсе, ни на пляже. Как в воду канул! Пошел, наверно, на дальнюю прогулку с пани Моникой.

Пришлось спасать его в понедельник…

Мы условились встретиться с Валерием Коленкой утром в десять около "Укромного уголка". Он был пунктуален, но выглядел весьма плачевно, словно постарел за ночь на десять лет. Виолончелист пожелтел, был мрачен и небрит. Чувствовалось, что у него сдают нервы. Даже его лысина поблекла и не сияла уже прежним победным блеском. Ну как не помочь этому несчастному?

— Пожалуйста, не огорчайтесь, — произнесла я вместо приветствия. — Увидите, все будет хорошо.

Пан Коленка протирал стекла очков и почесывал затылок.

— Ты уверена, что именно этот человек подменил мою шляпу?

— На все сто два.

— А собственно, кто он такой?

— Вы его хорошо знаете.

— Я?.. — удивленно уставился на меня пан Коленка.

— Вдела, как вы вместе выходили от огородника.

— А — а… этот человек с трубкой.

— Именно, — чуть насмешливо бросила я.

— Я его не знаю. Просто мы одновременно уходили, и он спросил меня, как готовить цветную капусту.

— Допустим, — проронила я, давая понять, что не так уж наивна, как он думает.

— Не веришь мне?

— Трудно поверить, что такого пижона с трубкой всерьез интересовало, как приготовить цветную капусту.

— Меня это тоже удивило, но факт остается фактом.

— Он интересовался только этим?

— Говорил еще что — то о погоде и о спортивном рыболовстве. Вообще был очень вежлив.

— Разумеется, если подменил вам шляпу, — колко заметила я.

— Послушай, ты твердо уверена, что это он? Мне не хотелось бы нарваться на неприятности.

"Уже выкручивается, — подумалось мне. — Может быть, разыгрывается еще одна сценка, чтобы втереть мне очки". Но, взглянув на заросшее щетиной лицо и запавшие глаза виолончелиста, проговорила:

— Успокойтесь, пожалуйста, обойдется без неприятностей.

— Умоляю тебя, Девятка, уже вчера в "Янтаре" я попал в смешное положение, — пожаловался он. — Но тогда я не владел собой. Ночью, однако, все обдумал и понял, что, если даже речь идет о таких деньгах, нельзя забывать о собственном достоинстве.

Эти благородные, прочувствованные слова тронули меня. Я уже почти уверилась в том, что его отчаяние и страдания вполне искренни, и, отбросив в сторону всякие подозрения, поверила даже в сказочку о цветной капусте.

— Нельзя забывать о чести и достоинстве, — повторила я. — Поэтому хотелось бы знать, как случилось, что эта шляпа всего за один день стала самой дорогой шляпой на свете?

Надев очки, он испытующе посмотрел на меня.

— Я скажу тебе, — начал он, приглушая голос, — но поклянись, что никому об этом слова не вымолвишь.

— Даю слово!

— Не скажешь даже собственной матери?

— Даже собственной матери, — повторила я и неосмотрительно добавила: — Даже Мацеку…

Виолончелист, вздрогнув, подозрительно меня оглядел.

— Мацеку? А кто это такой?

— Коллега.

— Я слишком далеко зашел, — развел руками виолончелист. — Нет, моя дорогая, к сожалению, не смогу сейчас тебе сказать. Скажу только в среду.

— Если вы мне не верите, — фыркнула я, — то не о чем и говорить. Меня удивляет лишь, что вы просите помочь вам.

— Пойми, не могу. — Пан Коленка снова очень расстроился. — В среду, найдешь ты шляпу или нет, я все тебе расскажу.

— А почему именно в среду?

— Потому что среда будет седьмого… — Он запнулся, как вызванный к доске нерадивый ученик, и, не закончив фразы, нервным движением сорвал очки и стал протирать стекла. Об остальном я и сама догадалась, вспомнив телеграмму и разговор с горничной в гостинице.

— Седьмого текущего месяца, — докончила я за него и через секунду продолжила с ехидной усмешкой: — Шляпа, полная дождя, а из Швеции приезжают туристы, и поэтому у горничной руки отваливаются.

Я ожидала, что он побледнеет или обомлеет с испугу, а он лишь посмотрел на меня так, будто я была карлицей или марсианкой.

— Что это за вздор, дитя мое? Что ты плетешь?

— Не плету, — ответила я с язвительной усмешкой. — Только я знаю больше, чем вам кажется.

Он пожал плечами.

— Ты очень таинственна, странно себя ведешь, и, кажется, у тебя больное воображение. Не знаю, что и подумать.

Я прищурила глаз с озорной улыбкой.

— Сейчас узнаем. Идем к этому господину.

Не делайте из меня ненормальную

Мы двинулись прямо в гостиницу "Под тремя парусами". Франта не было ни в холле, ни в клубном зале, ни в коктейль — баре. Значит, он должен быть наверху, в своем номере. Недолго думая, мы поднялись на лифте на четвертый этаж и подошли к тридцать девятому номеру. Я заранее наслаждалась, представляя себе, как побледнеет физиономия пижона, когда, открыв дверь, он увидит на пороге нас. Но Франт в это время брился, и его физиономия, вся покрытая мыльной пеной, была и без того очень бледной.

— Ты снова здесь, я же просил тебя… — недовольно пробурчал он.

Разумеется, он просил меня, но не лысого виолончелиста, который мог поэтому не опасаться, что его выкинут за дверь. Мы вошли в комнату, и виолончелист без проволочки приступил к делу:

— Эта молодая особа утверждает, что позавчера в кафе "Янтарь" вы подменили шляпу. Прошу вас…

Я так и не узнала, о чем он просит, ибо Франт резко оборвал его:

— Вы не видите, что я бреюсь? Может быть, объяснимся через минуту внизу?

— Хотелось бы все — таки выяснить… — настаивал виолончелист, не желая замечать, как на аристократической физиономии Франта появляются струпья ссохшейся пены.

— Простите, я не привык разговаривать во время бритья.

Но пан Коленка не желал прощать.

— Это необычайно важное дело! — закричал он.

— Вы не видите, что у меня засыхает пена?

— Вижу, но это не меняет сути дела! — отчаянно вопил Коленка.

— Ну, ладно, о чем идет речь?

— О шляпе.

Франт в одной руке держал бритву, в другой помазок, а на лице его засыхала пена. Мгновение он стоял в нерешительности. Но Франт не был бы Франтом, если бы не нашелся, что сказать. Театральным жестом он указал на меня.

— И вы верите этой сумасбродной девчонке? Да у нее больное воображение!

"Будто сговорились", — подумала я, но не потеряла хладнокровия.

— Я видела вас собственными глазами! — язвительно бросила я Франту, но он лишь издевательски расхохотался.

— Она нагородила вам несусветную чушь, а вы настолько наивны, что поверили. На месте матери я отвел бы ее к врачу.

Виолончелист не стал протестовать, не выдал ему как следует, а вместо этого подозрительно взглянул на меня.

— Скажи, — неуверенно произнес он, — это действительно тот самый человек?

— Тот самый, чтобы у меня язык отсох!

— Очень смешно. — Франт прямо — таки зашелся от смеха. — Послушайте, она чрезмерно впечатлительна, за всеми вокруг следит, всех подозревает. Вчера, как тень, таскалась за мной целый день… Стояла даже около моего номера и задавала нелепые вопросы…

Обращенный ко мне взгляд пана Коленки стал еще подозрительнее.

— Интересно. Мне она тоже задавала бессмысленные вопросы и несла околесицу. Что — то здесь не так… Мне кажется даже, что это она сидела на дереве и заглядывала ко мне в окно.

— Это не я, — непроизвольно вырвалось у меня. — Это Мацек!

— Видите, — подхватил Франт, — к тому же еще и отпирается.

Это уж слишком! Мое хладнокровие и самообладание вмиг испарились.

— Это вы сами от всего отпираетесь. И вы оба — один и другой — подозрительные типы.

— О, послушайте! — Франт победно улыбался. — Я же говорил, что она ненормальная.

— Я очень даже нормальная! — закричала я, топая ногами. — Это вы хотите сделать из меня чрезмерно впечатлительную. Это вы выкручиваетесь, вы лжете!..